Ренсом Риггз - Библиотека душ
Я попытался бежать, но поскользнулся на луже. Я схватился за то, что оказалось под рукой, это оказалась ткань, закрывающая тот громоздкий объект, за которым мы прятались. Покрывало сорвалось вниз с оглушительным «вжжиих!», открыв еще одну витрину, и я приземлился на пол в кучу смятой ткани.
Когда я поднял глаза, первое, что я увидел, была девочка. Не Эмма, которая стояла надо мной, а за ней, внутри витрины, за стеклом. У нее было прекрасное ангельское личико, платье с оборками и бант в волосах, и она смотрела стеклянным взглядом в пустóту, как мне показалось, в застывшем крике ужаса превращенного в чучело человеческого существа.
Я был в шоке. Эмма обернулась, чтобы посмотреть, от чего я в шоке, и была шокирована сама.
Она рывком поставила меня на ноги, и мы побежали.
* * *Я позабыл про мужика, гнавшегося за нами, про медведя, про Сибирь. Я просто хотел убраться из этой комнаты, подальше от чучела девочки, и как можно дальше от любой перспективы закончить как она: мертвыми и заточенными внутри стеклянной витрины. Теперь я знал все, что нужно было знать об этом Бентаме: он был кем-то вроде безумного коллекционера, и я был уверен, что если бы мы заглянули под другие покрывала, то обнаружили бы подобные девочке образцы.
Мы залетели за угол и с ужасом увидели прямо перед собой десятифутовую гору меха и когтей. Мы заорали, пытаясь затормозить, но было уже слишком поздно, и мы повалились в кучу прямо у медвежьих лап. Тогда мы съежились, ожидая неминуемой смерти. Волна горячего, зловонного дыхания прокатилась по нам. Что-то мокрое и шершавое коснулось сбоку моего лица.
Меня лизал медведь. Меня лизал медведь, а кто-то рядом смеялся.
— Успокойтесь, он не укусит! — сказал этот кто-то, и я приоткрыл лицо и увидел длинный мохнатый нос и большие коричневые глаза, которые смотрели на меня сверху вниз.
Медведь заговорил? А медведи разговаривают о себе в третьем лице?
— Его зовут Пи-Ти, — продолжал кто-то, — и он мой телохранитель. Он довольно дружелюбный, при условии, конечно, что вы на моей стороне. Пи-Ти, сидеть!
Пи-Ти уселся и начал лизать свою лапу вместо моего лица. Я рывком перекатился на спину, вытер слюни со щеки и наконец-то увидел владельца голоса. Это был пожилой джентльмен, на его губах играла тонкая полуулыбка, которая дополняла его сногсшибательный наряд: шляпу-цилиндр, трость, перчатки и высокий белый воротничок, выступающий над темным пиджаком.
Он слегка поклонился и коснулся края шляпы:
— Майрон Бентам, к вашим услугам.
— Медленно отступаем, — прошептала Эмма мне на ухо, и мы вместе с ней поднялись и бочком-бочком отодвинулись туда, где медведь не мог дотянуться до нас.
— Нам не нужны неприятности, мистер. Просто отпустите нас, и никто не пострадает.
Бентам раскинул руки и улыбнулся:
— Вы вольны уйти, когда пожелаете. Но это стало бы таким разочарованием. Вы ведь только что прибыли, а нам нужно еще о стольком поговорить.
— Да? — заявил я. — Может быть, для начала объясните, что это за девочка, там, в витрине!
— И про комнату Сибири! — добавила Эмма.
— Вы расстроены, вы замерзли и вы вымокли. Не лучше ли будет обсудить все это за чашечкой горячего чая?
Да, но я не собирался произносить это вслух.
— Мы никуда с вами не пойдем, пока не узнаем, что здесь происходит, — заявила Эмма.
— Очень хорошо, — ответил Бентам, не теряя ни капли своего благодушия. — Там, в комнате Сибири вы застали врасплох моего ассистента, а сама комната, как вы уже, наверное, догадались, ведет во временную петлю в Сибири.
— Но это невозможно, — возразила Эмма. — Сибирь находится за тысячу миль отсюда.
— Три тысячи четыреста восемьдесят девять, — уточнил он. — Но сделать возможными межпетлевые путешествия — это труд всей моей жизни.
Он повернулся ко мне:
— Что же касается витрины, которую вы открыли, то это — Софрония Уинстэд. Она была первым странным ребенком, рожденным в королевской семье Англии. Увлекательную жизнь прожила она, хотя и несколько трагичную под конец. У меня имеются всякого рода примечательные странные, здесь, в моем страннариуме: известные и неизвестные, знаменитые и бесславные, любого из них или всех сразу я буду счастлив показать вам. Мне нечего скрывать.
— Он психопат, — пробормотал я Эмме. — Он просто хочет набить из нас чучела и добавить к своей коллекции.
Бентам рассмеялся. (Он, очевидно, обладал очень острым слухом).
— Это всего лишь восковые модели, мой мальчик. Я коллекционирую и сохраняю памятники истории, да, но не людей. Ты и в самом деле полагаешь, что я так долго ждал встречи с тобой, только для того, чтобы извлечь твои внутренности и запереть тебя в шкаф?
— Слыхал я и о более странных хобби, — отозвался я, подумав о Енохе и его армии гомункулов. — Чего же вы от нас хотите?
— Все в свое время, — ответил он. — Давайте сначала обсушим и согреем вас. Потом чай. Потом…
— Не хочу показаться грубой, — перебила его Эмма, — но мы уже провели здесь слишком много времени. Наши друзья…
— В полном порядке, на данный момент, — откликнулся Бентам. — Я занимался этим вопросом, и полночь для них еще не так близка, как вы себе представляете.
— Откуда вы знаете? — торопливо спросила Эмма. — Что значит «не так близка»…
— Что значит «занимались этим вопросом»? — спросил я одновременно с ней.
— Все в свое время, — повторил Бентам. — Знаю, это трудно, но вы должны проявить терпение. Столько всего не расскажешь за один раз, и в таком плачевном состоянии, — он вытянул к нам руки. — Посмотрите. Вы дрожите.
— Ладно, — сказал я. — Давайте чай.
— Отлично! — воскликнул Бентам. Он дважды стукнул тростью по полу. — Пи-Ти, идем!
Медведь заворчал, как будто соглашаясь, встал на задние лапы и пошел вразвалку, словно коротконогий толстяк, туда, где стоял Бентам. Подойдя к нему, животное нагнулось, подняло его в воздух и понесло как ребенка: одна лапа поддерживала его спину, а другая — ноги.
— Знаю, это непривычный способ передвижения, — сообщил Бентам поверх мохнатого плеча Пи-Ти, — но я легко устаю.
Он указал тростью вперед и громко произнес:
— Пи-Ти, библиотека!
Эмма и я с изумлением смотрели, как Пи-Ти зашагал с мистером Бентамом в лапах.
«Такое не увидишь каждый день», — подумал я. Что, впрочем, можно было сказать почти обо всем, что я увидел в этот день.
— Пи-Ти, стоп! — скомандовал Бентам.
Медведь остановился. Бентам махнул нам рукой:
— Вы идете?
Мы все еще глазели на них.
— Извините, — опомнилась Эмма, и мы побежали догонять их.
* * *Мы держали путь через лабиринт следом за Бентамом и его медведем.
— Ваш медведь — странный? — поинтересовался я.
— Да, он — медвегрим, — ответил Бентам, ласково потрепав Пи-Ти по плечу. — Их предпочитают в качестве компаньонов имбрины России и Финляндии, и приручение медвегримов — древнее и почитаемое искусство среди странных там. Они достаточно сильные, чтобы отбиться от пустóты, и при этом настолько смирные, что им можно доверить ребенка, в зимние ночи они теплее электрического одеяла, и из них выходят грозные защитники, как вы сможете убедиться сейчас… Пи-Ти, налево!
Пока Бентам превозносил достоинства медвегримов, мы вошли в маленький вестибюль. Под стеклянным куполом в центре комнаты стояли три дамы, а над ними возвышался гигантский злобно оскалившийся медведь. У меня на секунду перехватило дыхание, прежде чем я понял, что они неподвижны, что это еще один из экспонатов Бентама.
— Это мисс Свиристель, мисс Кассик и мисс Чомга, — объяснил Бентам, — и их грим — Алексей.
Медвегрим, при повторном рассмотрении, казалось, защищал восковых имбрин. Дамы спокойно расположились вокруг него, в то время как медведь стоял на задних лапах, застыв посреди рева и замахиваясь лапой на врага. Другая его лапа почти ласково покоилась на плече одной из имбрин, а ее пальцы обхватывали его длинный коготь, как бы демонстрируя, как непринужденно она управляет таким грозным созданием.
— Алексей был двоюродным дедом Пи-Ти, — сообщил Бентам. — Поздоровайся с дедушкой, Пи-Ти!
Пи-Ти заворчал.
— Если бы ты только мог проделывать такое с пустóтами, — прошептала мне Эмма.
— Сколько времени требуется, чтобы надрессировать медвегрима? — поинтересовался я у Бентама.
— Годы, — откликнулся тот. — Гримы по своей природе очень независимы.
— Годы, — прошептал я Эмме.
Она закатила глаза.
— А Алексей тоже сделан из воска? — спросила она у Бентама.
— О, нет. Это — чучело.
Очевидно, нелюбовь Бентама к чучелам странных особей не распространялась на животных. «Если бы Эддисон был здесь», — подумал я, — «разгорелся бы скандал».