Павел Шуф - Улыбка лорда Бистузье
— Никакие они не золотые. Притворялись только. Ни одна не попросила пощады, ни одна не обещала вместо меня в школу ходить. Разочаровался… А золотые просят. Даже у Пушкина об этом написано…
Это он Пушкина проверял на честность…
Если бы в пушкинской сказке, вместо добродушного горемыки-старика, рыбку выловил Ромка Суровцев, не стал бы он мелочиться, как тот рохля-старик, не просился бы вместе со своей жадиной-старухой в бояре да дворяне. Ромка сходу приказал бы золотой рыбке, чтобы она назначила его директором школы. От желаний Ромки Суровцева любая золотая рыбка утонет, океан закипит и испарится, а спелый помидор обратно позеленеет, вспять…
Когда Андрей прочитал вслух записку директора, наши взоры, ясное дело, скрестились на Кате — Ромкиной сестре. Пусть скажет спасибо, что глаза — не зеркала, а взоры — не солнечные лучи: испепелили бы мы Катю. Мы ожидали, что она тотчас объяснит, за что Андрея похищают прямо с урока, чтобы обессмертить с помощью фотоаппарата благородный лик ее старшего братца Ромки — пожирателя золотых рыбок и вязальщика кошачьих хвостов. Но Катя не торопилась излечить наше любопытство, а только сказала, горделиво пальнув глазами по сторонам:
— Видали, какой у нас Ромка? Всем нос утер! Слыхали, что директор пишет? «Благородный поступок…» Что, съели?!
Гордость — дело неплохое. Но зачем же ею других по головам дубасить?
Войдя с фотоаппаратом в кабинет директора, Андрей увидел там вот какую картину. Ромка Суровцев, скромно потупя взор и скрестив руки на коленях, сидел на краю дивана, а Мумин Ахмедович возбужденно кричал в телефонную трубку:
— Милиция?.. Это милиция?.. Товарищ лейтенант, у нас случилось радостное происшествие. Вы будете у себя? Отлично! Минут через двадцать к вам явится наш ученик. С какой повинной? Что вы! Не с повинной, а с находкой. С кладом!..
На столе директора стояла облепленная глиной фарфоровая ваза. Сквозь налипшие комья на боку вазы была видна любопытная картинка: трое мужчин, увитые толстыми змеиными кольцами, тщетно пытались высвободиться из плена. Поймав взгляд Андрея, Мумин Ахмедович восхищенно пояснил:
— Это же — Лаокоон! Античный миф про Лаокоона и его сыновей. Их боги покарали… за прорицание Лаокоона. Он их против Одиссея предостерегал… Вы это по древней истории проходили. В пятом… Нравится?..
Андрей растерялся:
— Кто?.. Миф?..
— Не про миф спрашиваю, а про вазу. Красота какая! Роман на своем огороде нашел. Представляешь? И вот — принес… Представляешь?! Решил сдать государству находку. Ну, молодец, а?! Я в этом деле, честно говоря, не очень… Но как бы там ни было — вещь старая. А главное — что сам он принес, сам!
— Наверное, этот Лаокоон очень дорого стоит! — восхищенно протянул Андрей.
— Сколько бы ни стоил, — перебил Мумин Ахмедович, — тут совсем другое ценно, другое. Сам сдал, понимаешь — сам. Ведь от Ромы такого никто не ожидал. А ведь сдал, чертяка, не утаил. А ты говоришь — дорого стоит… При чем тут деньги…
Директор подлетел к вазе и поманил к себе Андрея и счастливо шепнул:
— Это, Андрюха, еще не все!.. Иди сюда скорее. Посмотри-ка, что тут лежит.
Андрей склонился над жерлом вазы и увидел разноцветные бумажки. Потянул на себя одну из них. Деньги! Старинные деньги!
— Они лежали в вазе? — догадался Андрей.
Ромка поднял голову, решив, по-видимому, что он уже вдоволь отдал дани скромности и что, умножая это качество, можно незаметно перейти грань приличия.
— Там лежали, там, — буркнул он. — Девятьсот рублей.
— Девятьсот рублей! — ахнул Андрей.
— Копейка в копейку, — солидно подтвердил Ромка Суровцев. — Почти кусок и все — бумажками. Вот, сдаю государству. От и до…
— Здорово! — сдался Никитенко. — У нас в поселке еще никто кладов не находил.
Ромке эта похвала не понравилась.
— Скажи поточнее, — сердито поправил он Андрея. — Скажи, что никто у нас пока кладов не сдавал.
Это Ромка намекнул, что он первый, кто запер на замок не клад, а личные интересы. Мысль была, может, и спорной, но на столе-то сейчас горделиво высилась подземная находка и спорить о том, находились ли у нас клады и раньше, было бы неуместно.
— Что я должен делать? — с готовностью обратился Андрей к директору и погладил свой «Зенит», на «плечи» которого он уже успел приставить фотовспышку.
— Давай-давай! — заторопился Мумин Ахмедович. — Пленки не жалей. Я уже и лейтенанта Барханова предупредил, он ждет. Сними героя вместе с его находкой. Пусть нам на память останется это фото. Находку-то он сейчас отнесет в милицию. Так по закону положено.
— Где снимать? Прямо здесь?
— А чем тебе мой кабинет плох? Давай для начала здесь. Рома, кончай скромничать. Становись к своему кладу.
Видя нерешительность Суровцева, Мумин Ахмедович схватил его за плечи и поставил близ своего стола, передвинув вазу поближе к герою. Денежки, чтобы они были видны на фото, директор извлек из кратера вазы и, распушив цветным веером, протянул Ромке:
— Держи!
Вспышка трижды ослепила героя события, и каждый раз Андрей менял выдержку и диафрагму, чтобы исторический снимок получился наверняка.
— А теперь — в милицию! — радостно заторопил Ромку директор и обернулся к Андрею: — Тебя попрошу тоже пойти с Суровцевым к лейтенанту Барханову. Вместе пойдем. Сфотографируй момент сдачи клада. Это будет еще интереснее, чем здесь. Как думаешь?
Андрей согласился:
— В милиции интереснее. Можно было сразу там снимать.
Директор шутливо погрозил пальцем:
— Это брось. Роман клад сперва в родную школу принес. Поэтому пусть, так сказать, все этапы благородного поступка будут запечатлены. У нас Доска почета большая, места для всех снимков хватит…
Жаль, Ромка Суровцев золотых рыбок жарил без фотографа и котов вязал без фотографа. Жаль… Но только на какую Доску пошли бы те снимки? Да и прибавили ли почета?..
Мумин Ахмедович лично запеленал вазу в мешковину, которая лежала в углу его кабинета, и передал Ромке:
— Осторожно неси, не разбей. Ведь сколько в земле лежала — и целехонькая! Обидно будет…
Ромка двинулся в милицию, сопровождаемый торжественным эскортом. Впереди шел Мумин Ахмедович, заботясь о том, чтобы никакие случайности не помешали Ромке благополучно завершить свой исторический путь к заслуженной славе.
Лейтенант Барханов встретил гостей у дверей — уж больно необыкновенным было дело. В истории поселкового отделения милиции пока не было случая регистрации клада. На стол лейтенанта Барханова легли старинные деньги, рядом торжественно утвердилась ваза. Мешковину Ромка скомкал и втиснул в корзину для бумаг, притулившуюся к столу сбоку. Огненный глаз фотовспышки озарил эпохальные моменты — рукопожатие, которым обменялись лейтенант Барханов и кладосдатчик Ромка Суровцев, и торжественное подписание Ромкой акта о добровольной передаче клада в казну.
Пора было уходить. Поднялся Мумин Ахмедович, Андрей зачехлил раскаленный «Зенит», а Ромка все медлил. Наконец он промямлил, обращаясь к милиционеру:
— У меня просьба к вам…
— Слушаю.
— Сколько процентов?.. Ну, по закону, сколько процентов?..
— Понял! — подхватил лейтенант Барханов и объяснил: — Нашедшему клад по закону положено двадцать пять процентов от стоимости клада. Не волнуйся, все получишь, что положено. Но сначала клад оценят специалисты…
— Вот-вот! — прервал милиционера Ромка. — Потому и спрашиваю. Не надо никаких специалистов.
— Почему не надо? — удивился лейтенант Барханов. — Как же иначе установить сумму вознаграждения?
— А я ничего не хочу, — вполне спокойно заявил Ромка, повергнув всех в новое изумление — быть может, большее, чем восхищение самим сданным кладом.
Жаль, что нельзя сфотографировать устное Заявление, иначе Мумин Ахмедович непременно велел бы Андрею израсходовать на него остатки пленки и электрического тока, сгущенного в батареях фотовспышки.
Видя общее недоумение и растерянность, Ромка внятно повторил:
— Я сдаю клад просто так, понимаете? Я отказываюсь от вознаграждения. Мне ничего не надо. Хочу только, чтобы эта древняя ваза была выставлена в музее или в нашей школе. В кабинете истории…
Как тут не прийти в изумление! Ромка отказывался от вознаграждения за клад. Жертвовал четверть его стоимости. И это — Ромка, который все еще грешил тем, что отнимал у первоклашек в буфете пятаки? И это — Ромка, который не гнушался купить десяток билетов на какой-нибудь громкий фильм, чтобы в последнюю минуту «уступать» их уже по рублю за штуку, объясняя, что «почему-то не пришел друг, а сдачи с рубля у меня нет».
— Не надо специалистов, — еще раз громко сказал Ромка. — Я отдаю даром.
Это было невероятно. Но факт оставался фактом. Ваза и древние деньги, как змеиные кольца на картинке откопанной Ромкой вазы, опутали Андрея, Мумина Ахмедовича и лейтенанта Барханова своей достоверностью, очевидностью. Они были здесь, рядом, на столе. И здесь же было громогласное заявление самого Ромки об отказе от вознаграждения.
