Анна Кальма - Вернейские грачи
— Вы должны сейчас же рассказать все Матери, — решила Клэр. — По-моему, это важно.
И, оставив Сюзанну дежурить в столовой, она отправилась с обоими грачами в дом.
— Мама у себя? — спросила она попавшегося навстречу Жоржа.
— Занимается с Жюжю литературой, — кивнул тот и тут же спросил с любопытством: — Вернулись, ребята? Много денег собрали?
Ксавье, смущенный и мрачный, назвал сумму. Жорж шумно обрадовался:
— Вот молодцы! — И он понесся по коридору, крича: — Ребята, наши вернулись! Собрали кучу денег!
Из классных, из бельевой, из спален навстречу Ксавье и Витамин выбегали грачи, просили повторить сумму и снова хвалили сборщиков.
К счастью для Ксавье и Витамин, они были уже в конце коридора, у комнаты Матери. Из-за неплотно затворенной двери раздавался мальчишеский голос, размеренный и немножко неестественный.
— Жюжю читает «Андромаху» Расина, — сказала Клэр, прислушиваясь и не решаясь постучать.
— Что ж ты? — не вытерпела Витамин.
— Ты же знаешь, Мать не любит, когда входя во время занятий, — прошептала Клэр. — Дождемся перерыва!
А сына познакомь с героями родными, —
Пусть подражает им и пусть гордится ими.
Пусть знает, чем навек славны их имена,
Что сделали они, в чем доблесть их видна.
О подвигах отца ему тверди все снова,
Порой о матери скажи ему два слова… —
декламировал Жюжю.
Но вот голос Матери прервал его:
— А знаешь, Жюжю, Расина тебе, наверное, придется отвечать осенью на экзамене… И потом, если ты хочешь стать настоящим поэтом, тебе непременно надо знать наизусть его стихи.
— Я думаю, Мама, Расин все-таки не очень хороший поэт, честное слово, — отвечал Жюжю. — Все у него такое торжественное, а простого, настоящего как в жизни, нет… М потом, я думаю, Андромаха не права. Почему о подвигах отца нужно твердить бесконечно, а о матери, которая тебя родила, всего два слова?
Послышался смех Марселины.
— Ах ты, мой маленький философ! — ласково сказала она. — Так ты полагаешь, о матери нужно говорить сыну не меньше, чем об отце?
— Больше, больше! — с горячностью утверждал Жюжю. — Вот попробовал бы кто сказать в двух словах о вас, я бы ему показал!..
— Ну, ну, развоевался, — перебила Мать.
Тут Клэр тихонько постучалась.
— Войдите, — отозвалась Марселина. Она сидела в низком кресле у письменного стола, держа на коленях открытую книгу, по которой следила за чтением Жюжю. Щеки Жюжю разгорелись, видно было, что урок ему ничуть не в тягость. И в самом деле: когда Мать бралась готовить кого-нибудь к экзаменам, тот считал себя счастливцем. Мать умела вложить в каждый урок столько нового, так понятно и живо все объясняла, что даже самый трудный предмет выпукло укладывался в памяти. А кроме того, в комнате Матери можно было полюбоваться цветами, заглянуть в книги, поговорить о том, что тебя интересует или тревожит. Мать охотно слушала, никогда не перебивала замечаниями: «Ну, об этом мы потолкуем в другой раз», или: «На это у нас будет другое, свободное время, а сейчась займись уроком». Но как-то всегда бывало так, что, наговорившись всласть, обсудив самое для них нужное, мальчик или девочка с увлечением принимались за урок и быстро его усваивали.
Чаще других бывал в этой комнате Жюжю. Настоящее имя Жюжю было Жюльен. Родители его погибли в лагере Бухенвальд. Жюжю уверял, что помнит и отца и мать, но грачи только делали вид, будто верят ему. Что мог помнить грудной ребенок, которого спасли от верной смерти заключенные в лагере?
В Гнезде к Жюжю все относились бережно и с любовью. Он был поэт. Он слагал лучшие песни Гнезда и хотя по возрасту относился к «средним», но всюду и всегда следовал за старшими, особенно за Клэр, которой служил, как верный рыцарь. Жюжю был похож на девочку: пушистые персиковые щеки, совсем еще детские, громадные, нежные и переменчивые глаза. Живой, непоседа, он иногда исчезал куда-то, а затем возвращался рассеянный, бормоча что-то под нос, до такой степени погруженный в себя, что не видел и не слышал никого и ничего.
— Наверное, Жюжю сочинил что-то новое! — говорили тогда грачи.
И правда: Жюжю бежал искать Клэр и, как всегда, ей первой читал свои лирически-напевные, часто очень взрослые стихи. В этом мальчике под детской внешностью словно таились мысли намного старше его самого.
Обычные уроки с Тореадором и с преподавательницей истории Жанной Венсан были для Жюжю настоящим мучением. Но с Матерью другое дело. Здесь Жюжю охотно декламировал даже Расина, которого терпеть не мог.
— Посмотрите-ка, кто пришел, Мама! — воскликнул он, увидав Ксавье и Витамин, которых вела за собой Клэр.
Марселина, улыбаясь, ждала, что скажут ей грачи. Вдруг лицо ее потемнело.
— Что случилось? — коротко спросила она.
— Мы пришли, Мама… Сейчас Ксавье расскажет вам… Мне кажется, это важно… — нерешительно выговорила Клэр.
Ксавье нервно пригладил вихор, откашлялся. Ему очень не хотелось, но все-таки пришлось повторить все, что было рассказано Клэр. Когда же он перешел к тому, что они услышали в открытое окно картинной галереи, голос у него стал совсем хриплым и он так волновался и путал, что Витамин должна была подсказывать ему нужные слова.
Жюжю слушал, приоткрыв рот. У Клэр на щеках уже давно горели красные пятна И только по лицу Матери было решительно невозможно понять, о чем она думает.
— Мама, вы слышите? — весь пылая, воскликнул Жюжю. — Да что же это такое! Ведь это настоящий заговор!
— Помолчи, Жюжю, — остановила его Марселина. — Не увлекайся! Никогда не надо спешить с выводами. Мы еще ничего толком не знаем. Знаем только, что Витамин и Ксавье отправились с «Тетрадью Мира» в замок Фонтенак, отправились по собственному почину. Если бы я или кто-нибудь из старших знал, что они собираются в замок…
— Нет, нет, Мама, это не Витамин! Она здесь ни при чем, — перебил Марселину Ксавье. — Витамин не хотела идти в замок. Это я уговорил ее, заставил… — Он заикался от волнения.
Марселина взглянула на него.
— Я ничего не скажу тебе. Вероятно, с тобой будут говорить «старейшины». Они обсудят твой поступок. Могу только сказать: на их месте я долго не давала бы тебе никакого поручения. Ты недисциплинированный, Ксавье. А мечтаешь о какой-то большой деятельности… Подумай об этом.
Ксавье опустил голову, и вихор его тоже поник.
— Сбегай скажи Корасону, что мне понадобится машина и я прошу его поехать со мной в город, — прибавила Марселина.
Ксавье убежал. Марселина мельком глянула на Клэр. Девочка стояла, устремив на нее требовательный, нетерпеливый взгляд. «А я что! Что делать мне? Неужели ты оставишь меня, не дашь мне проявить себя в такую минуту, доказать свою полезность?» — говорил этот взгляд.
И Мать сказала:
— Когда вернется с гор Гюстав, ты, Клэр, расскажешь все ему и передашь, чтобы он ждал меня дома. Я постараюсь вернуться как можно скорее.
Клэр кивнула. Правда, это было вовсе не то героическое поручение, которого жаждала сейчас ее душа, но пока можно довольствоваться и этим.
Позвав с собой взглядом Витамин и Жюжю, девочка поцеловала Мать и вышла.
Трое грачей быстро прошли коридор, широкий и светлый, весь уставленный растениями, которые заботливо выращивала Витамин, миновали двери обеих спален, бельевую, чуланчик Лолоты и вышли во двор.
Солнце уже спускалось. От кухни и гаража протянулись длинные синие тени. Мутон сидел у будки и, храпя и щелкая зубами, с наслаждением рылся носом в собственной шерсти. В гараже прерывисто мурлыкал мотор — это Корасон прогревал машину.
За гаражом, отделенное от остального двора стеной и забором, было глухое зеленое местечко, все заросшее лопухом и низкой ромашкой. Сюда приходили совещаться о самых важных делах, сообщить другу тайну, сюда иногда прибегали выплакаться или просто похандрить в тишине.
Официально место называлось «в лопухах». Так, бывало, и говорили: «Это нужно обсудить в лопухах», или: «Об этом можно потолковать только к лопухах», или: «Он пошел в лопухи», — и тогда остальные понимали: тревожить того, кто туда отправился, не следует.
Вот и теперь трое грачей, не сговариваясь, направились к заветным лопухам.
Едва очутившись в зеленых зарослях, Клэр крепко схватила Витамин за плечо, заставила ее опуститься на траву.
— Так вот какие дела начались! — возбужденно сказала она. — Понимаешь, Витамин, как это серьезно! Видела ты Мамино лицо?
— Видела, — озабоченно кивнула Витамин.
— Мы должны собрать «старейшин» и все обсудить, — продолжала Клэр. — Мы уже достаточно взрослые. Надо что-то предпринять…
— А что мы можем сделать? — пробормотала Витамин. — Что, например, могу я? Ведь я такая никчемная, никудышная…
