Эдуард Веркин - Кусатель ворон
– Отдайте! – взвизгнула Иустинья. – Отдайте немедленно!
Она кинулась, но Пятахин перегородил проход, Жохова врезалась в его спину, отскочила.
– «Эдельвейсы для богини любви»… – прочитал удивленно Лаурыч. – Автор – Жохова Анастасия… Анастасия…
Пятахин крякнул, выхватил у него компьютер и прочитал уже громко, прикрываясь спиной от Жоховой.
– «…Розалинда кинулась с головой в омут страсти, горячей, как адское пламя, пьянящей, как молодое испанское вино…» Ого, Жохова! Я думал, ты о благостном думаешь, а ты, оказывается, ро́маны сочиняешь! «…Он стоял на берегу, и его золотые волосы развевались над водой, глаза блистали, как два сапфира…»
– Замолчи!
Иустинья покраснела и позеленела одновременно. Никогда не видел сочетания подобных цветов на одном отдельно взятом лице. И вены на лбу вспучились, – нет, серьезно, я даже испугался, что Жохову хватит удар.
«Апоплексический удар в автобусе», собственно говоря, неплохо, на Тубе народ заценит. Ярость в чистом виде.
Тег «Искусство».
– Этого не надо стесняться, Анастасия, – продолжал Пятахин. – Я тоже поэт, между прочим, стихи сочиняю, «Апрельский пал» многим нравится. Слушай, Анастасия, а давай вместе будем сочинять, а? Пятахин-Жохова, как тебе?
Иустинья стала раздуваться, буквально опухла от злости, сделалась похожа на опасную рыбу фугу – еще чуть, и иглы полезут, шипы отравленные.
– Хотя лучше отдельный псевдоним придумать, – продолжал разворачиваться Пятахин, видимо, поедание кактуса пошло ему на пользу. – Парамон Пяжохин, как? Нет! Нет! Лучше по-другому! Фрол Жо…
Все громко засмеялись, я тоже не удержался, кажется, все-таки талант.
– Скотина! – взвизгнула Иустинья, она же Анастасия.
И немного попыталась выцарапать Пятахину глаза, но попала только по щеке. Личность Пятахина закровила, сам Пятахин растерялся.
– Ну, ладно… – сказал он. – Как хочешь, пусть будет Энестэйша Жо…
Жохова прянула снова, но Пятахин был уже наготове, сунул нетбук в сумку на спинке сиденья и поймал Жохову за руки.
Путешественники, особенно немецкого происхождения, с интересом наблюдали за происходящим.
Жмуркин пока спал, погрузившись в наушники, не слышал, будить я его не спешил.
Лаура Петровна, кстати, тоже улыбалась и как бы всем своим видом давала обществу понять, что она над схваткой, тут и без нее начальства хватает. Ну и еще тут было… По слухам, два года назад Жохов-отец застрелил любимого лабрадора семейства Скрайневых, лабрадор по бестолковости убежал, а Жохов его за безнадзорность щелк меткой пулей в ухо, Жохов-старший бестрепетен, это все знают.
Иустинья тем временем вовсю уже выкручивалась из лап Пятахина, и было видно, что сын Департамента культуры скоро уступит свои позиции дочери пастыря. Это понял и Пятахин, он резко отпустил Жохову и отпрыгнул.
Жохова осталась стоять, растирая запястья и скрежеща зубами.
– Вот я сообщу батюшке-то – он тебя в карцер посадит, – неуверенно пообещал Пятахин, потирая щеку, размазывая кровь в пятно. – На луковую похлебку…
Иустинья затряслась. Крупно и угрожающе, она вообще, как я погляжу, оказалась мастерица устраивать собой разные эффекты, трепетать, вцепляться, выдирать. А с виду не скажешь. Хотя…
Пятахин вытер кровавые руки о джинсы.
– Тебе нужен пластырь, – посоветовал Лаурыч.
– Круто она тебя, – подал голос Дубина, возможно, с некоторой завистью.
– Это любовь, – подытожила Снежана.
– Отдай! – с ощутимо замогильными интонациями потребовала Иустинья.
– Поцелуй – тогда отдам, – пообещал Пятахин.
А вот баторские в разборке участия почему-то не принимали, молчали, смотрели дружно в окно. Странно.
– Отдай немедленно, а то очень пожалеешь, – прошипела Иустинья.
– Отдай, Пятачок, – посоветовала Снежана. – А то она тебя действительно поцелует!
Браво! Снежана Эмчээсовская тоже девушка непропащая, еще больше в этом укрепляюсь. Тег «Любовь».
Пятахин вновь раскрыл нетбук.
– Наверняка тут есть признания, – сказал он. – Личный дневник монахини…
– Отдай, а не то я выброшусь, – пообещала Иустинья.
– Она умеет, – сказала Снежана. – Подайте прорубь!
– Да куда ей бросаться, мы как на подводной лодке, – Дубина постучал по стеклу автобуса.
– Выкинусь! – крикнула Иустинья так пронзительно, что Жмуркин проснулся.
Он сел, потерянно огляделся, потер глаза.
Иустинья направилась к выходу.
– Что тут происходит? – одурело спросил Жмуркин и стащил наушники.
– Жохова выброситься хочет! – объявил Пятахин.
– Василий Иванович, останови, пожалуйста! – попросил Жмуркин. – Опять что-то…
– Да тут проруби нет, сейчас лето!
– Пусть выпрыгивает, – сказала Снежана. – Одной дурой меньше.
Штуцермахен стал притормаживать.
– Вы все гады! – крикнула Иустинья. – Гады! Гады! Всех вас ненавижу!
Она подскочила к дверям автобуса и стала их пинать ногами и толкать корпусом. Бум-бум-бум, сколько силы вскипело в этом, казалось бы, хрупком теле.
– Автобус сломаешь! – заявил Дубина.
– Устя, успокойся, – попросил Жмуркин.
Но Иустинья не унималась – билась и билась, и Дубина не выдержал, выбрался из кресла, подошел к Жоховой и попытался ее оттащить.
Жохова не далась, громко щелкнула зубами, и Дубина отступил в нерешительности.
Иустинья долбанула в дверь спиной, уперлась ногами в ступени и принялась выдавливаться.
Дверь стала приоткрываться.
– Тормозите! – крикнул Жмуркин.
– Сейчас вывалишься ведь, дура, – сказал Дубина.
И как настоящий джентльмен он попытался оградить даму от выпадения на асфальт, любой на его месте поступил бы так же.
Случилось вдруг нечто фантастическое – Иустинья выхватила откуда-то, мне показалось, что из рукава, довольно большой электрошокер и раз!!! – всадила его Дубине прямо в лоб. Все-таки пресвитер Жохов снабдил свою Устеньку средством обороны от недругов, я так и знал.
Между глаз Дубины проскочила озорная искра, и боксер недоуменно осел на пол.
Автобус остановился. Двери с шипеньем отошли.
– Ах ты дрянь! – со своего места выскочила Снежана.
Она бросилась на Иустинью, та с ловкостью Джеки Чана выставила шокер перед собой. Снежана наткнулась. Шокер щелкнул, Снежана не упала, замерла, затем вцепилась в Жохову, и они вместе вывалились из автобуса.
В канаву.
Тег «…».
Тут даже не придумаешь.
Жмуркин вздохнул.
– Жесткач… – в восхищении сказал Пятахин. – Супер!
Лаура Петровна села в кресло и усадила рядом с собой Лаурыча.
– Не могу… – помотал головой Жмуркин. – Не могу…
– Бабий бой! – Пятахин достал мобильник. – Бабий бой!
Если честно, то я не очень верил глазам. Фестиваль души, жизнь превосходит любые грезы, даже самые разнузданные, я повторял это уже в сороковой раз.
И это было хорошо. Это было уже гениально, небеса послали всех недругов в мои безжалостные длани, лишили их разума. Если сидеть на берегу реки достаточно долго – мимо проплывет труп твоего врага. Китайская мудрость.
Я взялся за фотоаппарат.
Канава оказалась крайне фотогеничной, такой настоящей нашей канавой, в которой присутствовали все родовые признаки любой уважающей себя канавы: грязь, жижа, ряска, лопухи, коряги, водоросли, безнадежность и обилие всех этих ингредиентов.
И глубина. Это было одно из самых главных достоинств, канава оказалась глубока. Девушки рухнули… вернее, ухнули в канаву, погрузились в ее алчущие пучины прямо с головами.
А!!!!
Иустинья и Снежана погрузились, и сия пучина поглотила их обеих. Впрочем, судя по тому, как волновалась поверхность канавы, схватка продолжалась и внизу. Девушки продолжали восхищать.
– Лучшее, что я видел в жизни, – сказал Пятахин. – Можно спокойно в гроб ложиться.
Он тоже снимал, на телефон.
Вдруг волнение приостановилось, и жижа приобрела былое спокойствие.
– А вдруг утонули? – предположил Лаурыч, вырвавшийся от маменьки.
Но грязь разошлась, и соперницы восстали из вод, и теперь их было трудно отличить друг от друга, грязь сравняла их, в канаве ведь тоже нет ни пожарного, ни пресвитера, все равнозначны, все грязны.
Жмуркин выругался и достал резиновые сапоги.
– Виктор, что происходит? – спросила Александра.
– Остановка, – объяснил я. – Постоим, отдохнем.
– А это…
Она кивнула на канаву. Соперницы стояли друг перед другом в позе пантер, готовых ринуться в бой.
– Это уже не Достоевский, – сказал я. – Это Лесков.
– Лесков?
– Великий русский писатель, – пояснил я. – «Леди Макбет Мценского уезда». Жесткач, Пятачок прав.
– Лесков…
Александра записала в блокнот.
– А-а-а!
Снежана – кажется, это все-таки Снежана – закричала и стукнула Иустинью по лицу, с размаха, и в разные стороны полетели грязевые ошметки, Иустинья ответила таким же ударом, а затем укусила Снежану разрядом шокера в плечо.
