Илья Туричин - Весна сорок пятого
– Разрешите, товарищ майор, спросить? - тихо сказал Яковлев.
– Ну.
– Много их там?
Майор понял, о ком он спрашивает, кивнул несколько раз печально.
– Полны бараки. Женщины, детишки мал мала меньше. Вот так, сержант. Крематорий у них тут день и ночь работал. Трупы жгли. А может, и живых. Баня газовая.
– Как это, товарищ майор?
– Приводили как бы помыться. А потом на голых газ пускали. Из специальных баллонов. Тех баллонов целый склад у них тут.
Из люка высунулся рыжий танкист.
– Есть связь, товарищ майор.
Майор торопливо залез на броню, взял у танкиста наушники, закричал в микрофон:
– Товарищ семнадцатый, я на месте. Как слышите? Я на месте. Слышите меня? Прием… Да. Заняли круговую… Прием… Кухонь, кухонь побольше, товарищ семнадцатый. Мы все отдали. Все энзе. Но их тут тысячи! Прием… У них тут боевая группа. Я им оружие немецкое отдал. Может, обороняться придется. Прием… Есть, товарищ семнадцатый. Продержимся. - Майор сунул рыжему в руку наушники и микрофон. Отер со лба обильный пот. - Стой, сержант, насмерть! Пока наши не подойдут.
– Тихо как, - сказал Яковлев. - Словно и нет никого.
– Бараки закрыты. Нельзя открывать бараки. Немцы могут сунуться. Бой будет. Еще детишек перебьют.
Но немцы не появились. Видно, не до лагеря им было. А к вечеру подошли походные кухни, несколько санитарных машин и роты две пехоты.
В ворота въехала рябая "эмка", резко тормознула. Из нее выскочил майор, открыл дверцу. Показался генерал-лейтенант в накинутой на плечи шинели.
– Зайцев, - шепнул Яковлев, озираясь по сторонам. Никого из офицеров поблизости не было. Никто не подавал команды, не встречал генерала. - Смирно! - крикнул Яковлев.
Петр смотрел на генерала, вытянув шею. Слышал он о нем много, а видел впервые.
Генерал оглядел вытянувшихся бойцов. Поздоровался. Ответили дружно.
– Вольно, - сказал Зайцев. - Яковлев! Никак это ты?
– Гвардии сержант Яковлев, товарищ генерал! - представился Яковлев и растянул губы в радостной улыбке.
Зайцев подошел, протянул руку.
– Ну здравствуй, сержант.
– Здравия желаю, товарищ генерал!
– Воюешь. - Зайцев потрогал сержантские награды - два ордена Славы и медали. - Ишь, наград нахватал! Вы лагерь брали?
– Так точно, товарищ генерал!
– Ну, быть тебе полным кавалером, Яковлев. Молодцы! Герои! Всех благодарю!
– Служим Советскому Союзу! - дружно ответил строй.
От центра лагеря уже бежали к комкору офицеры.
– Взять взяли, а кого выручили - не видели, - буркнул Яковлев, понимая, что это дерзость, может и влететь. - Приказано уходить в расположение своего полка.
Подбежал подполковник, доложил, что кухни и медицина прибыли, охрана лагеря обеспечена. Открывают бараки. Много женщин и детей.
Генерал выслушал внимательно, кивнул, повернулся и пошел по желтенькой дорожке, на которой сгущались вечерние тени. Внезапно остановился, будто что вспомнил.
– Пусть люди посмотрят лагерь. Бить фашистов злее будут.
Яковлев повел свое отделение.
Первое, что поразило Петра, - запах. Лагерь пахнул карболкой, потом, гарью и еще чем-то, чем, видимо, были пропитаны стены бараков. Это был запах отчаяния и безысходного горя, запах смерти.
Возле детского барака в длинную очередь у походной кухни выстроились маленькие тощие фигурки, бледные лица светились в сгущавшихся сумерках. Глазницы казались пустыми провалами. Некоторые ребятишки не могли стоять, сидели на песке возле стены. Бойцы в белых куртках носили им алюминиевые миски с супом и давали каждому по кусочку хлеба.
Молоденькая военврач в белом халате, накинутом на плечи, стояла возле котла и все время повторяла:
– Не наливайте помногу… Они изголодались… Не наливайте помногу… Слышите?… - В голосе ее звенели слезы. Изредка, не сдержавшись, она всхлипывала и утирала нос рукавом.
Дети были разного возраста и роста, но все бледные и тощие, словно одежду надели на скелетики. На иных были полосатые штаны и куртки, как на взрослых.
Какой-то мальчик в очереди неожиданно покачнулся и сел на землю, видно, ноги не держали.
Силыч, самый старший в отделении, самый бывалый, стоявший рядом с Петром, странно гукнул и, словно слепой, двинулся к мальчику. Присел возле на корточки, погладил стриженую голову, неожиданно подхватил его на руки, прижал к груди. Повернулся лицом к товарищам, сказал растерянно:
– В нем и весу нет. Как же так?… Доктор, дай-ка мне миску, я покормлю…
Силыч сел на землю, посадил мальчика на свои вытянутые ноги. А тот обвил его шею тонкими руками с торчащими косточками запястья.
– Ох, ты боже ж мой!…
Тут от сумрака стены шагнул вперед подросток в полосатой куртке, уставился на Петра.
А у Петра ком стоял в горле. Сейчас бы топор в руки и рубить, крушить эти бараки!
Подросток в полосатой куртке глядел на него не отрываясь. И от взгляда этого Петру становилось неловко, будто он чем-то виноват перед полосатым. Хотя он ни в чем не виноват.
Подросток шагнул еще ближе. Сказал тихо и хрипло:
– Пауль. Пауль Копф…
Петр не понял, что он бормочет, спросил участливо:
– Ты что, мальчик?
Подросток протянул вперед руку, ткнул в Петра грязным с поломанным ногтем указательным пальцем и заговорил быстро по-немецки, задыхаясь от непонятной ярости. Острый кадык плясал на горле.
Петр быстро шагнул к подростку, схватил его за плечи, встряхнул, спросил по-немецки:
– Ты видел Пауля?
Подросток резким движением вырвался из его рук.
– Я и сейчас вижу!… Он шпион! Гитлеровский шпион! - закричал подросток, снова тыкая пальцем в Петра.
К нему подошли еще несколько мальчишек, сжав кулаки, готовые защитить товарища.
А с другой стороны подошел Яковлев, положил руку на плечо Петра.
– Ты что, Лужин, говоришь по-немецки?
– Говорю.
– Он шпион! Гитлеровский шпион! Я его узнал! - снова закричал полосатый.
– О чем он? - спросил Яковлев.
– Говорит, что я - гитлеровский шпион. Что он меня узнал.
Яковлев с изумлением посмотрел на Петра.
– Вот те на!
Стало уже совсем темно. Кто-то засветил керосиновый фонарь. Из темноты появился подполковник.
– Что тут происходит?
Увидев офицера, подросток в полосатой куртке бросился к нему, заговорил горячо.
– Кто-нибудь его понимает? - спросил подполковник.
– Вот он понимает, - сказал Яковлев.
– Можете перевести?
Петр кивнул.
– Он говорит, что учился вместе со мной в школе в Берлине. И что я - гитлеровский шпион.
– Вот как? - удивился подполковник и нахмурился. - А вы действительно учились в Берлине?
– В жизни там не был. Это он с моим братом Павлом учился.
– У вас брат в Берлине?
– Да. Его увез доктор Доппель из рейхскомиссариата "Остланд".
– Как же вы в армию попали?
– Как все. Из партизанского отряда "Смерть фашизму".
– Ви хайсен ду? - спросил подполковник полосатого, с трудом подбирая немецкие слова и указывая на Петра.
– Пауль Копф.
– Та-ак… И как же вас зовут? - обратился подполковник к Петру.
– Рядовой Петр Лужин.
– Будем разбираться, - сказал подполковник. - Товарищ сержант, берите обоих и отведите в штаб, вон за тем бараком.
– Есть! Только мы ж уходим в расположение полка.
– Он догонит, - сухо произнес подполковник и зашагал в темноту.
– Ну дела-а… Скажи ему, чтобы шел с нами.
Петр произнес фразу по-немецки.
Полосатый исподлобья посмотрел на него и гордо вскинул голову.
– Гитлер капут!
– Чего ж раньше не сказал, что немецкий знаешь? - спросил Яковлев.
– Не спрашивал никто.
3
Петру очень хотелось поговорить с парнишкой в полосатой куртке, он наверняка принял его за Павла, раз утверждает, что учился с ним в школе в Берлине. С тех пор как партизаны отбили маму и его у немцев, не было ни писем, ни слухов. Павел для них пропал. А Петр все время помнил о нем, думал и тосковал. Всех раскидала война. Всех. Мама где-то в Москве. Отец погиб. Брат в Германии. И вот рядом идет паренек в полосатой куртке, который учился в школе вместе с Павлом. Когда? Как паренек попал в концентрационный лагерь? Где Павел? Может быть, мается в таком же лагере?
Но разговаривать на ходу, да еще по-немецки, Петр посчитал неловким. Недоразумение выяснится, и он все узнает. Он только спросил у паренька:
– Как тебя зовут?
Тот усмехнулся.
– Запамятовал? Вайсман я. Курт Вайсман.
– О чем вы? - спросил Яковлев.
– Имя узнал. Вайсман Курт.
Штаб помещался в двухэтажном кирпичном здании. Короткий коридор, двери направо и налево. Лестница наверх и вниз, очевидно в подвал.
Яковлев доложил какому-то лейтенанту, что по приказанию подполковника привел своего красноармейца и лагерника для выяснения недоразумения.