Ежи Брошкевич - Одно другого интересней
Вот тут Горошек взял ее за руку:
— Погоди! Это совсем не чепуха. Но с одним я не согласен.
— Не согласен? — тихо переспросил Капитан. Казалось, в его голосе прозвучал испуг.
— Не согласен, чтобы Ика шла со мной. Я пойду один.
— Горошек! — крикнула Ика.
— Пойду один!
— Без меня не пойдешь!
Горошек упрямо затряс головой. Ика, сделав героическое усилие, взяла себя в руки.
— Капитан, — спросила она, — обратились к нам обоим?
— К вам обоим.
— Тогда всего хорошего, Капитан! — сказала она, открывая дверцу.
— Ика! — отчаянно закричал Горошек, выскакивая за ней из машины и хватая ее за руку. Он хотел крикнуть еще что-то, но не сумел издать ни звука. Ика тоже остановилась на полушаге.
Еще секунду назад молчаливая солнечная поляна была совершенно пуста. Сквозь неподвижный прозрачный воздух они различали на той стороне поляны чуть ли не каждый листик, чуть ли не каждую освещенную солнцем веточку.
Но в тот самый момент, когда Ика и Горошек выскочили из машины, воздух вдруг начал… как бы это сказать, уплотняться, набирать цвет. Деревья на той стороне вдруг подернулись дымкой, как маревом. Все затуманилось. И на зеленом фоне показался неясный силуэт огромного полупрозрачного, отливавшего всеми цветами радуги пузыря.
— Будьте сами собой! — сказал Капитан. — Такими, как всегда! До свидания!
И тихо-тихо, задним ходом двинулся по лесной дороге среди молчаливых деревьев, уходя все дальше и дальше…
Вскоре он исчез. Затих звук его мотора.
Но ребята словно бы не заметили этого. Они продолжали стоять неподвижно, держась за руки, онемев, почти не дыша.
Перед ними — возникнув «из ничего», просто из воздуха! — все четче и яснее рисовались контуры огромного, с дом, гладкого, как зеркало, серебристого шара. И что было еще удивительнее — несмотря на свои размеры и огромную, казалось бы, тяжесть, шар этот не лежал на земле. Похоже было, что он опирается только на самые верхушки травинок…
— Что же это такое? — прошептала Ика.
— Не знаю, — ответил Горошек.
Ребята посмотрели друг на друга. Взгляды их говорили больше, чем слова. Они говорили: «Мы боимся, не знаем, что нас ждет в эту минуту, у нас нет ни мужества, ни отваги. Но надо идти вперед… нас просили… мы обещали… значит, идем вперед».
Горошек крепче стиснул руку девочки.
— Идем, — сказал он.
ШЛИ ШАГ ЗА ШАГОМ. Медленно, но все увереннее. Шар, огромный и неподвижный, все приближался. Наконец они остановились в двух шагах от его блестящей, как зеркало, но ничего не отражавшей поверхности.
— Так, — сказал Горошек, сморщив лоб. — Что дальше? Не трогай! — крикнул он вдруг.
Но Ика уже прикоснулась концами пальцев к странной поверхности.
— Он очень… — начала было она.
Она хотела сказать: он очень твердый. Но в этот самый миг часть сферической поверхности, как раз перед ними, исчезла. Просто исчезла. И одновременно открылся какой-то коридор с бледноголубыми, слегка светившимися стенами, плавно изогнутый, как раковина улитки.
И в глубине его ласково замигал, замаячил зеленый свет.
— Зеленый свет, — прошептала Ика.
— Да, — тоже шепотом ответил Горошек.
И тут Ика… засмеялась Да, засмеялась.
— Зеленый свет? Значит, путь свободен, — сказала она весело.
И пошла вперед.
Горошек почувствовал на лице краску стыда. Он сорвался с места, в два прыжка опередил Ику и, не останавливаясь, перескочил порог.
Но, видимо, он немного перестарался: с разгона влетел в голубой коридор и самым позорным образом зарылся носом в пол. Вскочил он под громкий хохот Ики. Она даже присела от смеха, глядя на полусердитое, полуиспуганное лицо Горошка.
— «Га-га-га»! Как гусыня! — свирепо передразнил он Ику.
А она, отирая слезы смеха, спокойно перешагнула порог и с достоинством вступила на слегка подавшийся под ногой, эластичный, как губка, пол.
Но едва она поставила вторую ногу на этот странный паркет, смех замер у нее на устах.
Без малейшего шума, без малейшего сотрясения шар… закрылся. Все исчезло: трава, поляна, лес, озаренный солнцем. Ребята стояли меж голубых светящихся стен.
— Так и надо было полагать, — сказал Горошек, — Пошли!
— К-куда? — спросила Ика.
— На зеленый свет.
Перед ними было два пути. Два коридора. Но в одном из них голубой свет стен темнел, превращался в синеву, в темно-сапфировую синь.
Зато в глубине другого то разгорался, то замирал зеленый огонек. Мерцал, словно приглашая ребят ласковым жестом.
Сразу присмиревшая Ика просунула пальцы под локоть Горошка и пошла на полшага позади него.
Зеленый свет вел их шаг за шагом. Оглянувшись, они заметили, что сапфировый цвет следует за ними.
— Погоди, — сказала Ика, — почему тут нет тени?
— Больше тебя ничего не интересует? — сделал ядовитое лицо Горошек. — Смотри, если ты начнешь обо всем спрашивать, тебе хватит вопросов до конца жизни!… Вот только отвечать некому.
— Теней нет, — убежденно заявила Ика. — Потому что свет идет со всех сторон. Даже с пола.
— Да помолчи ты! — рассердился Горошек. — Есть вопросы поважнее. Что дальше делать?
Действительно, коридор закончился глухой стеной. Зеленый свет — он превратился в полупрозрачную дымку — мигнул ребятам еще разок-другой и исчез. Ушел в стену.
— Что же делать? — беспомощно произнесла Ика.
— Надо это продумать, — пробормотал Горошек. — Погоди-ка.
— Чего годить? Чего годить?
— Раз свет нас вел, то значит… — в раздумье говорил Горошек, — значит, надо идти за ним.
— С ума сошел! Сквозь стену? Горошек улыбнулся.
— А может, не я сошел с ума… а стена? — сказал он и положил руку на стену.
— Горошек! — взвизгнула Ика.
Она завизжала не без причины. Рука Горошка вошла в стену, как в воду. Просто погрузилась в нее. Казалось, что руку отрезали. А между тем выражение лица Горошка свидетельствовало о том, что с ним не случилось ничего, абсолютно ничего плохого.
— Ну, что ты кричишь?… — начал он, но вдруг лицо его перекосилось, и он вырвал руку, словно ее обожгли раскаленным железом.
— Что с тобой? — выдохнула Ика, подскочив к нему.
— Ой мамочка! — простонал Горошек.
— Ну, говори же, что случилось! — начала Ика уже со слезами в голосе.
Вместо ответа он поднес руку к уху.
— Да часы, часы Рыжего… тоже чуть не плача сказал он, но сразу просиял: — Идут!
— Тьфу ты! — топнула ногой Ика. — Я чуть с ума не сошла от страха, а ты…
Но Горошек ее не слушал. Вместо этого он сделал самую поразительную вещь, которую кто бы то ни было, где бы то ни было и когда бы то ни было мог сделать. Сотворил чудо. Настоящее чудо. Сделал два шага вперед, вошел в стену и исчез. Просто-напросто прошел сквозь стену.
Ика глубоко вздохнула. Ей вдруг стало очень страшно. В коридоре потемнело, темнота все сгущалась, а Горошек исчез, пропал, растворился.
— Ой, мама, — слабым голосом всхлипнула она.
Но вместо мамы на нее — из стены! — глянуло улыбающееся лицо Горошка.
— Пошли, сестренка, — сказал он. — Чудес нет. Эта стена проходимая.
В доказательство он выставил из «проходимой» стены еще и указательный палец и поманил им Ику. У нее сразу прошел весь страх.
— Подвинься, — строго сказала она. — Дай пройти.
Горошек исчез. Ика сделала шаг, другой, третий, увидела, как ее собственная нога пропадает в стене.
А потом? Потом она ощутила дуновение легкого, прохладного ветерка и оказалась возле Горошка в большом квадратном… зале.
Едва оглядевшись, Ика сказала:
— Горошек, может быть, мы все-таки сошли с ума?
— Успокойся, — буркнул он в ответ.
Молча осматривались. Все было очень просто и обычно. Но просто и обычно только на первый взгляд. А на самом деле все было загадочно и не похоже ни на что, к чему люди привыкли.
Во всех шести стенах — на четырех боковых, в полу и на потолке — были круглые окна. Окна? Казалось бы, да. Только сквозь них совершенно не проникал свет.
Мало того. Возле каждого окна стояло по два… не то кресла, не то дивана. Возле каждого. Это значит, и на стенах и на потолке! Между этими креслами стояли обычные столики. На столиках какие-то прозрачные сосуды, а в них разноцветные жидкости и цветистые неведомые плоды.
Так вот то, что кресла стояли на полу, это было и совершенно понятно и вполне естественно. Но ведь они стояли и на стенах и на потолке! Первые, естественно, боком, а вторые? Вторые просто вверх ногами!
— И ты будешь мне доказывать, что мы не в сумасшедшем доме? ядовито спросила Ика.
Но Горошек не отвечал. У него было лицо человека, вслушивающегося в собственные мысли. Он явно что-то продумывал. Всерьез. И вот он не спеша, вразвалку подошел к стене и, слегка откинувшись назад, пошел по ней.
