Диана Джонс - Волшебные одежды
Потом он ушел. Я села и посмотрела на желтое лицо Робин. Едва лишь дверь закрылась, как Робин подхватилась с подушки.
— Ну и что мы будет с этим делать? — спросила я.
— Джей хочет заполучить Одного — точно так же, как и король! — сказала Робин. — Лучше бы мне умереть!
Она сказала об этом впервые, но я поняла, что она говорит всерьез. Робин бросилась на кровать, столкнула кошек, сжалась в комок и разрыдалась.
— Перестань, — сказала я ей. — Я сейчас думаю над одной вещью. Я уже почти придумала.
И я помчалась разыскивать Хэрна — как и хотела, до того, как Джей мне помешал.
— Танакви, извини! — сквозь слезы крикнула мне вслед Робин. — Я только и делаю, что извожу тебя жалобами. Ты такая терпеливая.
Терпеливая?! Если бы Робин только знала…
— Я уже сто раз готова была тебе врезать! — крикнула я в ответ и выскочила из мельницы в сгущающиеся сумерки.
Хэрн с угрюмым видом сидел под деревом. Позади весело мерцали костры королевского лагеря, и огонь отражался в водах запруды. Кто-то пел.
— Хэрн, — спросила я, — какую клятву ты дал Бессмертным, когда Гулл с папой уходили на войну?
— Я поклялся, что освобожу нашу землю от варваров, — мрачно ответил Хэрн. — Ха-ха! Чушь сплошная.
— А! — только и сказала я. Я никак не могла понять, что же Один может сотворить из этой клятвы. Со мной было проще. Я попросила, чтобы из меня сделали мальчишку и отправили на войну — и Кен действительно принял меня за мальчишку, потому что на мне была одежда Хэрна. — Да, и еще одно. Та девчонка-варварка на крыше, которая сказала нам про прилив — что на ней было надето?
Хэрн нахмурился.
— Какая-то синяя накидка… Нет. Не может быть. Варвары не носят накидок. Не знаю.
Вот оно!
— А Танамил носил, — сказала я.
— Карс Адон, наверное, сказал бы, что он совсем заделался местным, — мрачно произнес Хэрн, невольно выдав, о чем он думает. После тех пришельцев, явившихся из-за сломанного моста, никаких новостей про Карса Адона не было. — Отстань.
Я ушла обратно и принялась рассматривать мою накидку в свете лампы. Когда Робин спросила, что это я такое делаю, я сказала, что шью накидку, но скоро пойду спать.
— Я на нее смотрела, — сказала Робин. — Очень красиво. Но почему ты используешь для обозначения реки это странное слово? Я даже подумала сперва, что ты говоришь об Одном.
Меня словно громом поразило.
— Робин! — воскликнула я. — Я знала, что ты мне поможешь!
Робин имела в виду тот знак Реки, которому меня научил Танамил. Он немного похож на знак «брат». Мне это часто приходило в голову. Я выскочила наружу, нарвала у мельничного колеса охапку тростника, примостилась у лампы и принялась плести. Я сплела из тростника два знака, из которых состоит мое собственное имя: Тан-акви. Вот, я соткала его здесь, чтобы показать. Вот гляньте: вместе получается «тростник», а по отдельности — «младшая-сестра». Потом я взяла еще тростник и сплела «Адон», «Амил» и «Орет» — тайные имена Одного. «Адон» ткется почти точно так же как «Владыка» — разница всего в одну нитку. Имя «Орет» я не очень хорошо знаю. Для него тоже есть свой знак, но его редко употребляют. Но «Амил» — это «Река», тоже с разницей в одну нитку. Потом я расплела все знаки, кроме последнего имени, и первого знака своего имени, и сложила их вместе.
И теперь я все поняла. Я возилась с этим до полной ночи, потому что Робин слишком переволновалась и все равно не могла уснуть. И мне до сих пор не верится, что мы неправы, а все остальные правы, и что Один — это действительно Река. Но я знаю, что мне нужно сделать. Мне нужно разыскать Утенка. Он таскает Леди за пазухой.
@GLAVA = 3
Утенка нигде не было. В конце концов я взяла лампу и отправилась наверх, ложиться спать. И первое, что я увидела, поднявшись — это Младшего, валяющегося у меня под кроватью. Я опрометью кинулась поднимать его. Он был такой старый и истертый, что я испугалась, как бы Утенок его не попортил. Утенок его бросил. А сам спал у меня на кровати. А ведь раньше говорил, что предпочитает спать в шатре. Я посветила на Младшего, проверить, не отломалось ли чего. В свете лампы казалось, будто на истертом глиняном лице играет улыбка. Потом я встряхнула Утенка.
— Я не сплю, — сказал Утенок. Он пребывал в таком настроении, что мог любого довести до полного одурения. — Король и мне тоже сказал, что ему нужен наследник.
— Тогда почему ты не отзывался, когда я тебя звала? — спросила я. — Я хочу знать, какую клятву ты дал Бессмертным.
— Да ну? — отозвался Утенок. Я вам говорю — от него свихнуться было можно.
— И я хочу Матерь, — сказала я.
Утенок думал, что лишь он один все понял. И теперь он разозлился.
— Не дам! — сказал он и прижался к стене, обхватив себя руками.
— Она и моя мама тоже, — сказала я. — Я бы не стала просить, если бы мне не было очень нужно.
— Ты ее не получишь, — отрезал Утенок. — Я ее первым нашел, и она моя.
Я так обозлилась, что не могла больше говорить спокойно.
— Ты, эгоистичный гаденыш! — заорала я и прыгнула на Утенка. Мы принялись бороться.
— Мне нужно поговорить с Матерью! — крикнула я. А Утенок все продолжал орать, что Леди — его, а я ее хочу украсть. Половина досок соскочила с козел, и мы рухнули на пол. Снизу донесся слабый оклик Робин. Стукнула щеколда — это Хэрн явился посмотреть, что здесь за шум. Я тем временем добралась до Леди. Утенок же вцепился мне в волосы и принялся меня за них таскать, будто собрался оторвать голову.
А потом, даже сквозь поднятый нами шум, мы услышали, как внизу отворилась дверь, выходящая на Реку. Робин закричала. Мы с Утенком застыли и посмотрели друг на дружку. Тут донесся голос Хэрна. «Я в это не верю! Просто не верю!» То же самое он сказал при виде душесети. И мы услышали чьи-то легкие шаги.
Ни я, ни Утенок не помнили потом, как мы скатились по лестнице. Мама только дошла до середины комнаты, а мы уже одолели половину лестницы. Хэрн прижался спиной к другой двери. Робин сидела в постели, зажав руками рот. А дверь на Реку была открыта, хотя я точно знаю, что закрывала ее.
— Отвратительный шум! — сказала Матерь нам с Утенком. — Ну что вы себя ведете, словно несмышленые младенцы?
Мне кажется, эти слова успокоили нас даже больше, чем поведение кошек. Кошки опрометью соскочили с постели Робин и принялись с урчанием тереться об ноги Матери. Мама наклонилась и погладила их. Моя мама очень красивая. На вид она не старше Робин, но лицо у нее более угловатое и кажется более хрупким. Волосы у нее оказались густые и пушистые, в точности как у меня — и в точности такие, как я видела во сне. Но во сне не видно было, какие у нее огромные глаза, глубокие и зеленые, словно сама Река, а ресницы длинные-предлинные.
— Робин, золотце, ляг, — сказала мама. — Все в порядке.
— Ты так внезапно появилась, — со слезами в голосе произнесла Робин.
Мама улыбнулась ей и Хэрну.
— Я знаю, что в это трудно поверить, — сказала она Хэрну. — Но, видишь ли, некоторые вещи существуют на самом деле, даже если их нельзя увидеть или потрогать. Ну, так из-за чего поднялся весь этот шум-гам?
— Матерь, можно, я поговорю с тобой наедине? — спросила я.
— Я надеялась, что ты захочешь это сделать, — ответила мама.
— Я тоже хочу с тобой поговорить! — заныл Утенок.
— Нет, Утенок, — сказала Матерь. — Ты пойдешь и приготовишь Робин кровать. Пора и тебе за что-то браться, а не сваливать всю работу на Танакви. Ты и так уже говорил со мной часами напролет.
— Но ведь не так же! Тебя же тогда рядом не было! — воскликнул Утенок. — Это не считается!
— Нет, считается, — отрезала мама. Она у нас строгая. Утенку ее воспитание пошло бы на пользу. Хэрн улыбнулся, потому что он тоже об этом подумал.
— Хэрн, не уходи, — попросила мама. — Я хочу потом переговорить с тобой.
И она, взяв меня за руку, двинулась к двери — той, что выходила на Реку. По дороге она остановилась у моего станка и посмотрела на гляную фигурку Гулла. Она погладила фигурку по щеке и улыбнулась. Я оставила лампу наверху, и комнату освещала лишь свеча, стоявшая у постели Робин, и потому я не могу за это твердо поручиться — но мне показалось, что статуэтка улыбнулась в ответ.
— Ну, пойдем, — сказала мне мама.
Я попятилась от порога.
— Куда?
— Глупышка, — сказала Матерь. — Я же буду держать тебя за руку.
И мы вышли прямо в Реку. То есть, мне так кажется. Но когда рядом с тобой кто-то из Бессмертных, все вокруг становится таким странным! Была луна, и зеленый свет струился среди деревьев, и над нами, и под нами. Не знаю, то ли я шла по воде, то ли под водой, то ли мы вообще очутились где-то в ином месте. Нас точно никто не видел, но я помню, что видела, пока мы разговаривали, тусклый прямоугольник света, падающего из окрытой дверь мельницы. Она была с одной стороны, а с другой мигали огоньки Шеллинга.
