Елена Арсеньева - Большая книга ужасов 63 (сборник)
– Оставь ты в покое ее косу, – проворчал Стюарт. – Чего пристала? Классная коса, как в сказке! А Данила, между прочим, свой сон тоже не сразу вспомнил. Он мне сам говорил. Вот и Лёлька не помнит. Но, наверное, скоро вспомнит!
– Странное совпадение, – заметил Джен. – Очень странное… Помните, у Стеллы и Максвелла было что-то похожее в снах? И они одновременно полезли в одну петлю… Может быть, и Лёлька окажется там, где теперь Данила?
– Она будет вместе с Данилой?! – аж поперхнулась Лина. – Эта дурочка с косой?! Нет! Это я буду там, где Данила!
– С чего ты взяла? – изумилась Труди.
– Потому что я так хочу! – буркнула Лина.
– Ну мало ли кто чего хочет, – прошептала застенчивая Труди. – Я, может, тоже…
Она осеклась и покраснела.
– Наверное, – лукаво сказал Джен, – все девчонки хотят оказаться там же, где Данила.
Мадлен улыбнулась ему:
– Не все…
– Ого-о! – ехидно протянула Лина. – Тили-тили-тесто?..
– Ты себе эту песенку спой, – спокойно ответила Мадлен. – Ты же в Данилу была влюблена как кошка, бегала за ним, разве что на шею не вешалась! Вспомни, сколько дней ты ревела, когда он в петлю полез!
Лина даже отшатнулась, как будто получила удар по лицу. Покраснела – нет, даже побагровела от ярости, и неизвестно, что бы она ответила Мадлен, если бы не вмешался Стюарт.
– А кстати о тесте! – воскликнул он. – Вернее, о муке! Есть еще одно совпадение между Данилой и Лёлькой. Эта чешуйка в ее горле… Ты пшеничные зерна вручную перемалываешь, да?
Лёлька кивнула.
– Ну вот видишь! – довольно улыбнулся Стюарт. – Я один раз видел, что у Данилы локоть был в муке испачкан. Похоже, он тоже зерна молол…
– Мука, лепешки! – мечтательно вздохнула Труди. – Это классно! А я ем змей.
– Змеи – это вкуснота! – так и подпрыгнул Джен.
Труди буквально перекосило:
– Нашел себе вкусноту. Гадость редкая!
– И правда… – робко поддержала Лёлька. – По-моему, тоже гадость!
– Вы просто не умеете их готовить, – засмеялся Джен. – И не знаете, что такое гадость на самом деле. Гадость – это синтетическая малина. Она похожа на синее-пресинее мыло. Но у него вкус малины.
– А у красных пещерных длиннорослей – вкус черствого хлеба, – грустно сказала Мадлен. – У черных – какой-то рыбы. Довольно тухлой, между прочим.
– Ты это ешь?! – недоверчиво уставилась на нее Лёлька. – Нет, серьезно?! А что такое длинноросли, кстати?
– Что-то вы разболтались, друзья! – сурово произнес Стюарт. – Нам запрещено обсуждать наши занятия, вы что, забыли?!
– Ну хочется же иногда поболтать, пообщаться, – жалобно прошептала Труди.
– Мы и так общаемся, – усмехнулся Стюарт. – Например, сейчас.
– Да ну, что это за общение! – капризно протянула Труди. – Того нельзя сказать, этого нельзя… Надоело!
– А мне надоело на ваши рожи смотреть! – вдруг выкрикнула со злостью Лина. – Ненавижу вас всех! Особенно эту дуру с косой! И вообще, достал меня Корректор! Выездка крабов-вездеходов… Дипломатия при общении с электрическими скатами… Эта саранча, которую мне жрать приходится… Достало все! Дос-та-ло! Пойду копченую салаку свою понюхаю. Хоть понюхаю, если поесть невозможно!
И она побежала к лифту.
Дверцы распахнулись.
Лина вошла.
Дверцы сомкнулись, лифт загудел.
Кабина пошла вниз.
– Что-то слишком часто она уходит эту копченую салаку нюхать, – озабоченно сказал Джен.
– Да уж, – мрачно кивнул Стюарт.
– Как думаешь, она выдержит? Вернется? – шепнул Джен.
Стюарт пожал плечами.
Остальные отводили глаза.
Лёлька смотрела на них, ничегошеньки не понимая, но спросить не смела.
Лина не вернулась.
* * *Из чащи взвилась стрела – тростниковая стрела птицеглавых! – и пронзенный ею орел-наблюдатель начал медленно падать, планируя на широко раскинутых крыльях.
Так… Это было последнее, что оставалось Даниле от людей, от форта, от надежды!
Орел-наблюдатель убит.
Теперь очередь за Данилой.
«Господи, Господи! – взмолился он, внезапно вспомнив, как бабушка учила его, когда брала с собой в церковь. – Господи, помоги мне, спаси меня!»
Как странно, что он вдруг это вспомнил! Здесь, в Петле, прошлое забывалось еще прочнее, чем в Корректоре.
Почему он вспомнил бабушку? Это что-то значило? Может быть, и правда, что человек перед смертью вспоминает всю свою жизнь?
Вот и он вспомнил. Хотя что там особенно вспоминать – подумаешь, всего каких-то пятнадцать лет прожито!
Неужели он сегодня умрет?!
Он, Данила Макаров?!
«Господи, спаси меня, и я…»
Данила угрюмо усмехнулся, сообразив, что пообещать-то Богу в обмен на спасение ему решительно нечего.
«Спаси меня, и я всегда буду хорошо себя вести!» – сказал бы он раньше, еще когда жил дома и проводил лето у бабушки в деревне. Но то время давно, давно миновало, а на память о детстве и бабушке не осталось ничего. А здесь, в Петле, он и так «ведет себя хорошо»: дикого мяса не ест, воды сырой не пьет, а в лесу скорее предпочтет умереть от голода, чем сорвать хоть яблочко-дичок с дерева или малинку с куста – ведь все отравлено ненавистью к людям.
Не будешь себя «хорошо вести» – погибнешь страшной смертью. Или обратишься в такое… в такое… никакого воображения не хватит, чтобы это представить!
Нечего, нечего пообещать Богу, нечего Даниле отдать взамен спасения…
«Господи, спаси меня, и я опять буду добровольно уходить с вживителями в лес, искать всех этих жеребят, щенят, телят и котят, чтобы они, как их пращуры в незапамятные времена, верно служили людям – тем, кто еще остался, кто еще выживает на Земле! – чтобы помогали нам вернуть утраченную власть над природой. Господи, спаси меня!..»
Странно, что никто из его здешних знакомых никогда не молится, вдруг подумал Данила. У него тоже такой потребности не было.
И только сейчас, когда смерть ему, можно сказать, в глаза заглянула…
Неужели это все? Неужели осталось несколько мгновений – и конец?
Ну что ж… Рано или поздно смерть настигает всех!
Но это неважно.
В Петле думаешь только о будущем.
И даже не о своем!
О том, чтобы для человечества оно не стало таким страшным, каким сделали его Данила, Адам, Джен, Стюарт, Лина и все другие – те, кто еще оставался в Корректоре и кого туда еще привезут!
Ладно, сейчас не до тоски и не до пафосных мыслей.
Надо спешить к реке. Но если у воды заметны следы аквазавров, напоминающие черные разводы тины, то Данила останется на берегу – ждать птицеглавых.
Только бы успеть утопить сумку с вживителями! Шурка все же успел…
Но если Даниле повезет, он успеет еще и утопиться сам.
Ну! Еще не время сдаваться! Еще немного, немного!
* * *– Где Лина? – спросила назавтра Лёлька.
Стюарт пожал плечами.
– Нет, ты знаешь! – настаивала Лёлька. – Ты тут все про всех знаешь!
– Не все и не про всех, – буркнул Стюарт. – И, честное слово, я даже не представляю, где теперь Лина.
– Может быть, залезла в петлю? – еле сдерживаясь, чтобы не заплакать, прошептала Лёлька. – Может быть, она тоже покончила с собой, как Адам, в комнате которого я живу?
– Ты что, думаешь, залезть в Петлю – это значит покончить с собой?! – хихикнул Стюарт.
– Ну да, – растерянно кивнула Лёлька. – Я так думала…
– И ты, конечно, представляешь себе всех повешенными? – веселился Стюарт. – Петля – значит, петля на шею? Типа, виселица такая?
– Ну да, – снова кивнула Лёлька. – Я думала, она находится где-то на четвертом этаже.
– Четвертого этажа в этом здании нет, – развел руками Стюарт. – Выше только небо… Ты что, не обратила внимания, когда подъезжала? Не смотрела, куда тебя везут?
– Да какая разница, смотрела я или нет, если меня все равно привезли не туда, куда я собиралась, – усмехнулась Лёлька. – Думала, санаторий, оказалось – Корректор.
– Да уж, – согласился Стюарт. – Мы все собирались не сюда, сюда мы уж точно не собирались! Ну так вот, слушай. Петля – это наш единственный шанс выжить. И не только наш!
– А чей еще? – удивилась Лёлька.
– Как минимум всего человечества! – засмеялся Стюарт.
– Ты шутишь, да? – слабо улыбнулась Лёлька. – Какие-то шутки у тебя…
Она хотела сказать «дурацкие», но побоялась обидеть Стюарта и в последний момент поправилась:
– Какие-то шутки у тебя… слишком уж глобальные…
– Глобальные, это верно, – согласился Стюарт. – Шутки?.. Хочешь считать это шутками – считай. Это неважно! Сейчас куда важней то, что Лины нет. Если ей был внезапный Сигнал, значит, она влезла в Петлю. Такое бывает… Так с Адамом было, например. Сигнал звучит до окончания курса. И надо отправляться, несмотря ни на что…
– Так в петлю отправляются или лезут?! – допытывалась Лёлька.
– У каждого своя Петля, и каждый добирается до нее по-своему! Идет, летит, лезет, едет, проваливается…
– Проваливается?! – ужаснулась Лёлька.
