Николай Блинов - Флаг на грот-мачте
Володя подошел к ним и отрицательно покачал головой.
– Пока ничего, – сказал он огорченно.
– Что же, ищите дальше, – сказал Гленарван.
– Удрать хотел, гад ползучий! – сказал Кожаный и кивнул на связанного. – Шлепнуть бы его, и вся недолга!
– Уймись, – сказал Гленарван.
И тут Никита вспомнил, что видел этого Кожаного у отца в столовой в первый свой день в Архангельске.
Миновали избушку и снова углубились в заросли. Еще не меньше часа они лазили по лесу, обдирая руки и ноги об острые сучья. Прочесывали окрестность вдоль и поперек. Потом снова вернулись к избушке, повалились кто куда мог – устали.
У сторожки все так же неподвижно сидели трое. Капитан скривил губы в презрительной усмешке.
– Должен быть знак. Раз карты нет, должна быть какая-то точная примета, – сказал Гленарван и выплюнул травинку, которую грыз в нетерпении. – Должен!
– А есть карта, – сказал вдруг Ленька.
Он вытащил из кармана свою затрепанную книжку и открыл ее на той странице, где нарисована была карта с Зеленой Кошки.
Гленарван внимательно рассмотрел карту и сказал:
– Все верно. Мы находимся как раз там, где крестик. Ну и что?
И тут Никита вдруг ясно увидел на карте пристань Глубокий яр, безымянную речку, острый нос «Святителя Михаила» и стрелу, протянувшуюся от него к избушке посреди леса.
– Вот это да! – выдохнул Карпа. – Как же мы сами-то не догадались?
– Откуда это у вас? – спросил Гленарван.
– На Зеленой Кошке этот капитан со скаут-мастером встречались. Он ее на песке начертил. А мы срисовали, – объяснил Ленька.
Гленарван посмотрел на Кожаного и ничего не сказал.
– Хорошая карта, – сказал Кожаный, – нам ее два месяца назад…
Гленарван задумчиво смотрел на солнечное пятно компаса с узорчатой надписью «Святитель Михаил», что валялся на траве. Потом он медленно нагнулся и взял его в руки.
– Компас, – прошептал вдруг Ленька. – Зюйд-зюйд-ост…
– Точно! – Гленарван посмотрел на Леньку и вскочил. – Вот зачем он был им нужен!
Он внимательно рассмотрел шкалу.
– Норд-ост-ост. Три градуса… Катушка зафиксирована, пеленгатор сломан… Стрелка всегда будет указывать направление от избушки на сокровище.
Гленарван посмотрел на свой наручный компас, определил направление и махнул рукой:
– Так идти. Ориентир вон та сухая лемина!
Ленька, который давно все понял, первым скрылся в кустах. За ним нестройной гурьбой бросились остальные.
– А вы, капитан, тоже, я вижу, не прочь поиграть в пиратов и сокровища, – сказал Гленарван арестованному.
Капитан с откровенной злобой взглянул вслед убегающим пионерам и молча отвернулся.
Через несколько минут на весь лес разнесся ликующий Ленькин крик:
– Есть!
Когда Никита подбежал, многими быстрыми руками с захоронки уже был снят толстый верхний слой дерна. Под ним угадывались контуры двух длинных ящиков, завернутых в промасленную ветошь. Их быстро извлекли из ямы. Гленарван откинул металлические защелки и открыл крышки.
– Вот они, ваши сокровища, – сказал он Карпе. – Дорогие побрякушки! Ну как, нравятся?
В первом ящике в ряд лежали английские винтовки. На некоторых стволах видны были не до конца отчищенные следы ржавчины. Во втором оказался пулемет системы «гочкис», патроны и ленты.
– Ну, вот и все, – сказал Гленарван довольно.
Ленька достал записную книжку и нанес на свою карту обозначения.
– На всякий случай, – сказал он, как бы отвечая на вопросительный взгляд Никиты.
Глава 34
– Мы напрямик к причалу, – сказал Кожаный. – У нас там мотор.
– Носильщики, вперед, – скомандовал Володя. – Меняемся через сто метров.
Ящики несли по четыре человека. Шли, растянувшись цепочкой по узкой извилистой тропе. Часто останавливались; меняясь у тяжелых ящиков. Кожаный и Гленарван увели капитана вперед.
Неожиданно быстро тропинка вывела к опушке, с которой распахнулся двинский простор. Совсем близко виден был знакомый косогор и песчаный спуск к пристани.
Когда отряд спустился к причалу, все трое уже сидели в моторке. На длинной веревке к ней привязана была «Эсмеральда-2». Носильщики закатали штаны до колен и втащили ящики на борт.
Гленарван и Кожаный пожали руки Володе.
– Ну спасибо вам, молодцы, разведчики! – крикнул Гленарван. – Вы нам крепко помогли! Еще встретимся.
Гленарван махнул всем рукой и крутанул рукоятку. Мотор затарахтел, выплевывая воду через трубку в борту. Моторка ходко пошла вниз. За ней, высоко задирая нос, послушно подскакивала на мелкой волне пустая «Эсмеральда-2».
– Ну а теперь скорее домой! – сказал Володя. – У дежурных небось вся каша пригорела. После обеда общий сбор.
– Какая повестка? – весело спросил Тодик.
– Обсуждаем личное дело звеньевых Никиты Лепехина и Карпа Шишова, – ответил Володя. – А вы как думали?
Тодик ошарашенно уставился на Володю, а у Никиты екнуло сердце.
Ленька поднялся на откос первым и подождал Никиту и Карпу.
– Поговорить надо, – сказал он хмуро. Все трое уселись у знакомого камня.
– Я хотел сказать, – начал Ленька. – Я не буду за вас на этом сборе. Я не могу, ребята…
– Это почему? – удивился Карпа.
– Помните на нашем гербе? Дружба – это верность и честь… Без верности и чести нет дружбы… Ведь это было нечестно плавать тогда ночью… Мы же все дали слово… Понимаете вы меня?
Никита кивнул.
– Ладно, чего там, – сказал Карпа, – за одного битого двух небитых дают!
***
Общий сбор проходил бурно. Кричали так, что вороны испуганно взлетали с сосен и носились над ними, истошно каркая, боясь усесться обратно. Некоторые предлагали объявить Никите и Карпе благодарность за героизм и проявленную смекалку. Больше всех горячилась Маняша Уткина.
– Да они же герои! – кричала она, вскакивая с места. – Им грамоту надо за храбрость, а мы их судим… Думаете, им было не страшно? А они поплыли, не побоялись врага…
– Они же слово давали со всеми вместе! – крикнул кто-то сзади. Маняша не слушала.
– Да я бы сама… Да позови они, я бы с ними, не задумываясь… Куда скажут…
– Тебе нельзя было с ними, – раздался тот же голос. – Они небось голышом плыли-то!
Маняша вдруг покраснела так, что у нее на глазах выступили слезы.
– Дурак! – крикнула она и села, спрятав лицо за спинами девчонок.
Когда все откричались, встал Володя и оглядел притихшие, обращенные к нему лица.
– Они, конечно, хорошие ребята, – сказал он. – И судить их нам трудно. Но необходимо. Потому что принятое решение обязательно для всех. А для звеньевых особенно. Предлагаю следующее решение общего собрания лагеря.
Пункт первый: за грубое нарушение дисциплины и решения общего собрания, чтобы не купаться в Двине, Никиту Лепехина и Карпа Шишова из лагеря исключить…
– Ну это уж слишком! – закричали сзади.
– Мы так не согласны!
– Пункт второй, – продолжал Володя. – Учитывая добровольное признание нарушителей дисциплины, а также помощь революционному делу, проявленную при нарушении, считать возможным оставить Никиту Лепехина и Карпа Шишова в лагере, лишив их сроком на неделю звания звеньевых и отправив на это время на кухню чистить картошку. Других предложений нет? Голосуем… Кто за?
Против подняла руку одна только Маняша Уткина. Ленька при голосовании воздержался.
***
А грамоту, про которую говорила Маняша, отряд все-таки получил. Это случилось за два дня до отъезда из лагеря.
Когда кончили обедать и дежурные бренчали мисками, складывая их в высокие стопки, неожиданно приехал секретарь губкома Василий Олишев и Николай Демьянович, отец Никиты. Они ушли с Володей в штабную палатку. Через несколько минут Володя выглянул и скомандовал общий сбор. Все пять звеньев выстроились у флага и ждали, что будет дальше. Перед шеренгой стояли трое. Широкоплечий Лепехин-старший в длинной кавалерийской шинели, высокий Олишев в кожаной куртке, перетянутой портупеей, юношески стройный Володя в своей выцветшей на солнце солдатской гимнастерке.
Володя скомандовал «смирно!» и отдал рапорт Олишеву:
– Первый городской на торжественную линейку построен…
Олишев по-военному отдал честь, сделал шаг вперед и сказал:
– Решением губкома РКСМ и губчека за помощь при обезвреживании опасной группы врагов революции и проявленные при этом находчивость и смелость наградить Первый городской отряд юных пионеров города Архангельска почетной грамотой. К защите революционного дела будьте готовы!
– Всегда готовы! – в лад гаркнули пятьдесят звонких глоток.
– Получить грамоту поручается звеньевым Лепехину, Петрову и Шишову, – сказал Володя. – Выйти из строя!
