Владислав Крапивин - Мальчик со шпагой
– Его выгнали за трусость. И не я, а совет, – сказал Серёжа. – Они трое, такие здоровые, бросили в беде одного пятиклассника, самого слабого.
– Зато ты, я смотрю, ух какой смелый! Вроде тех смельчаков, которые гривенники у первоклассников отбирают по дороге в школу… И не старайся, мне твои извиненья не нужны!
Серёжа сжал зубы.
Анатолий Афанасьевич взглянул на часы.
– Каховский, у вас какой сейчас урок?
– Физика.
– Как у тебя дела с физикой?
– Не очень. Надо сегодня тройку исправить.
– Ладно. Иди в класс.
Серёжа встал. "Выходит, все?"
– До свиданья, – сказал он.
Директор молча наклонил голову.
Серёжа пошел к двери.
– Анатолий Афанасьевич! Значит, вы ему больше ничего не скажете? – раздался за его спиной взвинченный голос Нелли Ивановны.
Серёжа остановился, думая, что его окликнут.
– Пока нет, – устало сказал директор. – Иди, Каховский, иди.
Серёжа закрыл за собой дверь. И тогда услышал, как там, в кабинете, неожиданно окрепшим голосом директор спросил:
– А что я должен ему сказать, уважаемая Нелли Ивановна?
На урок Серёжа сразу не попал. На лестнице его встретила Юля, старшая вожатая.
– Взгрели? – сочувственно спросила она.
"Все уже знают про эту историю", – подумал Серёжа. И сказал:
– Обошлось.
– Ну и хорошо. Слушай, Каховский, поддержи идею.
– Какую?
– Давай назначим тебя октябрятским вожатым к второклассникам.
– Юля, – с укором произнес он, – мне сейчас по физике отвечать, а ты страшные вещи говоришь.
– Да я серьезно!
– И я серьезно. Нельзя же так пугать человека.
– Серёженька, у тебя получится. Ты вон как за них заступаешься!
– Одно дело – заступаться, другое – командовать.
– Ну ты же командуешь в клубе "Эспада". Ты там, говорят, не то адмирал, не то капитан.
– Это же в "Эспаде". Там у меня в группе нормальные люди, а не малыши. Они сами знают, как что делать, даже и не надо командовать. А к маленьким подход нужен.
– Желание нужно, – грустно сказала Юля. – Никто из мальчишек не хочет работать. В совете дружины девчонки, в тимуровском штабе девчонки… А мальчишки – кто в хоккейной секции пропадает, кто у вас в клубе, а про школьные дела и слышать не хотят.
– Ю-у-у-ля, – протянул Серёжа, – ты хороший человек, а говоришь… прямо не знаю что. Во-первых, у нас в "Эспаде" из нашей школы только несколько человек, все больше из сорок шестой и девятнадцатой. Даже обидно. Во-вторых, дружинную газету кто всегда делает? Воронины. В концерте сегодня у кого главный номер? У Кузнечика. То есть у Медведева. В барабанщики ты кого записала? Пашку Снегирева из четвертого класса. А где он барабанить научился? В "Эспаде" у Данилки Вострецова, есть у нас такой барабанщик. Жалко, ты его не знаешь, он в сорок шестой школе учится.
– Немножко знаю, – сказала Юля. – Это мой брат.
– Ух ты! – удивился Серёжа. – А я все не мог понять, на кого ты похожа. Знакомое что-то…
– Рыжие все похожи, – вздохнула Юля.
– Ты не рыжая, а золотистая. И Данилка тоже… Юль, позвони Данилке, пожалуйста, в клуб, он сейчас там. Пусть он мне свой белый ремень оставит. Я потом забегу, возьму. Мне для вечера надо.
– А пойдешь в вожатые?
– Ну, Юля…
– Не буду звонить.
– Слушай, Юля. Если тебе вожатый нужен, поговори с Наташкой Лесниковой. Она давно к малышам хочет, а все не решается.
– Она девочка. У меня и так все девчонки в активе.
– Она лучше всякого мальчишки, – сказал Серёжа. – Позвони Данилке, ладно? А то мне неудобно к телефону в учительской соваться. Ну, я побежал!
Когда Серёжа вошел в класс, все притихли и стали смотреть на него. Серёжа поймал встревоженный взгляд Кузнечика, улыбнулся и мигнул: "Все в порядке".
– Живой? – спросил Сергей Андреевич. – А мы уж тебя похоронили. Отвечать будешь? Ну, иди к доске, мятежная душа.
…Из школы Серёжа вернулся в шесть. А в половине седьмого позвонил Кузнечик:
– Серёжка, ты на вечер в форме идешь?
– Конечно!
– Я тоже хочу. А родители жмут. Говорят, зря, что ли, новый костюм покупали?
– Ну, не знаю… Я только в форме.
– Я тоже. Ну его, этот костюм, я в нем на жениха похож. А ты парадный ремень достал?
– Ага. У Данилки. Только надо в клуб забежать.
– А мне Митька принес, ему барабанщики подарили.
– Волнуешься перед выступлением? – спросил Серёжа.
– Нет. Почему-то нисколько… Знаешь, я сегодня письмо получил от того парнишки, из Чили… Четвертого сентября отправлено, за неделю до мятежа.
– Вот это да… Долго оно шло.
– Знаешь, Серёжа, я даже боюсь. Я думаю: а вдруг его уже в живых нет? Он ведь сын коммуниста, а фашисты стреляют во всех без разбора: и в больших, и в пацанов.
– Может, в партизаны ушел с отцом, – сказал Серёжа.
– Может быть…
– А что пишет?
– Не знаю. Брата нет, а сам я не могу перевести. Коротенькое письмо. Несколько марок прислал и свою фотографию. Я думал, они там все черные, смуглые, а он совсем светлый. На Митьку немного похож. А имя такое длинное: Алехандро Альварес Риос…
Вечер состоял из двух отделений: концерт и танцы.
В ожидании концерта мальчишки и девчонки толклись в коридоре у дверей зала.
К Серёже и Наташе подошла Татьяна Михайловна.
– Как настроение? – поинтересовалась она.
– Бодрое, – сказала Наташа.
– Спасибо, – сказал Серёжа.
– Кстати, могу выдать небольшую тайну, – сообщила Татьяна Михайловна. – Ради праздника. Нелли Ивановна требовала для тебя, Серёжа, строгого выговора, но мы с Анатолием Афанасьевичем убедили ее, что не надо.
– И она согласилась? – с большим сомнением спросил Серёжа.
Ну… как видишь. Хотя поведение тебе, конечно, придется снизить. "Примерного" уже не будет, только "удовлетворительное".
Серёжа засмеялся.
Татьяна Михайловна удивилась:
– Разве я сказала что-нибудь смешное?
– Ну, Татьяна Михайловна, вспомните: когда у кого из нас было "примерное" поведение? Разве что у девчонок, да и то не у всех.
– Да… Народ вы очень уж беспокойный.
– Зато веселый, – заметила Наташа. – Иногда плакать надо, а мы смеемся.
– Ты о чем это, Лесникова?
– О Стасике Грачёве. Он такой счастливый сегодня. Отец не отлупил, вот он уже и скачет от радости.
Татьяне Михайловне, видимо, не хотелось говорить о грустных вещах, она изменила разговор. Поглядывая на левый Серёжин рукав с голубой нашивкой и золотым капитанским угольником, она спросила:
– Это у вас такая форма в клубе? Красиво. Только почему такое странное название?
– Это испанское слово, – объяснил Серёжа.
– Я понимаю. Но разве не нашлось русского?
– А что такого? Есть, например, студенческий строительный отряд "Гренада". Я с ним летом встречался. Тоже испанское название.
– "Гренада" – это другое дело, – возразила Татьяна Михайловна. – Про Гренаду песня есть.
– Про "Эспаду" тоже есть песня, – сказала Наташа.
Серёжа удивленно посмотрел на нее, но спрашивать не стал.
Они прошли в зал.
А через несколько минут на сцену вышел Кузнечик с гитарой. Шестиклассники зашумели, зааплодировали.
Павлик Великанов поправил перед Генкой микрофон.
Кузнечик, не дожидаясь тишины, ударил по струнам. И тишина пришла сама, сразу.
Не успел Серёжа научить Кузнечика песне про горниста и всадников. Генка пел ту, старую, про летчика.
Но сейчас в этой песне, кроме знакомых слов, Серёжа услышал новые:
Прощаясь,
он шпагу, как надо,
Братишке сделать помог.
Испанское слово «эспада»
По-нашему значит «клинок»…
Пока рассветы багряны,
Пока покой не настал,
В ребячьих
клинках
деревянных
Пусть крепнет упругая сталь…
9
После каникул стал падать замечательный пушистый снег, и за два дня пришла зима. Правда, потом наступила оттепель, но и это было здорово: снег набух, сделался липким. Каждую перемену в скверике перед школой реяли стаи тугих снежков. Снежки разбивались на стенах и дверях влажными серыми звездами.
Изредка звенели выбитые стекла.
С тех давних времен, как в школах вместо бычьих пузырей и слюды появились настоящие стекла, их время от времени разбивают. Иногда виновник признается сам и сразу. Иногда его просто не отыскать. А иногда известно, что виновник где-то рядом, но кто именно, угадать нельзя. Тогда на классном собрании начинается долгий и безнадежный разговор с призывами "найти мужество и признаться". Однако виноватый чаще всего считает это не мужеством, а глупостью и помалкивает. Помалкивает и класс, потому что с давних пор известно: выдавать товарища – свинство. Тогда остается один выход – взять класс измором.
Именно так и решила поступить Нелли Ивановна. Она заявила, что умрет на пороге класса, но не выпустит ни одного, пока не узнает, кто высадил стекло рядом с форточкой.
Класс молчал. Скорей всего, никто и в самом деле не знал виноватого. Стекло выбили снаружи, а снежки в ту перемену летали тучами, и попасть в открытую форточку старались не только второклассники.
