Эрнест Cетон-Томпсон - Рольф в лесах
Они ещё задержались, спустившись в ивняк посмотреть, нет ли там бобровой запруды, и вернулись в сараюшку уже сильно за полдень. Внутри ничего за время их отсутствия не изменилось — только связка шкур исчезла бесследно.
Конечно, наст не сохранил никаких отпечатков. В первую минуту они заподозрили прежнего вора, но затем, продолжая искать какие-нибудь доказательства и вблизи и подальше, наткнулись на обрывки горностаевой шкурки, а ещё через четверть мили — и на остальные её куски. Затем они нашли изодранную шкурку ондатры. Уж не вечный ли враг всех трапперов — росомаха? Хоть это и редкий зверь, но среди этих холмов она, наверное, водится. Ага! Вот и царапины на дереве — обычный знак росомахи, а под ним — клочок ондатровой шкурки. Последние сомнения рассеялись, вор был опознан.
— Раз порвала она самые дешёвые… — начал Рольф, запнулся и встретил многозначительный взгляд Куонеба.
Только самые дешёвые! Странное совпадение — не всё ли равно росомахе, какие шкуры рвать? Никаких других следов её не было, а по ледяной корке вообще ничего прочесть было нельзя. Обоим стало ясно, что шкурки разорваны, а кора исцарапана только для отвода глаз, вор же — человек, и почти наверное — Хог.
Значит, он утром подсмотрел, как они ушли из сараюшки, и за это время, конечно, успел удрать очень далеко.
— Ак! Погодим несколько дней, пусть думает, что обманул нас. А потом я его отыщу — и мы поквитаемся! — Куонеб явно решил довести дело до конца.
45. Усмирение Хога
От того, кто хнычет, а сам пальцем не пошевельнёт, чтобы себе же помочь, толку не больше, чем от шубы на утопленнике.
Из изречений Сая СилваннаВ эти планы нежданно вмешалась погода и спасла их врага от скорого возмездия. Наступила долгая оттепель с дождями. К концу второй недели на льду озера стояла вода глубиной дюймов в шесть, а по льду речки катился бурный поток, быстро его истончая. Снег превращался в полужидкое месиво, и уже чувствовалось стремительное приближение весны.
По ночам, правда, подмораживало, но каждый день солнце припекало сильнее, и на всех южных склонах появились большие проталины.
В первый же более или менее морозный день трапперы отправились в обход, зная, что охотничьему сезону пришёл конец. На шесть месяцев ловушки и капканы останутся без дела. Они шли обычным своим путём, и хотя захватили лыжи, но пользовались ими редко. В середине дня Куонеб кивнул на отпечатки крупных лап и утвердительно хмыкнул, когда Рольф сказал полувопросительно:
— Медведь?
Да! В лесу вновь появились медведи. Они ещё не потеряли весь свой жир, и мех их был в отличном состоянии. Ещё месяц, и они исхудают, а шерсть начнёт быстро линять. Наступило время охоты на медведей — либо капканами, либо с собаками.
Без сомнения, Скукум считал, что чем-чем, а уж собакой они обеспечены, но одной собаки для травли медведя мало. Нужна свора из трёх-четырёх псов, которые кидались бы на зверя сзади, заставляли бы его поворачиваться и давать им бой. Если собака одна, он просто побежит быстрее.
Капканов у них не было, и, зная, что вышедший из берлоги медведь проходит большие расстояния, они даже не попытались его преследовать.
В ловушках они нашли двух куниц, но одна от тёплой погоды уже испортилась. Наконец они разобрались, что у их врага была своя цепь ловушек, в которую он включил и часть поставленных ими. Обход он совершил незадолго до них и успел ещё раз попользоваться плодами их трудов.
Его след, хотя и двухдневной давности, был достаточно ясным. Куонеб проверил замок своего ружья, крепко сжал губы и пошёл по этому следу.
— Что ты задумал, Куонеб? Стрелять же ты не будешь?
— Пока не подойду поближе, не буду.
Суровый взгляд индейца заставил Рольфа умолкнуть.
На протяжении трёх миль они увидели только три куньи ловушки — ни один уважающий себя траппер не поставил бы их так мало, — а затем вышли к большому треугольнику из брёвен у дерева с приманкой. Опытный глаз сразу определил, что тут поставлен большой стальной медвежий капкан.
Они чуть было не опоздали пресечь прилив любознательности у Скукума, а ещё через две мили поняли, что их враг хотя и скверный траппер — ходок неплохой и край этот знает.
На закате они вышли к своей сараюшке и остались там ночевать. Когда Рольф перед сном вышел поглядеть на звёзды, он услышал отдалённый скрип дерева и удивился, потому что стояло полное безветрие. Даже Скукум обратил внимание на этот звук. Но он затих и больше не повторялся. Утром они пошли дальше.
В лесу всё время что-то слышится: треск сучьев, по меньшей мере десяток разных криков сойки, вдвое больше криков ворона, а порой голоса синиц, рябчиков и сов. Четвероногие обычно больше соблюдают тишину, хотя красная белка вечно хлопочет и поднимает шум.
Эти голоса леса разносятся далеко, а некоторые так и очень далеко. Пожалуй, за сутки не выпадает и пяти минут, когда чуткий слух бдительной собаки не ловит тот или иной странный лесной шёпот, бормотание, царапание, треск, визг или свист. То есть раз триста за сутки её внешнее ухо докладывает её внутреннему уху, что происходит то-то и то-то, хотя сообщения эти могут много дней игнорироваться как не имеющие интереса или пустяковые. Но из этого не следует, что собака что-то упускает. Мерный звук их шагов, хотя для самих охотников и заглупшл другие звуки, Скукуму, видимо, ничуть не мешал. Вновь скрип какого-то дальнего дерева встревожил его мозг, шерсть на загривке у него вздыбилась, и он испустил негромкое «ав!».
Рольф с Куонебом замерли, как замирает всякий разумный охотник, когда собака командует: «Стой!»
Они выждали и минуты две спустя вновь услышали этот звук, всего лишь поскрипывание сука, который под ветром трётся о соседний.
Но Скукум повторил: «Ав! Ав! Ав!» — и побежал вперёд.
— Назад, дуралей! — крикнул Рольф.
Но Скукум знал, что делал. Он продолжал бежать, потом остановился, опустил голову и понюхал что-то в снегу. Куонеб поднял его находку. Струбцина! Инструмент, который траппер берёт с собой, когда идёт заряжать медвежий капкан, — без него один человек вообще не может справиться с мощными пружинами капкана. Куонеб показал струбцину Рольфу.
— Ак! Хогу теперь плохо!
Бесспорно, их соперник потерял важнейший инструмент. Однако оказалось, что Скукума его находка не особенно интересовала. Он успел убежать дальше. Они вышли к небольшому оврагу. Впереди невидимый Скукум разразился сердитым лаем, явно кому-то адресованным.
Охотники бросились туда и увидели на снегу скрюченное тело их врага Хога, попавшего рукой и ногой в дьявольское орудие пытки, в медвежий капкан, который он сам же и поставил.
В глазах Куонеба вспыхнул яростный огонь, а Рольф окаменел от ужаса. Но тут раздался хриплый стон.
— Он жив! Поторопись! — крикнул Рольф.
Индеец торопиться не стал, но подошёл поближе. Он ведь дал себе клятву отомстить, так зачем же ему было спешить?
Беспощадные стальные челюсти крепко держали Хога за колено и кисть правой руки. В первую очередь необходимо было освободить его. Но как? Нет такого силача, который сумел бы отжать пружину медвежьего капкана… А струбцина?
— Куонеб, да помоги же ему! Скорее! — вне себя от волнения звал Рольф, забыв про все подлости Хога, видя перед собой только замученного, умирающего человека.
Индеец секунду смотрел на обессиленное тело, потом быстро нагнулся и наложил струбцину. Его ловкие пальцы скоро отжали первую пружину. Но что делать со второй? Струбцина у них была только одна. Длинным сыромятным ремнём, который они всегда с собой захватывали, индеец быстро обмотал сжатую пружину, чтобы удержать её, потом снял струбцину, занялся второй пружиной, и челюсти капкана разомкнулись. Индеец развёл их ещё сильнее и высвободил покалеченную ногу и руку. Однако Хог даже не пошевелился. Казалось, они опоздали. Рольф снял с себя куртку и расстелил её на снегу. Куонеб развёл костёр. Через четверть часа они уже вливали горячий чай в рот бедняги. И вновь из его горла вырвался хриплый протяжный стон.
Погода была достаточно тёплой, и Хог не обморозился, но тело у него окостенело от неподвижности. Тепло, горячий чай, осторожное растирание — и он пришёл в себя.
Им, правда, казалось, что он всё равно умрёт, однако через час он настолько оправился, что мог уже говорить. Голос его прерывался, мысли порой мешались, но мало-помалу они узнали, что произошло.
— Вче… м-м-м… вчера. Нет. Два дня или три назад… м-м-м-м-м… не знаю… Я мои ловушки обходил… мои медвежьи капканы… Не повезло… м-м-м-м… Да, я бы ещё глотнул… А виски у вас нету, а?.. М-м-м… Все пустые… пришёл сюда… о-о-о-х… приманку, вижу, птицы расклевали… а капкан… м-м-м… а капкан… Да, так полегче!.. А капкан ничем не прикрыт. Ну, я и начал укрывать его мож… можжевельником… Другого-то ничего не было… М-м-м-м… нагнулся, значит… чтоб другую сторону, значит… а нога-то у меня и поскользнись… на льду… всё ведь… обледенело… Я и… м-м-м… покачнулся… да и угодил коленом… м-м-м… Ой, больно!.. М-м-м… он и захлопнулся… защемил и колено… и руку… — Голос его перешёл в еле слышный шёпот и замер.
