Виктор Сидоров - Тайна Белого камня
Командир спросил:
«В каком месте зажат отряд?»
«Километрах в пятнадцати от Борового. Мы ударили по Новоселовке, беляки отступили, а в это время на нас с тылу напали их основные силы, прижали к реке».
«Как быстрее пройти к Новоселовке?»
«Я знаю кратчайший путь».
Командир встал.
«Как будем решать, товарищи?»
«Надо помочь ребятам», — раздались голоса.
«Чего ж тут думать, — поддержали другие. — Идти надо».
И вот наш отряд двинулся в путь. Все понимали: если опоздаем — товарищи погибнут. Шли мы узкой дорогой. С одной стороны, как стена, высился бор, с другой — болото. Я, помню, еще подумал: «Хорошее местечко для засады».
И только подумал, как вдруг, словно гром с ясного неба, ударил залп, застрочил пулемет. Мы попали в засаду. До сих пор я толком не представляю, что произошло. Только, как сейчас, слышу крики и стоны, грохот гранат, пальбу из винтовок, вижу мечущихся по дороге партизан. Все, кто остался жив и не потерялся окончательно, залегли, стали отстреливаться. Но судьба отряда была уже решена…
— И дедушка погиб? — чуть слышно спросил Мишка.
— Нет, Степан Иванович не погиб. Когда мы увидели, что нам больше не удержаться, бросились с ним в бор. Но почти сразу наткнулись на своего командира. Он был тяжело ранен. Мы подхватили его и понесли в глубь леса. Выстрелы стали тише и реже, а скоро совсем прекратились. Тогда мы положили командира, перевязали рану.
«Товарищи, — с трудом проговорил он, — перед походом я спрятал документы, что взяли мы у гадов… Документы важные… Нужно, чтобы они попали в главный штаб».
Командир умолк, закрыл глаза, собирая силы. Потом снова заговорил:
«Они спрятаны под Белым камнем… Знаете?..»
Мы переглянулись, пожали плечами, с горечью ответили:
«Не знаем».
«Жаль, — сморщился командир, — расстегните сумку…»
Я быстро выполнил просьбу: вынул оттуда записную книжку, карандаш, подал командиру. Он непослушной рукой набросал карту и дал азимут. Я тут же спрятал карту в пробке-тайнике своей фляжки. Через несколько минут командир умер.
Мы со Степаном Ивановичем похоронили его и двинулись к реке, чтобы перебраться на другой берег, в главный штаб.
Но беда шла по пятам. Мы наткнулись на группу карателей, которые, видимо, разыскивали партизан, вырвавшихся из засады. Мы повернули в сторону и побежали. Каратели — за нами. Раздались выстрелы. Одна пуля ударила меня в ногу. Я упал. Степан Иванович кинулся ко мне, хотел нести, но нас бы немедленно догнали.
Я быстро отстегнул фляжку, отдал Степану Ивановичу.
«Уходи быстрее!» — приказал я ему.
Беляки приближались, вероятно, решили взять нас живыми. Я снял винтовку, вынул две гранаты-лимонки и приготовился дорого продать свою жизнь. Оглянулся, а Степан Иванович тоже пристраивается возле меня с винтовкой.
«Уходи! — закричал я. — Неси документы!..»
Он молча мотает головой, словно говорит: «Вместе умрем».
Я зло крикнул ему:
«Приказываю идти! Погибнешь — документы в главный штаб не попадут».
Степан Иванович порывисто привстал, крепко обнял меня и молча пополз вперед. А беляки тут как тут. Я выстрелил — один упал, остальные залегли. Но драться мне пришлось недолго: был ранен второй раз, в руку, и попал в плен.
Привезли меня в штаб, били, допрашивали. Все хотели, гады, допытаться, где же секретные бумаги. Но так и не узнали.
Ребята слушали, затаив дыхание. Мишка вдруг растерянно взглянул в лицо Константина Петровича.
— Значит… Значит, это мой дедушка похоронен возле дома бакенщика?
— Да, это он… — А потом тихо добавил: — Видимо, шальная пуля… Сколько я дум передумал в то время о Степане Ивановиче, где он, жив ли, доставил ли карту в штаб? Но где мне было узнать о нем? Долго я наводил справки после того, как бежал из плена и лежал в госпитале. А потом снова ушел на фронт, бил Врангеля, белополяков… Прошли годы, но ни одного следа своего друга я так и не нашел… И только вы, ребята, помогли мне узнать его судьбу.
Подарок
Круг замкнулся. События, связанные с находкой партизанской карты, пришли к тому месту, с которого начались. Осталось выяснить, зачем понадобились дяде Феде спрятанные партизанами документы.
И Константин Петрович сообщил:
— Теперь все можно объяснить просто… Вы помните, я вам рассказал про гонца из соседнего партизанского отряда?
— Помним, — в один голос сказали Левка и Мишка.
— Так вот, «дядя Федя» был тем самым гонцом, который повел наш отряд в Новоселовку. Хотя он сейчас и постарел, но я сразу узнал его на допросе у следователя…
— Ух ты! — только и мог произнести Левка.
— Оказывается, — продолжал Константин Петрович, — его послали к нам не партизаны, а колчаковцы. И письмо он принес подложное. Белым нужно было во что бы то ни стало вернуть свои секретные документы. А как это сделать? Вот и решили пойти на провокацию, навести наш отряд на засаду, уничтожить его и взять документы. Беляки, конечно, думали, что все их бумаги будут при отряде.
Для этой цели и был вызван крупный полицейский шпик Николай Брусницкий, или, как вы его называете, «дядя Федя». Выбор карателей пал на Брусницкого не случайно: он знал местность и, главное, среди документов в железном ящике находились его личное дело, доносы на многих сельских коммунистов, которых колчаковцы зверски убили.
Каратели знали, что Брусницкий ради спасения своей шкуры сделает все, чтобы документы снова оказались в руках колчаковцев… Остальное, пожалуй, вам и без меня понятно.
— Не понятно, — замотал головой Мишка.
— Ну как же! Ты, Миша, своим рассказом о партизанской карте встревожил Брусницкого. Он сразу догадался о ее назначении. Догадался, конечно, и о том, что ждет его, если вы вдруг найдете документы. Вот почему он не дал вам моторную лодку, а сам бросился на поиски. Но оплошал: затянул свой выезд, оформляя отпуск.
За разговором время бежало незаметно.
— А теперь — к Василию, — сказал Левка.
Ребята и Константин Петрович пошли в больницу, где лежал Вася. Он уже выздоравливал.
Он очень обрадовался приходу друзей, а еще сильнее — Константину Петровичу, когда узнал, кто он такой.
Зашел в палату Василя и лесничий Иван Прокопьевич. Из-под расстегнутого ворота рубашки виднелось забинтованное плечо. Забинтована была и голова.
Левка и Мишка наперебой рассказывали Васе и Ивану Прокопьевичу все, что услышали от Константина Петровича.
Потом все пятеро ели конфеты, печенье и фрукты, которые Константин Петрович принес Васе.
Константин Петрович с интересом рассматривал высокого сильного лесничего.
— Как вам, Иван Прокопьевич, удалось найти Брусницкого в бору? Ведь это не так-то легко. Да и притом вы были ранены.
Лесничий улыбнулся широкой улыбкой.
— Кому трудно, а мне — нет. Я бор, как свой дом, знаю… Ну и, конечно, опыт помог. Ведь я в Отечественную войну четыре года разведчиком служил… Дело произошло так…
Когда Брусницкий и лесничий скатились в овраг, бандиту удалось нанести своему противнику удар камнем по голове. Иван Прокопьевич потерял сознание. Когда он очнулся, Брусницкого уже не было.
Между двух гранитных глыб Иван Прокопьевич наткнулся на свое ружье. Брусницкий, видимо, сначала хотел его взять с собой, но, обнаружив, что оно не заряжено, бросил там. Теперь, когда ружье было в руках, Иван Прокопьевич смело двинулся на поиски бандита.
Прошла ночь, настало утро, а Иван Прокопьевич все шел и шел. Плечо и голова разламывались от боли, ноги еле двигались… И вот вблизи ручья, за густыми кустами, он услышал голоса…
Пришла врач и сказала, что свидание пора заканчивать.
— Я уезжаю скоро, капитан, — грустно проговорил Левка.
Мишка и Вася тоже загрустили. Но Вася вдруг приподнялся и горячо сказал:
— А ты приезжай на то лето!
— Чтобы еще путешествовать? — с напускной строгостью спросил Константин Петрович.
Ребята смущенно заулыбались. Вася сказал:
— Мы тут договорились всем классом пойти по следам вашего отряда, собрать экспонаты для школьного музея…
— Вот это другое дело! — сказал Константин Петрович. — И я с вами. Возьмете?
— Возьмем! — хором закричали ребята.
Под вечер Константин Петрович, Левка и Мишка с отцом побывали на могиле Степана Ивановича Боркова. Старый бакенщик прослезился, узнав, кого схоронил он тридцать восемь лет назад.
А на другой день Жаков уезжал. Провожая его, ребята вручили ему сверток.
— Вам от нас подарок…
Константин Петрович развернул бумагу. Там оказалась фляжка, та самая фляжка, которая хранила долгие годы партизанскую тайну.
