Илья Туричин - Братья
– Благодарю. Можете следовать.
Жандармы ушли.
В дверях появилась Матильда. Она посмотрела на отца, на Отто, на Павла, капризно скривила пухлые губы.
– Пауль, развлек бы меня. Все-таки я - дама.
– Садись, Матильда, - сказал Павел покровительственно. - Покажу фокус.
– Фокус! Обожаю! - Матильда плюхнулась на диван.
– Развлекайтесь, дети. Отто, пройдите ко мне.
Они вышли из купе.
– Оставили нас одних, - прошептала Матильда.
– Ну-ну, без книжных штучек! Я тебе не граф! - прикрикнул на девушку Павел.
– Фи!… Показывай фокус.
Пауль достал из кармана советскую трехкопеечную монету. Он сберег ее, ту самую монету, которую подарил Флич. Положил на тыльную сторону ладони.
– Вот.
– Ну и что? - разочарованно спросила Матильда.
Павел усмехнулся.
– Монета-то живая!
И монета медленно двинулась, перешла на пальцы. Нырнула под них, перешагнула на ладонь.
Матильда следила за ней, как завороженная. Глаза ее округлились.
– Как ты это делаешь?
– Я ничего не делаю. Такая монета.
– Дай я попробую.
– Пожалуйста.
Монета легла на Матильдину руку и лежала там неподвижно.
– Ну что ж она? - разочарованно спросила Матильда.
Павел пожал плечами и вдруг сказал голосом фрау Анны-Марии:
– Матильда, ты опять съела все печенье.
Девушка от неожиданности вздрогнула и зажала монету в кулак.
– Отдай-ка, - сказал Павел и отобрал у нее монету.
– А как я, можешь?
Павел произнес голосом Матильды:
– Я вовсе не думаю об офицерах. Это они пусть обо мне думают. А я их держу в голове.
Она рассмеялась.
– Ну, Пауль, ты и верно артист! Хотя на меня и не очень-то похоже.
Поезд дернулся несколько раз, замедлил ход и остановился возле длинной деревянной платформы. Горели фонари - здесь не было светомаскировки. По платформе сновали люди, какой-то солдат тащил тяжелые чемоданы, следом шел гауптман. Не шел, а вышагивал прямой как палка. На груди и на шее висели кресты. В левом глазу сверкало стеклышко монокля.
– Какой душка! - воскликнула Матильда. Он показался ей похожим на графа из книжки. Настоящий прусский офицер старинного рода.
Павел посмотрел в окно и обмер. Мимо проходил Фридрих фон Ленц. Тот самый, что возил их за город на прогулку: маму, Петьку, его и Киндера. Они тогда наловили рыбы в реке и варили на костре уху в солдатском котелке.
Павел рванулся к двери.
– Я сейчас.
Он промчался мимо удивленного Ганса и выскочил на платформу.
Может быть, фон Ленц что-нибудь знает про маму? Но того уже на платформе не было. То ли он сел в вагон, то ли ушел в здание вокзала.
– Вы что, Пауль? - спросил Ганс, появляясь в дверях вагона.
– Знакомого увидел. Офицера, - растерянно ответил Павел.
– Пожалуйте в вагон. Поезд может тронуться.
Павел еще раз огляделся и поднялся по ступенькам обратно.
– Ты чего сорвался, как сумасшедший? - спросила его Матильда, когда он вернулся в купе.
– Я его знаю. Он жил у нас в гостинице.
– Кто?
– Ну, тот офицер с моноклем.
– Вот как? - спросил появившийся в дверях Доппель. - И как же его зовут?
– Фридрих фон Ленц. Только тогда он был обер-лейтенантом.
– А сейчас гауптман, - вставила Матильда. - Гауптман Фридрих фон Ленц. Звучит, как музыка.
– Помолчи, - строго сказал Доппель. - Что-то я не припомню офицера с такой фамилией.
– Он жил у нас в гостинице. Друг штурмбанфюрера Гравеса. Может быть, он что-нибудь знает о маме?
– Пауль, надо уметь сдерживать свои порывы. Может быть, офицер даже не помнит твою маму. Столько воды утекло! Только поставишь его в неловкое положение. Как, ты сказал, его зовут?
– Фридрих фон Ленц.
На станции три раза ударили в колокол.
Поезд дернулся. Медленно двинулось назад станционное здание. Дежурный в форменной фуражке. Группа жандармов…
Поезд вползал на территорию протектората Чехии и Моравии.
Павел долго не мог уснуть, все ворочался на мягком диване.
Отто храпел в своем углу. Ганс сидел у окна, облокотившись на столик. Занавеска была отдернута, и он смотрел в темноту своим замороженным взглядом. Поезд часто останавливался, Павла так и тянуло встать и тоже взглянуть в окно, а еще лучше пройти в тамбур и открыть дверь. А вдруг фон Ленц выйдет на какой-нибудь, станции?
Но Павел научился скрывать и свои желания и свои чувства, научился быть немцем. Наконец сон взял свое.
…Мимоза выходил на ярко освещенный манеж.
– А вот и я!
И смешно сгибался пополам…
Потом выбежала Мальва. За ней - Дублон.
Надо прыгнуть, а ноги как ватные… Дублон бежит мимо, удивленно косит круглым темным глазом: что ж ты?…
Надо прыгнуть… Прыгнуть… Что с ногами? "Мама!" - кричит Павел. Нет, не "мама" - "муттер". Даже во сне он помнит, что кричать надо по-немецки…
Он проснулся, поезд стоял. Не было ни Отто, ни Ганса. Он торопливо натянул бриджи, застегнул пуговки под коленями, сунул ноги в башмаки. Выглянул в коридор. Никого. Куда все подевались? Он открыл дверь в тамбур. Там стояла Матильда в халатике поверх длинной ночной рубашки.
– Ты чего тут? - спросил Павел.
– Так интересно! - воскликнула Матильда. - Сперва была стрельба, потом взрывы. Мама потеряла сознание, мы думали - партизаны.
– Какие партизаны? - удивился Павел.
– Не знаю. Папа не велел высовываться из вагона. Он пошел туда.
– Куда туда?
– В соседний вагон. Ну, такая была стрельба, такая стрельба!
Павел открыл наружную дверь, но у двери стоял Ганс.
– Сидите в купе! - строго сказал он.
Павел и Матильда ушли в купе и стали смотреть в окно. На маленькой станции было пусто и тихо, ни души.
– Кто же там стрелял? - спросил Павел.
– Мне холодно, - сказала Матильда жалобно.
– Иди оденься.
Матильда замотала головой.
– Боюсь пропустить чего-нибудь.
Они проснулись от грохота разрывов. Поезд еще шел. Доктор Доппель долго прислушивался. Фрау Анна-Мария побелела и затряслась от страха.
– Надо посмотреть, - сказал доктор.
– Не надо, - быстро ответила жена. - Тебя убьют.
– Кто? - криво усмехнулся Доппель. - Это наш протекторат.
– Партизаны… - У фрау Анны-Марии стучали зубы.
– Глупости. - Доктор оделся и выглянул в коридор. - Я прихвачу Отто и Ганса.
Он открыл дверь соседнего купе. Павел спал. Отто вскочил сразу. Отличная выучка. Ганс только повернул голову.
– Идемте, - сказал Доппель.
Они пошли в соседний вагон. Дверь из тамбура в коридор не открывалась. Что-то мешало. Ганс услужливо поднажал, протиснулся в образовавшуюся щель.
– Тут покойники.
Пахло пороховым дымом. На полу коридора в нелепых позах лежали два эсэсмана. В дальнем конце коридора тоже кто-то лежал. Из ближайшего купе вышел крупный мужчина в штатском с револьвером в руках.
– Кто такие?
– Доктор Эрих-Иоганн Доппель.
– Документы.
– Позвольте.
– Не позволю, - он обернулся к двери купе, сказал что-то неразборчиво. Оттуда тотчас появились еще один штатский и обер-штурмфюрер СС.
– Пройдите в купе, - мужчина говорил властно.
Доппель, Отто и Ганс двинулись в купе.
– Один. Остальным остаться на месте.
Доктор Доппель вошел. Стекло окна в купе было разбито. Ветер развевал занавески. В углу на диване сидел, съежившись, солдат, возле него два раскрытых чемодана. Вещи в них перерыты и лежали мятыми горками.
– Документы.
Доппель достал из внутреннего кармана пиджака паспорт и протянул мужчине в сером костюме.
– Оружие.
– Нету.
Мужчина бесцеремонно ощупал его карманы. Потом внимательно рассмотрел паспорт.
– Что вы здесь делаете?
– Слышал стрельбу.
– Ну и что? Вы всегда бежите на выстрелы?
– Но позвольте, что, собственно, происходит?
– Здесь вопросы задаю я. Присядьте. Так что вы делали в этом вагоне? Где вы едете?
– В соседнем.
– Один?
– С семьей.
– Куда?
– В Словакию.
– По делам?
– Я не могу вам ответить на этот вопрос.
– Мне вы должны отвечать на любой вопрос. Обер-штурмбанфюрер Шлифман, - представился он, сердито сдвинув белесые брови.
– Простите. По делам. Особое поручение партайгеноссе Бормана.
– Что за люди с вами?
– Мои подчиненные.
– Вам кто-нибудь знаком из едущих в этом вагоне?
Доппель посмотрел на солдата.
– Нет.
Шлифман впился в Доппеля взглядом, потом чуть прищурился.
– Фридрих фон Ленц. Вам ничего не говорит это имя?
– Гм… Имя я слышал. Если не ошибаюсь, он несколько дней жил в нашей гостинице в Гронске.
– В Гронске?
– Да.
– Что вы делали в Гронске?
– Комиссар рейхскомиссариата Остланд.
Шлифман кивнул.
– А где сейчас Фридрих фон Ленц?
