Эдуард Скобелев - Приключения Арбузика и Бебешки. Сокрушение «несокрушимых»
– Сто тысяч и мне не лишние, – сказал Арбузик, полагая, что сосед шутит. – Мне бы тоже не помешали сто тысяч рублей. Я только что, как видите, вернулся. Оборвался за дорогу, мне нужны новые туфли и новая школьная форма. В таком виде, как я теперь, отец просто не пустит меня в школу. Но отец, говорят, в тюрьме, в доме ни куска хлеба, и попросить стыдно, потому что и другие люди, говорят, сидят голодные. Вот ужас какой! Как же вы до всего до этого допустили?
Сосед-полицейский сделал вид, что не расслышал вопроса.
– Ну, не все, не все голодают, – слабо возразил он. – Дядя Гоша, например, нынешний городской голова, дай ему бог здоровья, утро начинает с курятины и вечер кончает лососиной… А ты как, явился один или с товарищами? – юркие глазки полицейского ощупали Арбузика, задержались на оттопыренном кармане, где лежала рация.
– Военная тайна, – подмигнув, сказал Арбузик. – Куда же они явятся, если здесь даже воды нет, не говоря уже о свете и хлебе?
– Военная тайна – хорошо, – засмеялся полицейский, отставляя своё полное ведро. – Набирай, набирай воду, Арбузик! Она тоже теперь стоит денег, за неё платят особый налог.
– Как это – налог? Она же из земли течёт, и колодец сделан ещё нашими дедами?
– А зарплату начальству платить надо? А зарплату тем, кто помогает начальству удобно сидеть в креслах? Стричь овец – это серьёзная наука.
Они пошли к дому, неся по ведру, сосед-полицейский и Арбузик. Арбузику нужно было в свой подъезд, и он сказал:
– До свиданья!
– Для «до свиданья» ещё далековато, – ухмыльнулся сосед-полицейский и вдруг крепко ухватил Арбузика за руку. – Считай, что я тебя поймал и арестовал! Теперь и сто тысяч – мои!
– Так зачем же вы просили набрать меня воду? – растерялся Арбузик.
– А воду занесёшь мне в квартиру. У тебя хорошее ведро, вот и оставишь его у меня до своего освобождения. Как-никак соседи! – и он опять рассыпал мелкий смешок.
«Гадина, – подумал Арбузик. – Неужели этот тип был всегда подлецом?.. Был, конечно, был, только таился, потому что вокруг было много порядочных и честных людей!.. Едва уходит солнце, выползают тени…»
Дальше коридора полицейский Арбузика не пустил. Отдал вёдра с водой жене, пухлой и сонной Матрёне Фоминичне, которая даже и не узнала Арбузика, обыскал, отнял рацию – единственное, что нашёл. Тут же связался по телефону со своим участком и попросил подать закрытую машину для «пойманного важного государственного преступника», но от волнения уронил трубку, разъединив линию, а потом всё было занято и занято, так что полицейский в конце концов вышел из себя.
– Раннее утро, – сказал он. – Плевать на инструкцию! Протащу по городу так, что никто и не заметит!
Он нацепил Арбузику новенькие, видать, только что полученные наручники, повязал на лицо платок и потащил за собой.
На улице им встретился Филофей Огромный.
– Эй, служивый, – обратился он простуженным голосом. – Подай бывшему поэту на кусок хлеба, иначе вконец одичаешь и превратишься в полную скотину!
– Отстань, деклассированный тип! – угрожающе прошипел полицейский. – Опять в кутузку захотелось?
– Грубиян! Небось, говоришь начальству, что веришь в Бога?
– Я как наш мэр: верю в Бога, пока платят наличными!
– Ты ещё и циник!.. А ну, покажи, кого это ты тут заарканил?
Храбрый Филофей сдёрнул платок с лица Арбузика.
– Ба, Арбузик!.. Знаменитый наш человек! Здоро́во, соотечественник! Хоть одно лицо среди всех этих морд, лычей, харь и рыл! Когда ты прибыл и откуда?..
– Вы арестованы, гражданин Огромный, за хулиганство! – полицейский попытался схватить поэта, но тот вырвал руку и закричал на всю улицу:
– Арбу-зи-ка аре-сто-вали! Просыпайтесь, спящие! Очнитесь, забывшие о своём человеческом имени! Ваших детей, школьников, тащат в тюрьмы, а школы используются под казармы для полицейских!
– Эй, ты! – зарычал полицейский. – Сейчас же замолчи! Иначе будешь арестован и получишь срок за политическое хулиганство и за разглашение служебного государственного секрета!..
В тот день действительно арестовали Филофея, который декламировал возле городской ратуши свои новые стихи:
Платите же за трусость, обыватели!
Всяк думал о себе… И вот итог:
мы вид свой человеческий утратили
на долгий срок. Увы, на долгий срок!
Всё здесь чужое, в этом склепе подлости.
Нам снится лишь теперь былой герой, —
его палили на костре из хвороста,
а он бесстрашно звал народ на бой!..
– Филофей обычно преувеличивает, – говорили в толпе зевак. – Но сегодня он, кажется, отмечает только факты…
Арбузик на допросе
Арбузик, естественно, подтвердил, что он Арбузик. На него надели цепи, а полицейскому тут же отсчитали сто тысяч.
– Детишкам на молочишко, – осклабился полицейский, пытаясь засунуть деньги в нагрудный карман, но почему-то долго туда не попадая. – Служить надо честно, выполнять инструкции прилежно!
Арбузика завели в пустую камеру, но по запахам Арбузик определил, что её освободили только что. «Готовят допрос в присутствии начальства», – догадался Арбузик.
Вскоре явились четверо фабреоидов в кожаных пальто, в чёрных шляпах и чёрных перчатках. Пригласили двух мордатых полицейских из горожан.
– Партизан? Боевик? Террорист? Фашист? Откуда и для чего ты прибыл в наш город, негодяй и паршивец?
– Ещё вопросы, – нарочно зевая, ответил Арбузик. – Отвечу на все вопросы сразу.
– Не ответишь, выколотим!.. Ты пойман с радиопередатчиком, значит, ты шпион, а шпионам, по новым законам нашего города, полагается смертная казнь! С кем ты приехал и надеялся здесь связаться в преступных целях?
– Я не приехал, я вернулся в город, где родился и где таких, как вы, никогда прежде не бывало. Теперь я вижу, что порядки в моём родном городе основательно переменились. Мне, как и многим другим горожанам, не нравятся эти порядки.
– Молчать!
– Предупреждаю, – сказал Арбузик, – уж если мои друзья сокрушили короля Дуляриса и командора Сэтэна, вашего фактического родителя по производственной линии, то освободить вас от власти, которой вы овладели тихой сапой, не представит особого труда!
– Фанатик! Демагог! Защитник слепой толпы! Патриот крысиной дыры! – посыпались оценки. – Откуда ты знаешь имя славного командора Сэтэна, несчастный абориген? Если тебе известна главная тайна Сэтэна, тебе уже не избежать смерти. Ты должен умереть, чтобы не смущать умы глупыми баснями! Наступило время свободы, а кто не понимает, того в кутузку!
– Я вижу, что вы пока невменяемы, господа, – спокойно продолжал Арбузик. – Порождение и орудие зла, вы никогда не поймёте, что именно зло гонит вас от поражения к поражению, тогда как прочную победу сулит только одно добро. Добрый может проигрывать в состязании с негодяями, но всё равно добро спасительно…
– Молчать! – вдруг остервенившись, фабреоиды велели полицейским зверски избить Арбузика.
Те принялись прилежно колотить его кулачищами, свалили на пол, и тогда налетели фабреоиды и принялись пинать Арбузика коваными ботинками.
– Вот тебе! Вот тебе! Умник нашёлся!.. Не мы обречены, это ты обречён! Будешь подписывать протокол допроса или не будешь?..
Окровавленный Арбузик с трудом поднялся с пола. Один глаз у него не видел, левая рука не слушалась. «Они убьют меня, их ничем не образумить, потому что это полные мертвецы. Надо изменить тактику!..»
– Подпишу, но мне нужно сначала прочесть, что там накарябали ваши олухи, – сказал Арбузик. – Снимите оковы, бить связанного – для этой гнусности даже не изобретено подходящих слов. Забинтуйте разбитую голову и тогда несите вашу бумагу!
Эти его слова были истолкованы как выражение страха и полная капитуляция. Истязатели пожелали закрепить свой успех. Арбузика вновь повалили на пол и опять избивали коваными ботинками. А потом привели арестованного отца, дядю Ваню, и он заплакал, увидев окровавленного сына.
– Что они сделали с тобой, негодяи? Безоружного, беспомощного мальчишку!
– Они боятся не мальчишки, отец, они боятся Правды!..
Обозленные фабреоиды велели избить и дядю Ваню и сами участвовали в истязаниях, когда дядя Ваня уже потерял сознание.
– Как алкоголики пьянеют от глотка вонючей браги, так жертвы забродившего духа сходят с ума от ничтожного и кажущегося успеха, – твёрдо сказал Арбузик, решив, что ни при каких обстоятельствах не уступит более гомункулусам и их холуям. – Чего вы добиваетесь?
– Показаний! – завопили глотки.
– Тогда приглашайте писаря и пусть пишет, – сказал Арбузик, полагая, что время уже объявиться Бебешке. – Вы узнаете истории, о которых ещё сто лет в газетах не появится ни единой строчки!
И фабреоиды, высокомерно относившиеся к людям и считавшие их неполноценными (обычная реакция всех неполноценных), как ни странно, тотчас позвали тюремного писаря.
