Екатерина Неволина - Город-невидимка
Шаман горько вздохнул.
— Что? — Глеб медленно поднял голову. — Ты о чем? Что это ты говоришь?
— Я говорю, молодой шаман, что тело — это оболочка. Как сосуд из олешковой шкуры, а внутри может быть как чистая родниковая вода, так и злая обжигающая вода пришлых людей.
Глеб пропустил все эти философские рассуждения мимо ушей и попытался вцепиться в меховую парку старого шамана, но рука прошла сквозь него, как сквозь воздух, — неудивительно, если вспомнить, что сам старик давным-давно умер.
— Ты говоришь об… — парень замолчал, подавившись последним словом.
— Она не та, кем кажется, — кивнул шаман, — тело — старое, душа — мертвая, давно мертвая… Это она убила твою возлюбленную.
Глеб вскочил и тут же покачнулся — в голове звенело, а ноги едва держали его.
Теперь все становилось на свои места. Вот почему так разительно, почти неправдоподобно изменилась Александра! Но как же он мог не заметить, не понять этого! И… и что она сделала с Ольгой?!.
Он хотел что-то сказать, но как раз в эту минуту хлопнула входная дверь, и из коридора раздался звонкий голосок:
— Я вернулась!..
Глеб содрогнулся.
— Не спеши, молодой шаман, — поспешно заговорил старик. — Помни, в ее теле чужая, мертвая душа. Тело не виновато. А ваш колдун, вероятно, еще может вернуть прежнюю душу. Я знаю, она еще не переплыла за море, застряла где-то между мирами. Раньше я бил бы в свой бубен и позвал бы ее, а сейчас, прости, не могу…
Он говорил все тише и тише и становился все бледнее, пока не исчез совсем.
Глеб медленно повернулся к выходу.
Она стояла в дверном проеме и улыбалась беспечно, словно маленькая девочка. Щеки разрумянились от мороза, глаза возбужденно блестели, волосы — всегда безупречно уложенные у Александры — растрепались. И платье какое-то слишком легкомысленное, с оборочками, словно бы подростковое. Как можно было пропустить, проглядеть все это?! Воистину, если боги хотят наказать, они делают человека слепым и глухим. А тот поцелуй?! Глеб почувствовал, как кровь отливает от его лица. Каким же слепым ослом он был! Как же мучительно стыдно!
Глядя на стоящую перед ним девушку, Глеб понимал, что это не Саша. Теперь-то он осознал это со всей неожиданной отчетливостью. Поздновато…
Под его взглядом улыбка сбежала с губ девушки, но она все же старалась держать себя в руках.
— Что-то случилось, Глеб? — спросила та, которая обитала в теле его подруги и верной соратницы.
Он кивнул. Да. Случилось. Она еще спрашивает. Ему вдруг захотелось обхватить руками эту тонкую шею и крутануть изо всех сил. «Тело не виновато», — вспомнились ему слова старого шамана. Глеб до боли, до ломоты в челюстях стиснул зубы. Легко совершить ошибку, исправить которую невозможно так же, как невозможно повернуть реку вспять.
— Глеб, — она, кажется, все поняла, но продолжала на что-то надеяться и протянула к нему руки. — Глеб, я люблю тебя! Я сделала все это только ради тебя! Только для того, чтобы быть с тобой! Возле тебя! Пожалуйста, не прогоняй меня! Ну хочешь, ударь! Хочешь, накажи! Только не прогоняй!
Она выглядела так растерянно и жалко, что защемило сердце.
— Ты, наверное, в детстве фильм про трех мушкетеров любила, — послышался от двери насмешливый голос, тут же прервавшийся новым приступом кашля. — Узнаю эту сцену: Миледи давит на жалость д’Артаньяну, будучи пойманной после отравления его возлюбленной.
Ян стоял в дверях, и тонко очерченный рот кривила усмешка.
Та, что была в теле Александры, испуганно вздрогнула и беспомощно, по-детски закрыла глаза, надеясь, что, когда откроет их, ситуация изменится к лучшему.
* * *Все кончено.
Лиза понимала это, и в груди черной волной поднималась злость. Разве она хотела чего-то особенного? Нет! Просто жить! Просто взыскать с сестрицы ее долг! Почему же все, что она пытается сделать, обречено на поражение? Ей так хотелось получить Глеба, отняв его даже не у той рыжеволосой, а у сестры, у Алекс! Та несла его образ в своем сердце, а для Лизы было важно забрать у сестрицы все, получить то, что той так и не удалось! Разве она, Лиза, не боролась за собственное счастье? И ведь почти что вышло…
Как же несправедливо! Почему жизнь всегда была к ней несправедлива!
И теперь — все кончено…
…или еще не все?..
* * *Северин добрался до деревни уже почти к обеду. Распрощавшись с последней попуткой, он прошел туда, где на горизонте виднелся обшарпанный купол старой церкви. Воспоминания о столкновении оказались еще слишком свежи и слишком болезненны, и парень почувствовал тянущую боль в уже закрывшихся, но еще помнящих о пулях ранах.
Он пошатнулся и схватился рукой за бок, вспоминая, как разъезжались на кровавом снегу ставшие вдруг непослушными лапы…
Как хотелось закрыть глаза, опуститься на снег, прижавшись к нему пылающим от боли лбом, но нельзя. Он и так потерял слишком много времени. Парень сжал зубы и шагнул вперед.
Снегопада сегодня не было, но серое низкое небо заволокли тучи, основательно укрыв за собой неласковое зимнее солнце. День казался мрачным, словно бы и не проснувшимся. От далекой деревни доносились невнятные звуки, в некоторых домах горел свет.
С трудом, словно преодолевая невидимое препятствие, Северин вошел в церковь. От натуги на его лбу выступил пот.
В храме было холодно и пусто, одна из стен полуразвалилась, в углу громоздилась груда битых кирпичей вперемежку с осколками бутылок и пустыми сигаретными пачками… Снег, лежащий на полу старой церкви, был истоптан, и Северин наклонился, изучая следы. Да, они были здесь. Судя по всему, человек восемь, не меньше. Он повел носом, пытаясь уловить запах, но почувствовал только старые запахи церкви. Куда же направились похитители? За церковью их следы терялись — их надежно замела та самая метель, что сопровождала отступление врагов, увозивших с собой Динку.
Даже Северин не смог бы обнаружить их следы. Поискав немного в окрестностях, он повернул в сторону деревни, надеясь обнаружить что-нибудь там.
Деревенька была небольшая и, судя по всему, наполовину пустующая, по крайней мере в зимнее время, когда не наезжают из ближайших городов суетливые дачники. Парень осмотрелся и почти сразу обнаружил, что в одном из заброшенных покосившихся домов кто-то совсем недавно был. Северин снял висевший скорее для красоты, чем ради пользы, замок и шагнул в сени, за которыми находилась небольшая комната. В доме отчетливо пахло запустением, но к этому запаху слабо примешивались запахи людей… Парень прошел вдоль ободранных стен, оглядываясь и принюхиваясь. Очевидно, те, кто напал на «русичей», провели здесь в засаде целый день. Вполне логично, что приехали они до рассвета, чтобы не попасть под наблюдение омоновцев, а затем, выбрав время, пока боевики сражались с собственными галлюцинациями, вызванными мощной магией, а может, и подкрепленные каким-нибудь помогающим воображению газом, атаковали ребят.
Но как же враги попали сюда? Уж точно не на перекладных, как Северин. Но и следов машины тоже не видно. Машину сложно здесь спрятать, да и не слишком удобно — по дороге редко ездили, она вся в глубоких колеях, завязнуть в которых легче легкого… Скорее уж что-то небольшое, маневренное, то, чему не страшны сугробы.
Изучение двора подтвердило догадку Северина — он заметил следы больших полозьев. Значит, снегоход. И удобно, и быстро, и маневренно.
Пока Северин осматривался, у забора собралась небольшая стая местных собак. Они явно боялись и поджимали хвосты, но все же следили за опасным чужаком. Худые, недокормленные, похожие скорее на обтянутые шкурой скелеты — из тех, кого называют Кабысдохами, произнося это псевдоимя раздельно: «Кабы Сдох», — они все же были готовы до последнего защищать свои владения. В отличие от людей животные не умели предавать.
Северин тихо рыкнул — не грозно, предупреждающе, — и собаки отпрянули еще чуть дальше. Кто-то надрывно заскулил, но они все же не покинули свой пост.
— Да ухожу я, ухожу, нужны вы мне, — пробормотал парень и, выйдя из висящей на одной петле покосившейся калитки, направился обратно в сторону церкви. Картина произошедшего вчера стала немного яснее, но на главный вопрос — где искать Динку — он еще не получил ответа.
«Каждая минута на счету! — думал Северин, все кружа вокруг ветхого строения. — Ну хоть какая-то зацепка!.. Надо попробовать перекинуться — волк чует лучше, чем человек…»
Раньше переходы в волчий образ происходили у него сами собой, под влиянием мощной волной захлестывающей душу ярости. Теперь он закрыл глаза и попытался, сосредоточившись, воспроизвести это состояние. Тело напряжено. Искорка загорается где-то внутри, внизу живота, а потом поднимается, все разрастаясь и разрастаясь, пока не превратится в бушующее пламя.
Грудь Северина обожгло, тело выгнулось дугой. Он почувствовал боль в перерождающихся мышцах — такую острую, что едва можно терпеть. Но сильнее боли оказалась радость. Получилось! У него получилось!
