Елена Арсеньева - Большая книга ужасов 63 (сборник)
А так он всего лишь отстрелил косу. Пережег воспламенившимся острием огнестрела.
Коса… Коса…
Снова мелькнуло какое-то туманное воспоминание, но тотчас развеялось.
В точности как туман!
Девчонка едва удержалась на ногах, оглянулась на рухнувшую в воду нелюдь – и кинулась прочь от реки.
Данила помчался к ней навстречу.
Девчонка явно была не в себе, судя по тому, как ее шатало из стороны в сторону.
Данила понимал, что если она вот так, на бегу, ничего не соображая, врежется в него, то или с ума сойдет, или вообще рухнет замертво. Поэтому он замахал руками, закричал:
– Стой! Стой! Не бойся!
Девчонка замерла.
Лицо без кровинки, глаза неестественно огромные, взгляд полон ужаса, губы трясутся…
И Данила вдруг вспомнил, как он выглядит.
Куртку сбросил, пока гонялся за жеребятами – жарко было! – а потом забыл про нее, когда собирал вживители и уносил ноги. Майку снял, чтобы было чем вспотевший лоб вытирать, но по пути в нее вцепилось жри-дерево и вмиг размолотило в фарш своими колючками.
Не повезло, что налетел на жри-дерево, не успел обойти…
Повезло, что нашлось, чем его отвлечь, не то оно могло и в погоню броситься! А так всего лишь провело листом – зубастой пятерней – по груди да и отстало.
В той, другой жизни жри-дерево называлось кленом, вспомнил Данила. Любой человек из той жизни и теперь принимал бы его за клен… до тех пор, пока пятипалые растопыренные клешни не вцепились бы в неосторожно приблизившегося, разрывая его тело на части.
Почему-то именно красавцы-клены пережили самую тяжелую, самую лютую, самую человеконенавистническую мутацию!
В общем, Данила до пояса был покрыт запекшейся кровью и выглядел, конечно, пугающе. Из одежды на нем остались только потертые штаны из оленьей кожи, заправленные в высокие шнурованные сапоги.
Легко догадаться, что и лицо у него в крови, а волосы всклокочены.
Сущий индеец Джо, вождь краснокожих, последний из могикан – и это еще комплименты…
– Я человек! – крикнул он снова. – Я Данила! Данила Макаров!
Правильно сделал, что назвал свое имя. Девчонка же из Корректора. Там она не могла не слышать о Даниле.
И правда, взгляд ее прояснился.
Она остановилась, пытаясь отдышаться.
– Привет, – выговорила с трудом. – А меня зовут Оля Ковалева. Но лучше – Лёлька. А чего мы стоим?! Сейчас она как очухается, эта жуть! Как бросится на нас! Смотри!
Данила оглянулся.
И в самом деле – нелюдь пыталась подняться из воды!
– Бежим отсюда! Бежим в лес! – тормошила его Лёлька.
– В лес нельзя, – покачал головой Данила. – Там птицеглавые!
– Кто?!
– Еще узнаешь, – отмахнулся Данила. – Короче, в лес нельзя, да и здесь оставаться – тоже… Эх, был бы ветролов!
– Ветролов, – тупо повторила Лёлька и вдруг оживилась: – Я попала сюда на ветролове! Он остался в лесу! Ты умеешь его водить?
– Где он?! – радостно заорал Данила. – Далеко? Найдешь дорогу?
Лёлька обернулась к лесу, помедлила какое-то мгновение, отыскивая место, откуда вышла, – и кинулась вперед.
Данила сообразил, что они выбрались на берег параллельными тропами.
А говорят, параллельные прямые не пересекаются… Ну, это в нормальной жизни. А в Петле – сколько угодно!
Ребята ворвалась в лес и несколько минут бежали по едва заметной тропе, которую Лёлька находила удивительно легко, причем безошибочно огибала все опасные растения.
У Данилы немного отлегло от сердца.
Значит, ему прислали не полную и безнадежную начинашку. Кое-чему эта девчонка все же успела научиться в Корректоре!
Тропа оказалась довольно спокойной, жри-деревья не дергались, только иногда скрежетали вслед бегущим листьями-зубьями, да еще поганки-трупоеды настороженно поднимали головы. Но поскольку и Данила, и Лёлька были пока еще вполне живы, особого интереса поганки к ним не проявили и снова убрались в мох.
И вот наконец показалась прогалина, где Данила, к своему изумлению и восторгу, увидел лежащий на боку ветролов.
Ох, как сразу прибавилось сил и бодрости!
Данила забежал с того боку, на который запрокинулся ветролов, и принялся толкать его изо всех сил, стараясь перевернуть.
Лёлька бросилась ему помогать, и вот ветролов встал нормально.
– Теперь скорей в кабину… – начал Данила, но договорить не успел.
* * *Затрещали ветви.
На поляну вылетел черный конь, и при виде его всадника Лёлька завопила от ужаса.
Завопишь тут, наверное!
Это было существо, имевшее загорелое, сильное, мускулистое тело человека – и голову огромной красноклювой птицы с роскошными желто-зелеными перьями.
Птицеглавый!
Всадник направлял коня только коленями, а в руках держал лук с навостренной стрелою. Он чуть откинулся назад, прицеливаясь, но этой доли секунды хватило, чтобы Данила, взлетев в прыжке, с маху ударил коня ногою в ноздри.
Конь коротко, мучительно ржанул – и от невыносимой боли пал на колени, ткнулся головой в траву, щедро окровавив ее.
Птицеглавый перекатился через его крутую шею, а подняться уже не успел: Данька пригвоздил его к земле его же красной стрелой, с силой вонзив ее в прикрытое разноцветными перьями горло.
Отскочив, толкнул оцепеневшую Лёльку:
– Залезай скорей! Сейчас и другие!..
Очнувшийся конь вскочил и вздыбился, занося над головой Данилы некованые, но от того не менее страшные в своей убийственной силе копыта.
Однако еще прежде, чем Лёлька успела вскрикнуть, Данька выхватил из-за пояса маленький кривой нож и метнул его в коня, в то же время отпрыгнув в сторону.
Нож тонко свистнул и распорол горло черному дикарю, который рухнул на то место, где только что стоял Данила, да так тяжело, что земля загудела.
Данила выдернул нож из дымящейся раны, вытер его о траву и вздохнул, глядя на поверженного коня, по телу которого пробегали последние судороги.
Ох, жаль! Красавец!.. Птицеглавые выбирали самых лучших. И это понятно. Было где выбирать! Все дикие табуны к их услугам, нелюдям не надо с вживителями по лесам мотаться.
Данила втолкнул Лёльку в ветролов, расправил его крылья, сложившиеся при посадке, и тоже забрался внутрь.
Мотор завелся сразу.
Ох, спасибо, Корректор!
Лёлька вцепилась в сиденье, делая странные глотательные движения.
Тошнит ее, что ли?! Ну ничего себе!
– У тебя практика механической выездки была? – спросил Данила, уже догадываясь, какой последует ответ.
Конечно, она покачала головой:
– Мне Стюарт только успел сказать, что эта штука называется ветролов, и сразу же раздался Сигнал.
– Стюарт? – оживился Данила. – Он еще там? В Корректоре? А кто еще остался?
– Джен, Труди, Гаэтано, – начала перечислять Лёлька. – Оксана, Захария… Да, еще Мадлен.
– Слушай, но они ведь уже давно в Корректоре, они все гораздо раньше тебя появились, – удивился Данила. – Они еще при мне были! Почему же тебе так быстро подали Сигнал?
– Не знаю, – буркнула Лёлька. – Стюарт говорил, что тебе, может быть, помощь нужна.
Данила только вздохнул.
– А Лина где? – спросил он, решив не уточнять, что помощь ему, конечно, была очень нужна, но только не от этой неопытной малявки. – Ты Лину не назвала. И Адама. Они что, уже окончили курс? Или для них раньше времени был Сигнал?
– Для Адама был, – кивнула Лёлька. – Я жила в его комнате. А Лина…
Она умолкла.
– Что – Лина? – рассеянно спросил Данила, выводя осторожно ветролов из-под сетки ветвей.
Деревья, которые, как все одичавшие, не выносили запаха горючего, поэтому не пытались вцепиться в ветролов, а отшатывались от него, освобождая путь наверх.
И вот они в небе!
– Лина, кажется, не выдержала, – наконец выговорила Лёлька слабым голосом. – Она вдруг исчезла. Стюарт очень тревожился, что она открыла ту дверь на первом этаже.
– Дверь на первом этаже! – воскликнул Данила, осторожно пытаясь поймать попутный ветер.
Мотор мотором, но горючее надо беречь, поэтому помощь ветра очень даже не помешает.
– Ох уж эта дверь! Как же из-за нее пахло арбузом, я прям с ума сходил! Обожаю арбузы! Здесь их нет, и слава богу, а то не выдержал бы – наелся каких-нибудь одичавших.
И вдруг Данила спохватился:
– Погоди! Но если Лина открыла эту дверь, значит… Значит, ее могло занести невесть куда?! И Корректор потерял над ней контроль? И никто не знает, где она теперь?
– Я знаю, – пробормотала Лёлька.
У нее был какой-то странный голос. Тошнит все-таки, что ли?
Данила повернул голову и увидел, что Лёлька плачет.
Это его так поразило, что он чуть не потерял управление.
Сколько же времени ему не приходилось видеть плачущих девчонок? Впрочем, плачущих взрослых женщин – тоже. Здесь было не до слез…
Но наконец до него дошел смысл Лёлькиных слов.
– Погоди, как это – ты знаешь, где Лина? – недоверчиво спросил он.
– Ты видел эту… которая меня в воду тащила? – всхлипнула Лёлька.
