Идилля Дедусенко - Жаворонки ночью не поют
– О, аллах! Ты подарил мне пять сыновей, а они отняли их у меня! Когда погиб мой первый сын, я повесила на стену его бурку… А недавно повесила последнюю, пятую… Нет больше у меня моих детей. Нет у меня теперь жизни. Как сухая былинка на ветру, качаюсь я от горя. Одна отрада мне осталась: пошли мне этих шакалов – я хочу отомстить им за моих сыновей!
Старуха умолкла, опустив голову. Потом оглядела ребят, застывших в изумлении и страхе, и снова обратилась к небу:
– О, аллах! Ты видишь эти зелёные побеги. Не дай им засохнуть, всемогущий! Возьми под своё крыло сирот, защити их!
Старуха поднялась с колен, отталкиваясь слабыми руками от земли. «Как она останется здесь одна?» – подумала Зойка.
– Бабушка, идёмте с нами, – предложила она. – Вам нельзя оставаться.
– Нет, дочка, никуда я не пойду, – ответила женщина. – Я родилась на этой земле. Здесь родились и росли мои сыновья. Отсюда я проводила их на войну. Вся моя жизнь прошла здесь. Пусть эта земля и примет меня. А вы идите, дети мои, идите. И да поможет вам аллах!
Дорога медленно ползла по растрескавшейся земле. Солнце палило нещадно. Но дети шли, потому что в этом было их спасение. Тёмные сакли отодвигались всё дальше и дальше. Зойка то и дело оборачивалась, удерживая подступавшие слёзы, и ещё долго видела высокую фигуру женщины в чёрном платье и чёрном платке. Она стояла у своей сакли, на краю пустого аула, словно памятник материнской скорби.Они шли так бесконечно долго, что уже забыли, как начался для них этот страшный день. По дорожным знакам определили, что позади осталось двадцать семь километров. Всё труднее становилось держать строй: слабые спотыкались, падали, отставали. Их поднимали, выжидали минут пять-десять, пока они чуть-чуть передохнут, и двигались дальше. Теперь колонну то и дело обгоняли повозки, изредка – машины. Люди торопливо оглядывали детей и проезжали мимо – как видно, всех подгонял страх. А скорее всего, не догадывались, что эти ребятишки идут одни, без взрослых.
При дороге стали попадаться худосочные кусты. И хотя было ещё светло, Зойка высматривала место для отдыха: все выбились из сил, и она боялась, что дети упадут прямо на пыльный тракт. Вдруг её нагнал Костя:
– Зоя Дмитриевна, вы слышите?
– Что? – как и он, шёпотом спросила Зойка.
– Гул… Они летят.
Костя был спокоен с виду, только вокруг рта напряглась и побелела кожа. Зойка поняла его и прислушалась, чуть замедлив шаг. Да, сзади их настигал едва различимый воющий звук. Почти в ту же секунду его услышали и дети. Они стали беспокойно оборачиваться и изо всех сил старались идти быстрее.
Вскоре раздались первые взрывы. Где-то там, за брошенным аулом.
– Быстрее, быстрее! – крикнула Зойка и рванулась вперёд.
Дети и сами понимали, что надо спешить. Они почти бежали по раскаленной дороге. А гул самолетов становился всё ближе. «Не уйти!» – осознала Зойка.
– Бегите подальше от дороги, вон к тем кустам! – крикнула она.
Дети бежали к чахлым кустикам и один за другим бросались на землю, прижимаясь к ней измученными телами. Скоро все, кроме Зойки и Кости, уже лежали. Зойка ещё раз окинула взглядом трассу: никто не остался? Совсем близко рванула бомба, и Зойка с Костей бросились на землю.
Дорога вмиг стала шумной. По ней стремительно проносились грузовики, «газики», подводы. Всё это устремилось на юг, а с воздуха, преследуя их, летели бомбы. Взрывы, крики людей, ржание лошадей, рев моторов – всё слилось в бесконечный страшный гул, который словно закрутился в огромный ревущий шар и всё кружился и кружился над небольшим клочком земли.
Как долго тянутся минуты! Зойка хотела приподнять голову, но страх прижимал её к земле. Казалось, в этом аду невозможно выжить.
Трудно было определить, сколько они пролежали, ничего не чувствуя от страха. Но вот гул отодвинулся, укатил вместе с последними машинами и телегами. Зойка поднялась. Начали вставать и ребята.
– Никто не ранен? Все целы? – беспокойно спрашивала Зойка – Становитесь в строй.
Ребята были живы и невредимы. С перепачканных лиц уже начал сходить испуг. Пересчитав колонну, Костя с недоумением, как бы не веря самому себе, сказал:
– Девяносто четыре…
– Ты себя не считал, – предположила Люда.
– Посчитал…
– Ошибся, наверное.
Но Зойка уже видела, что не ошибся. Нет Тани. Зойка сама видела, как она подбегала к кустам. Куда же могла подеваться девчушка? Не провалилась же она сквозь землю. Зойка старалась восстановить в памяти события. Да, Таня бежала вместе со всеми, но потом Зойка обогнала её, стараясь увести детей от ближних кустов к тем, что росли подальше от дороги. А дальше она уже ничего не помнила – начался кромешный ад, когда невозможно даже было голову приподнять. «Как я могла? Как я могла? – проклинала себя Зойка. – Уткнуться носом в землю и ни разу не взглянуть на ребят во время бомбёжки. Как я могла?»
– Таня! Таня! – позвала Зойка и заметалась вокруг кустов.
– Та-а-ня-а! – кричали хором дети.
Никто не отзывался. Зойка огляделась: за несколько минут бомбёжки всё вокруг неузнаваемо изменилось. Позади и впереди на дороге и около неё зияли глубокие воронки. Чуть подальше лежала убитая лошадь с перевернутой телегой. «А если и Таня? – ужаснулась Зойка. – Но тогда должно быть где-то тело».
– Не двигаться! – приказала она ребятам. – Люда! Нина! Смотрите за ними! Костя, со мной!
Вдвоем они облазили все воронки – Тани там не было. Заглянули под каждый кустик – бесполезно. Зойка ничего не понимала, на минуту ей показалось, что она сходит с ума. Можно ли за несколько минут исчезнуть так бесследно? Зойка беспомощно опустилась на землю. Что делать? Что предпринять?
– Надо идти, Зоя Дмитриевна, – напомнил Костя.
– А как же Таня? – отрешённо спросила Зойка.
Костя неопределённо пожал плечами. Действительно, что на это можно ответить? Дети, напуганные таинственным исчезновением малышки, молчали.
– Пить хочу, – вдруг раздался слабый голосок.
Это Роза. Она еле жива. Да и другие не лучше.
– Дайте ей воды, – распорядилась Зойка.
Все некоторое время молчали, потом Костя сообщил:
– Воды нет. Бутылки, наверное, потеряли, когда бежали.
Зойка осмотрелась – нигде никакого намёка на воду. Оставаться здесь лишнюю минуту страшно и бессмысленно. Надежда на спасение только впереди. Она не имеет права из-за одной девочки погубить всех остальных. Они и так потеряли слишком много времени. Как ни горько, но приходится уходить без Тани.
Колонна снова двинулась в путь. Теперь уже нельзя было и думать о скором ночлеге. Уйти! Уйти как можно дальше от этого места! Но что же делать без воды? Ни капли воды среди такого зноя – это катастрофа. Дети не выдержат долго.
У Зойки снова заныла рана. Лопух, сорванный в роще под Моздоком и кое-как привязанный простиранным в речке бинтом, съёжился, высок, и теперь от него никакого толку. Но сменить повязку невозможно – кругом только горячая пыль.
Дорога была пуста. Дети шли молча. И если раньше Зойку пугало это молчание, то теперь ей казалось, что она не смогла бы перенести ни малейшего звука: так были напряжены нервы. Таня не выходила из головы. Зойке всё чудилось, как девочка взяла её за руку и стала смотреть на неё большими тоскливыми глазами.Зойка шла, напряжённо глядя перед собой. С обеих сторон дороги всё чаще попадались убитые лошади, искорёженные взрывами телеги, машины. Попадались и мёртвые люди. Зойка впервые видела трупы после бомбёжки. И хотя их было немного, становилось как-то жутко. Ребята, тоже не видевшие прежде убитых так близко, зашептались, подталкивая друг друга. «Незачем им смотреть на это, – подумала Зойка, – надо прибавить шагу».
– Быстрее, быстрее! – скомандовала она.
Колонна колыхнулась в последнем усилии, но тут же сникла – ребята с трудом передвигали ноги. Все были измучены, истомлены жарой, всем хотелось пить.
– Я не пойду дальше.
Что такое? Кажется, Нина? Вот и надейся на неё! Ей самой нянька нужна.
– В чём дело?
Зойка остановила колонну, подошла к Нине, которая, как всегда, была замыкающей.
– Я не могу больше, – Нина выпятила потрескавшиеся губы, – я сейчас упаду.
Она действительно была бледна. Казалось, что и в самом деле вот-вот свалится на землю. Укрыться от солнца негде, стоять – невозможно. Но другие страдают не меньше! Идти. Только идти вперёд, другого выхода нет. И Зойка уперлась в Нину безжалостным взглядом:
– Ты должна идти. Я прошу тебя. Ну, давай, давай.
Зойка слегка подтолкнула Нину, но та, сделав шаг, вдруг опустилась на край дороги и капризно сказала:
– Не могу я…
И Зойку прорвало:
– Посмотри на детей! Они чуть не вдвое меньше тебя, а идут! Не смей ныть! Становись в колонну! Костя, ты иди замыкающим, так надёжнее будет. Подумаешь, принцесса на горошине! Разнылась тут. Как будто мне легче с раненой ногой. Мне бы сейчас лежать, а я иду с вами!
Зойка впервые кричала. Зло, испуганно. И вдруг – как озарение – простые и четкие мысли: за что, за что ей эти муки? Зачем ей эти дети? Кто они ей такие? Почему она должна плестись с ними по этой страшной пустыне? Все бросили их, а она сама обрекла себя на мучения вместе с ними.
