Вахтанг Ананян - Пленники Барсова ущелья
Ашот с Гагиком потянули. Саркис закричал так, словно его резали, но никто не обратил на это внимания, только Шушик в отчаянии схватилась за щеки и отвернулась.
— Ну вот, теперь она, кажется, стала на место, — сказал Асо.
Быстро нарвав из коры карагача ленты, Асо сплел из них веревку. Один ее конец он примотал к тяжелому камню, а другой обвязал вокруг больной ноги Саркиса и подставил под нее пенек. Теперь нога все время оставалась в вытянутом положении.
Саркис дико кричал и стонал, требовал, чтобы его не трогали, не двигали.
— Потерпи, Саркис-джан, потерпи. Как только кость укрепится на своем месте, мы тебя не будем трогать, — успокаивал его Ашот, сам удивляясь своей мягкости.
— Товарищи, огонь, огонь! — вдруг закричал Асо. Найди он горсть бриллиантов, и то, пожалуй, не пришел бы в такой восторг.
— Где? Где, какой огонь?
— Посмотрите на куртку Ашота, на край рукава… Трут!..
Куртка была на Саркисе. Ребята поглядели, но ничего не увидели..
— Какой огонь, Асо, где? А пастушок кричал:
— Саркис, Саркис, не двигай руками, сажу стряхнешь!
Товарищи с удивлением следили за Асо. Даже Шушик — и та высвободилась из-под листьев и уставилась на пастушка. Подбежал и вопросительно уставился на своего хозяина Бойнах. «Нашли, должно быть, заячьи потроха, если так обрадовались», — вероятно, думал он. А Асо с большой осторожностью поднял руку Саркиса и показал на торчащий из рукава давно обгоревший клочок черной ваты.
— Это трут! — объяснил он. — Сейчас он станет огнем… Дайте-ка мне сухие гнилушки.
С Саркиса с трудом, очень осторожно стянули куртку, и, приблизив кремень к черной полоске на рукаве, Асо начал энергично бить ножом по кремню.
Дождем посыпались искры. Черная, когда-то уже горевшая вата вскоре задымилась, стала совсем красной, и в воздухе распространился запах гари.
Ребята затаили дыхание.
Красная полоска разгоралась все сильнее, и вскоре по ней побежал огонек — рукав начал гореть.
— Давайте сюда гнилушки! Дуйте! Так… Довольно, сожжете. Ну, все, теперь гасите рукав.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
О том, чему учил ребят опыт тяжелых дней
Вскоре ребята снова сидели вокруг костра и, позабыв о холоде и пережитом ужасе, мирно беседовали.
После мрачной, тяжелой ночи день казался особенно ясным, а мир — радостным. Смерть, прошедшая совсем близко, делала жизнь чуть ли не прекрасной, несмотря на то, что ребята остались и без тех жалких удобств и вещей, которые были у них раньше: без постелей, топлива, сумки, книг, тетрадей… У Ашота исчезло пальто, у Асо — аба; исчезла шапка Саркиса, один башмак Шушик. И все же, пройдя через новое испытание, дети приобрели опыт, веру в свои силы.
— Что это было, Ашот? Какое чудовище пришло и ушло? — спросил Асо, когда все немного согрелись, отдохнули.
Для него Ашот был авторитетом. Он должен знать все тайны мира!
— Я ведь все видел, — добавил он. — Вода вырвалась из-под скалы — бух! Точно скала воздуха в грудь набрала и выдохнула.
— А я спал, и мне приснилось, что мы во дворе у Шушик курицу ощипываем, собираемся зажарить, — начал рассказывать о своих впечатлениях Гагик. — И тут вдруг этот поток вышвырнул меня из пещеры, как молодое вино пробку из бутылки вышибает. Схватился я с ним — а он бежать. Дал бы, черт, хоть курицу съесть.
Ашот давно уже понял, что это и был тот самый поток, который орошал сад его прадеда. Он рассказал эту историю товарищам и по тому, как слушал его Асо, понял, что пастушок серьезно встревожен.
— Никаких чертей тут нет, Асо, — сказал Ашот. — Это вода. Она собирается в глубинах земли. Помнишь, мы все время слышали — цлт-цлт, выш-выш. Это капало в водоем. А когда он переполняется, вода бежит через край. Только вот почему с такой силой, этого мы не можем понять. Расскажем потом нашим отцам, приедут сюда специалисты, обследуют. А сейчас, ребята, пойдем и поглядим, что же делается в нашем жилье.
Асо все еще боялся, но возражать не посмел. А Гагик сказал:
— Я пойду наломаю веток для костра… — И вдруг вспомнил: — Ты понял теперь, Ашот, почему в нашей пещере не было козьих следов?
— Да, ведь в самом деле! — спохватился Ашот и даже ударил себя ладонью по лбу. — Это ведь очень важно! Значит, дикие козы знают, что из этой пещеры время от времени вырывается вода! Это инстинкт самосохранения.
И, в изумлении покачивая головой, Ашот пошел к злополучной пещере. За ним следовал Гагик.
Склон перед пещерой вода очистила от камней, а пониже — от снега. Кое-где лежали кучки выброшенных веток валежника.
— Ой, мое пальто! — обрадовался Ашот. Действительно, оно висело, зацепившись за какой-то куст.
Не без некоторого страха ребята вошли в пещеру. Воды в ней не было, но из дальнего угла доносилось какое-то посвистывание, бульканье, плеск. Ашот с Гагиком прислушивались к этим звукам с такой боязнью, точно вот-вот снова загрохочет и вырвется наружу вода.
Неуверенно сделав несколько шагов вперед, Ашот опустился, на мокрый пол и пополз в глубь пещеры.
— Да, — прошептал он, — опустевший водоем наполняется снова. Откуда-то из глубины горы в него поступает вода. Но почему это хранилище так стремительно выбрасывает ее, а затем закрывается снова?
Мальчики дошли до одного из углов, где было совершенно сухо — вода пронеслась стороной. Из-под груды листьев на них испуганно поглядывали два маленьких черных глаза.
— Так ты уцелел, милый мой! — обрадовался Ашот, обнаружив любимца Шушик, маленького ежика.
Ежик мгновенно свернулся в колючий клубок, однако Ашот осторожно взял его и сунул в карман своего мокрого пальто.
Ребята вышли из злополучной пещеры. Какой все же негостеприимной она оказалась!
Что же им делать теперь? Искать новую квартиру? Раскладывать новые постели? Снова собирать топливо? Или, может быть, бросить все это и продолжать работу на тропинке?
С такими горькими мыслями прощался Ашот с их «бешеным» жильем.
— Ой, ежик мой жив! — радостно воскликнула Шушик, когда Ашот вынул его из кармана и протянул девочке. — А что с сумкой? Не нашлась?
— Сумка твоя тоже цела. Держи.
— Но как же это она сухой осталась? — удивилась Шушик. — Она ведь со мной рядом лежала!
— Ночью я повесил ее на стенку, — сказал Асо, — чтобы не мешала…
— Опять «по знакомству»! Эх, Асо, Асо, покровительствуешь ты близким, — погрозил ему пальцем Гагик.
— Это хорошо, что книги Шушик сохранились, — заявил Ашот. — Мы сможем иногда даже читать. Ночью, в свободные часы… Саркис, а как твоя нога? Лучше? Не болит больше? Ну, молодец! Все это пройдет — все тяжести, все трудные дни… А человек останется. Вернемся домой — все забудется, не забудется только ни то плохое, ни то хорошее, что мы здесь сделали, — верный своему торжественному тону, говорил Ашот. — А теперь посмотрим, что дал урок, вынесенный нами из последних злоключений.
Любитель собраний и речей, Ашот не обошелся без них даже и теперь.
— Пусть каждый из вас припомнит, как вел он себя в то время, когда хлынула вода, и потом… — с жаром произнес он и обвел товарищей пытливым взглядом.
Саркис потупился, а Шушик улыбнулась:
— Я плакала и звала маму…
— Напрасно, — наставительно сказал звеньевой. — Нам, может, придется перенести не менее тяжелые испытания, и надо к ним готовиться.
Лишения, казалось, совершенно не сломили Ашота. Ну и воля была у этого мальчика! Голос его звучал среди скал твердо, звонко, но, как всегда, уж слишком торжественно.
— Я хочу рассказать вам одну историю, — начал он после небольшой паузы. — Однажды, слышал я от деда, на Севан приехал из Петербурга ученый, академик. Хотел побывать в монастыре. А монастырь находился на острове. Вот и попросил он рыбаков Цамакаберда[25] отвезти его. Рыбаки согласились и повезли его на своей барже. Плывут. Ученый спрашивает одного из рыбаков: «Приятель, ты знаешь арифметику?» — «Нет, барин». — «Жаль, — качает головой барина — четверть жизни твоей потеряна». Спрашивает другого: «А ты грамматику знаешь?… А географию?…» — «Нет, барин, мы люди неграмотные, наша жизнь только тут, на озере, проходит» «Жаль, половина вашей жизни потеряна», — говорит приезжий. На полпути поднимается буря. Рыбаки снимают с себя одежду. Один из них спрашивает: «А ты, барин, плавать умеешь?» — «Нет». — «Жаль, вся твоя жизнь потеряна: перевернется сейчас наша баржа»… Зачем я повторил вам этот рассказ моего деда? — продолжал Ашот.
Но Гагик без стеснения перебил его:
— Поняли, поняли! Из пе-да-го-гических соображений, — с нескрываемой иронией протянул он. — Ты, брат, верен себе…
Ашот вспылил, но закусил губу. Кто знает, может, действительно сейчас неуместно было призывать товарищей к мужеству? Хотя почему?… Ашот считал, что подобные беседы никогда не лишние.
![Василий Клёпов - Тайна Золотой долины [Издание 1958 г.]](/uploads/posts/books/215618/215618.jpg)