Нил Шустерман - Очертя голову
Кассандра не пыталась вступить в разговор. Думаю, ей больше нечего было мне сказать, оставалось только палить изо всех стволов. Ей удалось подбить нас справа, но мы еще держались.
— Покопайся в кнопках, — попросил я брата. — Если у нее есть преломляющая как-ее-там, может, и у нас найдется.
Он оглядел нечитаемые надписи на панели управления, прочитал считалку и коснулся одной из кнопок.
Иллюминатор накрыл противоударный щит, и мы оказались в полной темноте.
— Ой!
Брат немедленно ткнул кнопку еще раз, и щит поднялся. Теперь обзор загораживало что-то огромное, гладкое и серебристое. Квина осенило раньше меня:
— «Гинденбург»!
Я потянул рычаг вверх, чувствуя, как гравитация вдавила меня в сиденье. Мы прошли в каком-нибудь сантиметре от огромного дирижабля.
— А он-то здесь откуда? — Сколько бы я ни копался в памяти, в моей мозговой грязи такого не было.
— С постера “Led Zeppelin”, — ответил Квин. — Если ты не заметил, это еще и мое испытание. — Он принялся жать на все подряд в поисках оружия. Свет включался и гас, ездили спинки кресел. Наконец из носа корабля вырвался цветной луч лазера и стер лицо Джефферсона с горы Рашмор. — Ага, попался!
— Отлично! Осталось научиться целиться. — (Брат поглядел на меня так, как будто я предложил ему оперировать на открытом сердце.) — Ладно, просто взрывай все, во что можно врезаться.
— Это я могу. — Квин сосредоточился на летающем мусоре, занеся палец над кнопкой.
Я рванул вправо, чтобы уйти от атаки Кассандры, но она выстрелила точно в цель. Часть купола пошла пузырями, но не раскололась.
Она знала меня и могла заранее сказать, что я сделаю и куда поверну. Я слишком предсказуем. Чтобы выжить, мне придется бороться со всеми своими рефлексами. Одолеть Кассандру можно, только разучившись рассуждать и отдавшись ярости. То есть…
— Квин, нужна твоя помощь.
— У тебя есть план?
— План в том, чтобы плана не было. Затем-то ты мне и нужен.
— Пустишь меня порулить?
Но это тоже не сработает. Кассандра может читать намерения Квина так же, как мои. Чтобы перехитрить ее, надо сначала перехитрить себя. Так что я ответил:
— Нам надо каким-то образом объединиться.
Я вгляделся в небо перед нами.
— Что ищешь?
— Что-нибудь большое, чтобы спрятаться.
— Не, — возразил брат. — Ищи что-нибудь маленькое, чтобы швырнуть в нее.
— Может, кинем в нее чем-нибудь большим?
— Если не рассчитаем, можем разбиться при столкновении.
Я улыбнулся. Она не подумает, что мы можем так рискнуть! Мы подлетели к неравномерно крутящейся Триумфальной арке. Я повернул к ней.
— Мы совсем свихнулись! — воскликнул Квин. Я согласился. И, знаете, это было круто.
Мы врезались в каменную арку, и она полетела прочь. Нам расплющило нос, зато сооружение врезалось в корабль Кассандры и сбило его с курса. Ее потрепало не меньше нашего. Противнице потребовалось несколько секунд, чтобы выровняться, но мы уже перехватили инициативу.
— Взорви ее к чертям! — крикнул брат.
Я тоже об этом думал, но нет, слишком очевидно. У нее непременно найдется какой-нибудь щит. Вместо этого я взглянул на парящую неподалеку статую Свободы. Может, она освободит и нас.
Квин выстрелил. Статуя взорвалась, и дождь медно-зеленых осколков устремился к Кассандре. Она влетела прямо в облако шрапнели, и один из двигателей звездолета задымился.
— У меня идея! — осенило Квина. — Развернись и лети к «Гинденбургу», но так, чтобы она не поняла.
Брат доверился мне, теперь пришла моя очередь. Я описал широкую дугу, петляя между летучим мусором, делая вид, что просто уклоняюсь от выстрелов. Весь хлам на этой свалке был значительно меньше дирижабля, так что найти его не составило труда.
— Сделай вид, что мы его облетаем и собираемся спрятаться за ним.
— Она подумает, что догоняет нас, и…
Мне не пришлось договаривать, потому что мы друг друга поняли. Между нами с братом возникла связь, как в детстве, когда мы дополняли друг друга, а не отдалялись.
Квин смотрел назад, не спуская глаз с корабля Кассандры и постоянно сообщая мне, где он. Мы петляли ближе и ближе к громадине дирижабля, в серебристой ткани которого отражались искрящиеся фиолетовые небеса. Когда мы пролетали под ним, вражеский корабль сел нам на хвост. Тут я резко взмыл вверх, разрывая ткань, проламывая балки. Водород воспламенился, и долгое мгновение пламя пыталось поглотить нас, но секунду спустя мы вынырнули с другой стороны. А вот корабль Кассандры оказался в самом сердце взрыва. Я развернулся, чтобы посмотреть, как огонь пожирает «Гинденбург». Когда показался алюминиевый каркас, искореженный обугленный корабль упал и полетел прочь, все еще дымясь.
Брат не убирал руки с приборной панели:
— Она наверняка притворяется.
Мы наблюдали за падением звездолета. Двигатель чихнул и заглох. Противница была совершенно беспомощна. Она точно найдет отсюда выход, но на нас ей больше не напасть.
Тут бы испытанию и закончиться, но ничего подобного. Обставить Кассандру оказалось недостаточно. Нам нужно было победить — то есть выбраться отсюда. Я полетел прочь от горящего остова дирижабля и в открытый космос. Небо усеивали крошечные точки — сотни, может, тысячи. Секундой позже я понял, что вижу, и мое сердце упало. Мы попали на своего рода минное поле.
— Это… машины? — удивился Квин.
Я кивнул:
— Да не просто машины, а «пинто». Все до единой.
Повсюду, докуда хватало глаза, парили автомобили, и сквозь их гущу ничего нельзя было разглядеть.
— Насколько сильно нужно толкнуть «пинто», чтобы она взорвалась? — спросил брат.
— Спорю на что угодно, здесь хватит и легкого прикосновения. И наверняка единственный выход на той стороне. — Я оглядел минное поле и обернулся к Квину: — Что бы ты сделал?
— Я бы попытался пролететь между ними.
— А я бы облетел их сбоку. — Ни одна стратегия не сработала бы. Для первого я недостаточно крутой пилот, второе — слишком долго. Так что я глубоко вздохнул и выбрал третий путь. — Опусти щит.
— Как это? Мы же ничего не увидим!
— Вот именно!
— Что ты задумал? Лететь на ощупь?
— Типа того.
— Я могу на тебя положиться?
— Вряд ли.
Но он послушался и опустил щит, когда мы подлетели к полю.
— Не думал, что ты самоубийца, — заметил он.
— Я собираюсь выжить.
Я уже достаточно хорошо изучил эти миры, чтобы понять, что их сила зависит от нашей слабости. Парк рылся в желаниях, страхах, привычках и решениях. Минное поле идеально подходило для того, чтобы убить нас с Квином, если мы будем вести себя, как нам свойственно. Большая часть моей жизни прошла в строгих рамках. Большая часть жизни брата — сплошное безумие. Сейчас же нам требовалась направленная вспышка контролируемого безумия.
Я разогнался, снял руку с пульта управления и пустил корабль вслепую через минное поле.
Мы врезались в первую машину, она оставила в нашем корпусе вмятину и взорвалась, но мы летели так быстро, что взрыв прогремел уже сзади. Еще одна ударила нас снизу, так что я подпрыгнул на сиденье, но взорвалась она все-таки за нашим хвостом.
Удар за ударом, взрыв за взрывом. Дым из горящих двигателей заполнял кабину.
— Корабль долго не протянет, — заметил Квин.
— Ему и не нужно. Осталось несколько секунд.
Еще одна мина взорвалась прямо у нашего левого бока, но корпус не развалился. Я зажмурился, ожидая следующего взрыва, который точно нас прикончит.
Его не было. И ни одного удара. Только трещало пламя в задней части кабины и плавился механизм.
Брат поглядел на меня и поднял щит. Тот с трудом открылся, и перед нами предстало новое зрелище. Мы оставили позади весь мусор. Впереди медленно вращалась спираль из звезд. Ничего красивее я не видел.
— Это что, галактика? — спросил Квин.
Я улыбнулся:
— По-моему, похоже на турникет.
От двигателей ничего не осталось, корабль догорал, но космический турникет уже засасывал нас в самую середку. Ускорение вдавило меня в спинку кресла.
Тут я сделал то, чего никогда не делал: поднял руки в воздух, как на самой безбашенной американской горке в мире. Я поглядел на брата и ухмыльнулся. Он кивнул и тоже поднял руки. Мы промчались сквозь вращающийся турникет, вместе наслаждаясь скоростью и совершенно забыв об испытании.
Думаю, именно в этот момент я по-настоящему обрел брата.
15. Обрыв
Мы затормозили на пустыре под мертвым черным небом и выбрались из капсулы. Она потеряла всякое сходство с кораблем — просто кабинка с карусели, побитая и скособоченная, но почти такая же, как в самом начале. Неровную землю покрыли полосы стелющегося тумана, а в воздухе витал затхлый, едкий запах, как у выброшенного на помойку холодильника.
