Эрнест Cетон-Томпсон - Рольф в лесах
— Ва! Это нехорошо, — сказал Куонеб, оглядывая душную, полную мух комнатёнку. — Я построю шалаш. — Он отвернул край простыни, и три-четыре жирных клопа лениво уползли от света. — Да, я построю шалаш.
Уж наступила ночь, и все разошлись спать. Рольф с Куонебом направились к сараю, где их встретило отчаянное и знакомое кудахтанье кур. Они кинулись на помощь и убедились, что на этот раз в переполохе не повинны ни норка, ни енот. Просто Скукум взялся за прежние штучки. При виде своих хозяев он виновато поджал хвост, быстро улепетнул и покорно скорчился у столба, возле которого провёл на цепи весь прошлый август. Теперь его вновь пришлось на время лишить свободы.
Утром Куонеб принялся за постройку шалаша, а Рольф сказал:
— Съезжу-ка я к Уоррену за сахаром.
Сахар, хотя он и был нужен, послужил ему предлогом. При словах «болотная лихорадка» Рольф вспомнил, как в Реддинге эту болезнь всегда пользовали иезуитской корой (позднее более известной под названием «хинная кора»). Его мать многих вылечила с помощью этого средства, и он не помнил случая, когда бы оно не помогло. Любой лавочник в лесной глуши имеет запас лекарств, и через два часа Рольф простился с Уорреном, унося с собой двадцать пять фунтов кленового сахара и пузырёк с хинным экстрактом.
— Ты говоришь, её мухи мучают? — окликнул его лавочник. — Так вот отличная штука для полога. Только что получил из города! — И он показал юноше противомоскитную сетку.
Ничего подобного Рольфу ещё видеть не приходилось.
А что? Отличный совет! И его покупки пополнились самой интересной — десятью ярдами сети. Общий итог был приписан к его счёту, и через два часа он вернулся на ферму.
У северной стены дома Куонеб уже поставил маленькую палатку из кольев и простыни. Больная девочка лежала там на низкой постели из пихты. У входа курился можжевеловый костерок, и лёгкий ветер разносил ароматный дым по всем углам палатки.
В изголовье сидел Куонеб и куриным крылом отгонял комаров. Глаза девочки были закрыты, она сладко спала. Рольф бесшумно подошёл к ней и прикоснулся к её руке. Кожа была прохладной и чуть влажной. Он отнёс свои покупки в дом. Марта встретила его счастливой улыбкой. Да, Аннете получше. Едва её вынесли на воздух, она сразу крепко уснула. Но только зачем индеец уложил её на сосновые ветки? Зачем дымит можжевельником? И ещё поёт! Вот-вот, слышишь?
Рольф вышел посмотреть и послушать. Тихонько постукивая по жестяной миске палкой, обёрнутой в тряпку, Куонеб пел. Позже Рольф узнал, что означали слова песни:
Капускап, приди и злых духов прогони,
Пусть ребёнка они не мучают!
Аннета лежала неподвижно, но дышала легко и ровно. Впервые за много дней она не металась по постели в полубреду, а спала целительным сном детства.
— Может, её лучше в дом уносийт? — робко спросила мать.
— Нет, пусть Куонеб делает по-своему, — ответил Рольф и невольно спросил себя: сидел ли какой-нибудь белый с умирающим Вивисом, отгоняя от него мух?
52. Новое платье Аннеты
Сами по себе чувства ничего не стоят. Делом их выразишь, значит, ты человек, а слезами изольёшь, так уж лучше прямо обзаведись каменным сердцем!
Из изречений Сая Силванна— Куонеб, я пойду подстрелю рябчика!
— Ак! Это хорошо.
И Рольф ушёл в лес. Он было заколебался, не сдаться ли на горячие мольбы Скукума и не взять ли его с собой, но потом передумал. Скукум почти наверное выследит самку с выводком, а их в июне не стреляют. Самца же отыскать легко: надо только хорошенько вслушиваться в лесные звуки. Вечер был тихий, и Рольф прошёл не более полумили, когда вдалеке раздались барабанные звуки: тамп, тамп, тамп, тамп… ффрррррр! Это рябчик бил крыльями по упавшему стволу. Он направился на звук быстро, но осторожно, а потом замер, ожидая, когда птица снова забарабанит. Но рябчик что-то медлил, и Рольф, опустившись рядом с трухлявым, обросшим мхом стволом, начал ударять по нему ладонями: тамп, тамп, тамп, тамп… ффрррррр! На этот вызов тут же последовал ответ.
Тамп-тамп-тамп, тамп… ффррррррр! — воинственно загремело по лесу, и, подкравшись ближе, Рольф увидел барабанщика, который спесиво расхаживал по упавшему стволу шагах в сорока от него. Он тщательно прицелился, но не в голову, а в туловище, верно рассудив, что с сорока шагов в голову из непривычного ружья ему ни за что не попасть. Он выстрелил, птица упала со ствола, а сердце Рольфа взыграло от радости — за больную девочку, как он искренне верил. Однако тут не обошлось и без малой толики тщеславия: он хорошо стреляет, а ружьё отличное — и его собственное!
Когда он вернулся, уже совсем смерклось, и родителей он застал в большом волнении.
— Индеец говорит, что не брайт Аннету на ночь в дом! Как можно девочке спайт снаружи, как собаке, как негр… как бродяга? Это нехорошо, это плохо! — Бедный толстый Хендрик совсем растерялся.
— Хендрик, ты думаешь, ночью воздух порчу наводит?
— Ах, я не знайт, что думайт!
— Зато Куонеб знает, что надо делать.
— Так!
— Ну и не мешай ему. Либо он, либо я лягу у входа, и она отлично проспит до утра.
Рольф с дрожью вспомнил жирных рыжих клопов, поджидающих Аннету в доме. Но как ни доверял Рольф врачебным познаниям Куонеба, своей матери он доверял больше и решил дать Аннете хинной настойки, но прямо вмешиваться в лечение опасался. В конце концов он придумал уловку:
— Уже прохладно. Я повешу над её постелью полог из этой сетки.
— Ак! Это хорошо. — Однако индеец остался сидеть, где сидел.
— Ты пошёл бы отдохнуть, Куонеб, я с ней посижу.
— Скоро я дам ей ещё целительного снадобья.
Этот ответ Рольфа не устраивал, и он тут же придумал другой ход:
— Может, ты сваришь ей рябчика? А то я рукой угодил в сумах, а он ядовитый…
— Ах, давайт мне! Я варийт! — И толстуха Марта, уложив младенца в колыбель, переваливаясь, пошла варить бульон из рябчика.
«Опять не повезло!» — подумал Рольф, но тут же в голову ему пришла новая мысль. Он пощупал кружку с настоем змеиного корня. Она была ещё тёплой.
— Ты даёшь ей настой горячим или холодным, Куонеб?
— Горячим!
— Так я схожу подогрею!
Он ускользнул с кружкой, весело подумав: «Раз Куонеб помешал мне дать ей настой этой коры, так сам её им напоит!»
В полумраке кухни он незаметно влил в кружку четверть пузырька, подогрел настой и отнёс в палатку. Индеец сам напоил больную лекарством.
Услышав, что он собирается спать у входа в палатку, Аннета позвала слабеньким голоском:
— Мама! Мама! — И шепнула матери на ухо: — Пусть Рольф!
Рольф расстелил одеяло возле пихтовой постели и продремал всю ночь. Раза два он, услышав, что девочка пошевелилась, вставал взглянуть, что с ней, но она не просыпалась. Он поправлял прозрачный полог и снова ложился.
Утром с первого взгляда стало ясно, что больной много лучше. Во-первых, она попросила есть, и рябчик пришёлся как нельзя кстати. Змеиный корень с хиной отлично сделали своё дело, и здоровье возвращалось к ней с каждым днём. Марте не терпелось забрать дочку в дом. Девочка должна спать в своей постели, а не под открытым небом. Ну а клопы — неизбежное зло.
Однако Рольф не мог с этим согласиться. Он знал, что посоветовала бы и как поступила бы его мать, а потому снова отправился в лавку и вернулся с вонючей жидкостью, которая в те времена называлась «каменным маслом», а была просто неочищенной нефтью. Когда все щели в кровати и стенах были щедро промазаны нефтью, владычеству клопов пришёл конец, хотя, правда, совсем они не исчезли.
Куонеб в благодарность за радушный приём поработал на ферме, но через неделю в нём опять заговорило желание перемен.
— У нас достаточно денег, Нибовака, зачем нам оставаться тут?
Рольф вытаскивал из колодца бадью с водой. Он поставил её на край сруба, заглянул в колодец и ответил:
— Не знаю.
На самом же деле его удерживало на ферме ощущение, что он тут среди своих, и, как выяснилось, та же потребность гнала Куонеба дальше.
— Я слышал, — сказал он, — что люди моего племени всё ещё живут в Канаде, за Роусис-Пойнтом. Я повидаю их и вернусь в Багряном месяце (в августе).
У соседнего фермера нашлось маленькое каноэ, в погожее утро Скукум устроился на носу, и Куонеб отправился в стодвадцатимильное путешествие по тихим водам озёр Джордж и Шамплейн.
Скоро каноэ превратилось в тёмное пятнышко, потом можно было различить только лопасть посверкивающего на солнце весла, а затем всё заслонил мысок.
Уже на следующий день Рольф пожалел, что не поехал с Куонебом. Настоящая помощь на ферме могла понадобиться только через месяц. То есть не бесплатная. И хотя несколько дней Рольф мог помогать по-дружески, отплачивая за гостеприимство, долго такое положение ни его, ни толстого Хендрика устроить не могло.
