Константин Кирицэ - Рыцари с Черешневой улицы, или Замок девушки в белом
В один миг очутился он — как был, в повязке и лохмотьях, — перед домом Дана.
— Тебе чего тут надо, бездельник? — напустилась на него мать Дана. — Убирайся, пока собак не спустила!..
— Ну что ты, мама, зачем так, — начал было Дан, с опозданием заметив вошедшего во двор бродягу и узнав в нем своего товарища.
— Как это зачем! Связался со всякими проходимцами! Пошел отсюда! А ну, Гривей, Азор, ату его!
И Тику пришлось исчезнуть, хотя он прекрасно знал, что псы эти существовали только в воображении женщины. На улице он снял повязку и, перемахнув через забор, снова оказался во дворе. При этом, однако, штаны его изрядно пострадали и являли жалкий вид.
Дан выслушал историю со старухой и злобным псом, посочувствовал незадачливому детективу, а потом прочел «с выражением» письмо, над которым трудился целый день:
«Уважаемая незнакомка, будь я поэтом, письмо это было бы в стихах. Прости за то, что природа не наделила меня этим даром. Предлагаю тебе взамен все прочие достоинства, которыми только может обладать юноша. Твой образ постоянно передо мной…»
— Ну и лгунишка, — прервал его Тик. — Ты же ни разу не видел ее.
— Так это же письмо. Слушай дальше… «Ты являешься мне во сне белокурой феей…»
— Я же говорил тебе, что она смуглая…
— Умолкни!.. «…витающей в нездешнем мире, окруженной добрыми, бесстрашными юношами, с которыми я сражаюсь за право видеть тебя, целовать следы твоих ног, ласкать цветы, которых касались твои щеки и золотистые локоны…»
— Как бы ни так! Я же говорил тебе, что у нее черные волосы…
— Тсс!.. «Я уверен, что ты благородная девушка, с возвышенной душой, готовая всегда утешить безмерные страдания… Взгляни же лучезарным взором на неведомого юношу, который вздрагивает, заслышав твои шаги…» Это из Эминеску, помнишь?
— Нет, — ответил Тик, поверив шутке друга. — А вот насчет «неведомого юноши»…
— Тихо!.. «Верни ему веселье, когда-то не покидавшее его ни на мгновенье, а главное, вдохни в него надежду… А если желания мои кажутся тебе слишком дерзкими, позволь хотя бы прикоснуться к твоей руке, насладиться музыкой твоего звонкого имени, произнесенного тобой…»
— А ведь у нее и в самом деле голос, будто колокольчик. Откуда ты узнал?
— Чутье поэта.
— М-да… — усомнился Тик. — Где же было это самое чутье, когда ты писал про белокурые локоны?
— Не придирайся и слушай дальше… «Позволь же, о прекрасная незнакомка, предложить тебе прийти на свидание, которое я с таким трепетом и надеждой назначаю тебе. Завтра в шесть часов вечера приходи в городской парк, к скамье, что стоит перед памятником того, кто так непревзойденно воспел любовь, — великого Эминеску…» Ну, что скажешь? Дерево и то откликнулось бы на такое письмо. Только как его вручить?
— Ну, это моя забота. Когда ты мне его отдашь?
— Немного погодя. Или лучше завтра с утра. Лишь бы она не узнала, кто писал. Будь осторожен.
— А если она и в самом деле придет? Что тогда?
— Если придет? Тогда вот что. Мы влезем на большой дуб за памятником. Приготовим записку и, когда она уже насидится вдоволь, кинем ей.
— А что мы напишем в записке?
— Что-то вроде… «О жалкая незнакомка! Это была всего лишь шутка — может, после этого станешь меньше воображать. Но если хочешь, мы тебя примем в наш дружный отряд. Рыцари с улицы Черешен». Идет?
— Блеск! Дан, я заблуждался, думая, что ты тюфяк… Теперь я вижу — котелок у тебя варит! Пока!
Дан недоумевающее глядел ему вслед. Опять, что ли, издевается этот сорванец? Да нет, похоже, что говорил от души…
ГЛАВА ВТОРАЯ
С утра пораньше Тик уже был у Дана, и они еще раз перечитали письмо, потом сочинили записку, точь-в-точь такую, как предлагал вчера Дан, и отправились на разведку в парк. Позади памятника Эминеску неподалеку от скамейки стоял мощный раскидистый дуб — идеальный пост для наблюдений. Дану не очень-то улыбалось лезть на дерево да еще с помощью таких ненадежных первобытных средств, как свои собственные руки и ноги, но что делать: вести тайное наблюдение можно было только отсюда. С завистью поглядев на Тика, который уже сидел на дереве, Дан, пыхтя и отдуваясь, тоже стал карабкаться вверх, цепляясь за ветки, добрался наконец до середины ствола. Оцарапанный, еле переводя дух, он победно огляделся:
— А не пойти ли мне в акробаты?.. Да, здорово отсюда все видно!
— Красота! — радовался и Тик. — Вот посидит она с полчасика, а потом я спущу ей на парашюте записку. Уж чего-чего, а из рогатки я стрелять умею. Письмо прямо к ней на колени опустится, вот увидишь!
Дан весело согласился. Договорившись обо всем, стратеги слезли с дерева и отправились по своим делам. Дан собирался продолжать чтение, а Тику надо было сделать все возможное и невозможное, чтобы письмо дошло и поручение это было куда приятнее, чем чтение книги.
Для начала он решил зайти в продуктовый магазин на той улице, где жила Баба-Яга, — там у него работал один знакомый. Вскоре в магазин вошла и сама старуха и стала делать покупки, ворчливо перебраниваясь с продавцом. А бесенок Тик все никак не мог придумать, как лучше доставить письмо. Попросить кого-нибудь? Подсунуть письмо в корзину старухи? Нет, это исключено: старуха сразу же обнаружит послание — и тогда всему конец. И вдруг его осенило. Недолго думая он подошел к прилавку и, не обращая внимания на очередь, попросил английских булавок.
— Уж не в лесу ли мы? — послышался скрипучий голос старухи. — Или, может, среди дикарей? Слыханное ли дело! И у меня, слава богу, были дети, теперь они известные люди, но чтобы вот так…
Тик, пытаясь задобрить ее, сочувственно заметил:
— Дети есть дети, бабушка, что с них возьмешь. Но потом они становятся взрослыми…
— Ишь заговорил как! Неслыханное дело!
— Откуда у нас булавки? Иди в галантерею, тут недалеко, рядом с кинотеатром!
— А зачем тебе булавки, озорник? — спросила старуха.
— Ногу занозил и никак занозу не вытащу. Замучился…
— Бедный ребенок! А мы его ругаем…
— Держи иголку, паренек. Это лучше, чем булавка, — подобрела старуха.
— Спасибо, бабушка, — поблагодарил Тик. — Здоровья вашим внукам. И знаменитым сыновьям…
— Благослови тебя господь. А какую ногу ты занозил?
Но Тика уже и след простыл… Теперь он терпеливо караулил на углу, неподалеку от дома, где жила старуха с девушкой. Наконец появилась Баба-Яга. Тик пропустил ее, а когда увидел, что она остановилась перед калиткой, подбежал к ней, как бы случайно толкнул ее, извинился и побежал дальше.
— Вот непутевый! — выругалась старуха. — Нашел место бегать… Да это же тот самый шалопут! Уж не стащил ли чего?
Но все покупки были на месте. А вот что кое-что прибавилась, такое ей и в голову не пришло. Приколотый иголкой конверт, на котором значилось: «Пленнице в белом», недолго торчал на ее юбке: та, которой он предназначался, незаметно сняла его и тут же спрятала. Письмо дошло до адресата.
Близился вечер, чирешары, спрятавшиеся на дереве позади статуи Эминеску, не на шутку заволновались. Без четверти пять они были уже на дереве, но прошли полчаса, час, и никого.
— Который уже час? — тревожно спросил один из них.
— Ровно шесть. Значит, не придет. На ее месте я прибежал бы сюда еще в пять. Арапка несчастная…
— Тише ты! Кто-то идет.
По аллее шла толстая приземистая старуха, и рядом с нею неуклюжий паренек в очках. Тик достал рогатку.
— Если они усядутся на нашу скамейку, я превращу этого четырехглазого хлюпика в чемпиона по бегу с препятствиями. Нет, ты только полюбуйся на этого слюнтяя!..
Парнишка в очках споткнулся перед самой скамьей и чуть было не растянулся. К счастью, вовремя ухватился за скамейку.
— Что с тобой, родимый? — раздался голос старухи. — Не ушибся ли?
Мимо прошли еще несколько человек: офицер, какие-то крестьянки, двое влюбленных, священник…
— Половина седьмого, — сказал Дан. — Что делать будем? Сдается мне, что письмо до нее не дошло. А может, оно попало в руки старухи?
— А может, она так возмутилась, что до конца не дочитала?
— Не может быть! Такого письма она еще в жизни не получала!
— Что ж, возможно, ты и прав, — многозначительно произнес Тик.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что оно плохо написано?
— Хватит! — отрезал Тик. — Долго мы тут будем еще торчать?
— С меня довольно. Но, если хочешь…
— Мне тоже надоело. Ничего, мы еще посмотрим, кто кого…
Тик спрыгнул на землю. Дан потерял равновесие и чуть было не свалился прямо на него. Вид у обоих был довольно жалкий. Час с лишним проторчать на дереве — и все напрасно…
— Твоя арапка трусиха, каких мало, — старался утешить себя Дан. — Ни капли романтизма. Испугалась риска и неожиданной встречи…
