Олег Верещагин - Завещание рыцаря
- Не хочет говорить, - сказал Сергеич с искренним огорчением. Витёк, вставая, подал голос:
- А мы счас под ним костерок разведём - он сразу захочет… Или ещё хорошо по руке правда узнавать… - он поднёс к моей ладони кулак, и из него выпрыгнул длинный язык пламени. - Говори правду!
Я заорал - от боли и - ещё больше! - от ужаса, пронзившего меня при мысли, что это только начало.Но пламя неожиданно отодвинулось от ладони, оставив после себя свою частичку - жгучую боль. Я дышал со всхлипами - и услышал голос Сергеича:
- А ты знаешь, что мы сейчас сделаем? Мы костерок потушим и отойдём вон туда, за деревья. И ляжем отдохнуть - всю ночь наперерез вам шли, устали… А тебя оставим здесь. Мы же всё-таки не звери - мальчишку огнём пытать…
- Ты чё, Сергеич? - недовольно подал голос Витёк, но Сергеич оборвал его, заговорив громче:
- Мы костерок ХОРОШО потушим, чтобы дыма не осталось.Река тут близко, доплюнуть можно. Через полминутки тут будет половина окрестных комаров. И знаешь, что они с тобой сделают? Они тебы ВЫПЬЮТ. Понемногу, не сразу.Часов за шесть. Ну, уже часа через три ты начнёшь сознание терять, а через четыре тебя не то что мы - Склифосовского не реанимирует. Так что в пределах двух часов можешь нас будить визгом о том, что готов рассказать, где англичанин.
Витёк заржал,невероятно довольный изобретательностью шефа. А у меня от страха отнялся язык, я молча смотрел, как они гасят костёр, а потом бешено задёргался всем телом и заорал, в самом деле срываясь на визг:
- Я не знаю, где он! Правда - не знаю! Я его на кургане оставил! Да послушай-те же! Послушайте!
Сергеич, уходя, махнул рукой:
- Вспомнишь - ори.
Я и заорал - громко, без слов. Что вспоминать?! То, чего не знаю?! Мамочка, может, я сплю?! Я раньше читал книжки и всегда смеялся, когда героям приходила в критических ситуациях в голову эта дурацкая, как мне казалось, мысль. А теперь я их вполне понимал. В таком отчаяньи только и оставалось надеяться, что это сон… Только это не сон. Комарам сейчас не мешали ни камуфляж, ни даже трусы. И, продолжая орать и дёргаться, я с ужасом смотрел, как они подлетают один за другим и рассаживаются, где кому удобно. То, что я извивался, как червяк на крючке, их не колыхало - лишь бы не бил, а оста-льное ерунда…
Они садились на меня всё гуще и гуще, боль от укусов была непрерывной, но самое-то жуткое - не боль. Когда комар сосёт - это уже не больно. Неужели эти мошки могут меня убить?! Я заорал снова, закашлялся - нескольких комаров проглотил.
- Я не знаю ничего! Ну не знаю я, где он!!! - уже без какой-либо надежды крикнул я, дёрнул головой - комар укусил в угол глаза, перед лицом висела гудящая серая стена. - Помогите!
Ни звука в ответ…
Кажется, я потерял сознание - от страха…
…Я ещё несколько раз приходил в себя и терял сознание, но уже не кричал - сил не было. Страх тоже ушлё - мне очень хотелось спать, руки, скрученные над головой, продолжали болеть, но как-то отдельно от меня, а всё остальное вообще не чувствовалось.Глаз я не открывал - зачем, что я могу увидеть? Какое-то время жила страшная обида за то, что всё так кончается, потом на миг вспыхнула острая тоска по маме и боль за неё - вернётся она домой, а тут такое, она же с ума сойдёт…Но это были последние чувства, а дальше - толь-ко мягкая, бархатная, глухая чернота…
…Мне снился сон про войну. Я был ранен в ноги осколками мины, кто-то тащил меня через лес и шептал: "Тише, дружище, тише…" - иногда я начинал стонать от жгучей боли во всём теле или плакать от слабости. Он, конечно, был прав, американцы могли услышать нас, и я затихал, но потом начинал стонать снова - тихо, громче, громче… И в то же время я понимал - это сон и удивлялся лишь тому, что боль настоящая. А так это был сон - сон, потому что
где-то рядом играл магнитофон и я слышал:
- В осеннем парке
городском
Вальсирует
листва берёз,
А мы лежим
перед броском -
Нас листопад
почти занёс…
Я поворачивал голову, чтобы увидеть магнитофон на своём письменном столе - но щека касалась мёртвой, сухой травы. А песня продолжала звучать…
- Занёс скамейки и столы,
Занёс пруда бесшумный плёс,
Занёс
Холодные стволы
И брёвна
Пулемётных гнёзд.
А на затвор
Легла роса,
И грезится
Весёлый май.
И хочется
Закрыть глаза…
- Не закрывай глаза, дружище, потерпи, - тот же голос, и я снова проваливаюсь в сон, где летят по вечернему лесу трассера… нет, это светлячки… или комары, у них в лапках фонарики, чтобы найти меня…
- Они возвращаются с фонариками, - слышу я свой собственный голос. Меня перестают тащить, весь мир заслоняет лицо - откуда я его знаю? Мой ровесник, он умер где-то в лесах, потому что в него попала отравленная пуля, а я не дотащил его, потому что тоже умер - это всё ещё из одного сна, во сне мы видим мёртвых, как живых…
- Потерпи,потерпи, Эндрю, - голос мёртвого мальчишки… но я уже проваливаюсь, проваливаюсь, проваливаюсь, меня тошнит и кружится голова.
Темно…
ГЛАВА 27.
Тик. Так. Тик. Так.
Синие глаза кошачьих ходиков ровномерно скашивались вправо-влево. Тик. Так. Тик. Так.
Подброшенный страхом, я вскинулся, но голова мягко, сильно закружи-лась, слабость опрокинула меня в подушки. Мгновенно взмокший, с колотящимся от напряжения сердцем, я дико огляделся.
Светлая, аккуратная комнатка сельского домика - с вязаными половиками на полу, боком русской печки, бревенчатыми стенами, фотографиями на стене, в голубой общей рамочке. Стол, на нём - что-то, накрытое полотенцем. За окном - дождь, по жестяному карнизу лупят упругие струйки. Я сам лежал на большой кровати - такие, металлические, надёжные, с высокими спинками, украшенными шариками - раньше считались в деревнях признаком богатства. Перина вместо матраса - непривычно…
Справа от меня спал Энтони - носом к стене, виден только затылок с рыжиной.
Я закрыл глаза, пытаясь хотя бы чуть привести в порядок ту кашу, которая заменила мне мысли. Среди прочих была и дурацкая мысль, что всё вокруг - самый обычный рай, куда мы благополучно попали после всех наших приключений. Неверующий и англиканин - в одном раю… Это прикол.
- Интересно, стук дождя по карнизу похож на скворчание яичницы - или наоборот? - услышав голос Энтони, я открыл глаза и уставился на него, а он, закинув правую руку за голову, со вздохом добавил: - Как бы там ни было - есть всё равно хочется…
Я почувствовал, что сейчас постыднейшим образом зареву и деловито спросил:
- Мы где?
- Кто его знает, - беззаботно ответил Энтони, садясь в постели. - Одежды нет, - констатировал он, - и пистолет мой пропал… Я с полчаса назад в себя пришёл, гляжу - ты рядом… - он помедлил, отвернулся и продолжал, глядя в стену: - Ну, я снова уснул… А до этого…
…Энтони помнил, как мы шли в дождь по лесу.Следующее его воспоминание - он пришёл в себя на кургане, не чувствуя всей левой половины тела. Рана воспалилась, плечо вспухло, но Энтони было не до этого и не до того, как он попал на курган и куда делся я - в полусотне метров от него поднимались по склону Сергеич и Витёк с пистолетами наготове. Энтони собирался начать отстреливаться (и погибнуть, потому что оба бандита временами превращались в его глазах в какие-то зыбкие силуэты, а "вальтер" весил не меньше центнера), чуть отполз за кусты и… провалился в заросли ежевики, скрывшие собой дыру - примерно полметра на полметра, судя по всему, промытую водой. Короче, его не нашли. В дыре Энтони снова потерял сознание и пришёл в себя от моих криков - я звал на помощь. Как он смог выбраться и двигаться с температурой под сорок - Энтони не помнил. Не смог объяснить он и того, как переплыл речушку, подобрался к лагерю бандитов, незаметно снял меня с сучка и ухитрился куда-то тащить. Сколько тащил и куда - он просто не помнил… Потом - светящееся окно, из последних сил Энтони тянул меня к нему - ползком, волоча меня следом - а дополз или нет…
…- Судя по всему - дополз, - я ещё раз осмотрелся. Говорить о прошлом не хотелось совсем. Вспоминать его было страшно. Но одно НАДО было сказать…
- Тошк, - окликнул я его, - а я ведь тебя сдал. Я сказал, что оставил тебя на вершине кургана… когда мне про комаров объяснили.
- Ну сказал, - усехнулся Энтони. - И я бы сказал, если бы таким пригрозили.
- Понимаешь, - мучаясь от стыда, поспешно продолжил я, - если бы били… или ещё как-нибудь… я бы…
- Брось, - Энтони толкнул меня в плечо, - это всё ерунда. Я на этом кургане что - святым духом оказался?
- Не совсем… - вздохнул я, вспомнив лес и свой путь через него.
- Ну вот и брось, говорю… Лучше бы выяснить, где это мы всё-таки?
- Мы… - я осекся - в смежной комнате зашаркали шаги. - Вот сейчас и выясним.
…Почти пятьдесят лет Александра Ильинична проработала учителем в Разгуляйской основной общеобразовательной школе. "Очень подходящее название - Разгуляйская," - добавила она. Поэтому её трудно было чем-то удивить. Однако - и к ней не каждую ночь вваливались такие гости, как три дня назад. Старушка собиралась ложиться спать, когда в дверь поскреблись. Причём странно - внизу двери.Александра Ильинична даже испугалась, но дверь открыла.
