Василий Смирнов - Ребята Скобского дворца
Сразу помолодев, незнакомец выпрямился, надел картуз и легкой скользящей походкой, словно он не шел, а танцевал, направился к дверям чайной «Огонек». Ванюшка, сорвавшись с места, тоже последовал за ним. У ярко освещенного электрическими лампочками входа незнакомец остановился и оглянулся.
— Тебе чего, малец? — сердито и отрывисто спросил он у Ванюшки, не спускавшего с него глаз.
Ванюшка попятился, не зная, что сказать. Незнакомец скрылся в чайной. Ванюшка же вернулся обратно к подъезду и снова обомлел от удивления. Возле ворот у подъезда, обнимая телеграфный столб, качался и что-то бормотал про себя совершенно пьяный человек, которого Ванюшка минуту назад видел вместе с «бородачом». Когда этот человек успел опьянеть и превратиться в забулдыгу-пьяницу — уму непостижимо.
— Оголец! — захлюпал хриплым, слезливым голосом пьяный, потянувшись к Ванюшке, видя, что тот таращит глаза. — Руку мне... дай руку...
— Пошел ты к ляху! — сердито буркнул Ванюшка, но отскочить не успел.
Забулдыга, цепко схватив его за локоть, притянул к себе и дал ногой такого пинка, что Ванюшка, скорчившись, отлетел в сторону. Не дожидаясь, пока забулдыга снова оторвется от своей опоры — телеграфного столба, — Ванюшка опрометью влетел в темную горловину подъезда, кого-то чуть не сшиб с ног и, без передышки сразу одолев четыре марша, остановился, тяжело дыша, у своей двери. Передохнув и опомнившись, он бесшумно, соблюдая величайшую осторожность, спустился вниз. Забулдыга-пьяница уже исчез. Постояв в нерешительности, Ванюшка кружным путем через двор с черного хода направился в чайную, решив снова посмотреть на «бородача ».
— Спать пора, — заботливо напомнила на кухне мать, но Ванюшка только досадливо отмахнулся, устремившись в общий зал, наполненный многоголосым гулом и клубами едкого махорочного дыма.
«Где же он?» — думал Ванюшка, решительно пускаясь в путешествие между столами. Но приметного «бородача» с юркими глазами не оказалось ни в большом, ни в малом зале. Не было его и в бильярдной и на кухне. Снова выйдя на улицу, Ванюшка ничего больше интересного уже не увидел. Постояв у забора, за которым находился брошенный студентом сверток, Ванюшка пошел спать, продолжая думать о случившемся. Очевидно, первый что-то и у кого-то стащил, а двое остальных хотели у него отнять, и помогала им нечистая сила.
ВАНЮШКА ИДЕТ НА ПОКЛОН К ЦАРЮСловно вспомнив про приглашение Любки, ночью в Скобском дворце появились полицейские. Ходили они из одного подъезда в другой, проверяли документы у жильцов. В нескольких квартирах шел повальный обыск. Чего искали городовые, было неизвестно, только после говорили на дворе, что полиция искала дезертиров и фальшивомонетчиков.
Утром, когда Ванюшка спустился на двор, у подъезда все еще стояли в измятых белых кителях городовые. Поодаль толпились ребята, взрослые. Обыск продолжался на квартире, где жил Максимов.
Увидав среди скобарей Серегу Копейку, Ванюшка сразу спрятался за спины взрослых. Но Копейка даже не взглянул на своего должника. По-прежнему не глядели на Ванюшку и остальные скобари, очевидно подчиняясь запрету Царя.
«Ладно, — обиженно думал Ванюшка. — Я тоже... припомню».
Типка был чем-то озабочен. К удивлению Ванюшки, Царь не проявлял никакой враждебности к Черту, хотя тот стоял у подъезда, трезвый и мрачный, с нескрываемой злобой взирая на полицейских.
— Архангелы-ы... — вполголоса рычал он на городовых, потряхивая своей рыжеволосой, словно отлитой из меди, лохматой головой. — По чью душу пришли?
— Поговоришь у нас, золотая рота, поговоришь! — лениво угрожали ему уставшие за ночь городовые.
Из подъезда вывели Максимова. Он шел с гордо поднятой головой, спокойно улыбался и пытливо посматривал по сторонам. Заметив кого-то из знакомых, он приветливо махнул рукой и крикнул:
— На отдых посылают!
— Прошу молчать! — одернул Максимова околоточный Грязнов. (Ванюшка его хорошо знал — учился зимой с его сыном Ромкой в одном классе.)
Увидев Типку, Максимов хотел остановиться, что-то сказать ему, но Грязнов снова строго предупредил:
— Арестованный, не разговаривать! — и поспешно откинул кожаный фартук пролетки. — Прошу!
Двое городовых сели с Максимовым в извозчичью пролетку и уехали. В следующую пролетку грузно ввалился околоточный Грязнов и человек в штатском. Остальные городовые пошли пешком. Толпа стала расходиться.
— За что это механика взяли? — спрашивали на улице друг друга взрослые.
— Говорят, за фальшивую монету, — словоохотливо сунулась было какая-то незнакомая женщина, одетая по-монашески в черное платье.
— Цыть! — гневно рявкнул на нее Черт.
А слесарь с кожевенного завода Володя Коршунов тихо, но так, что все слышали, добавил:
— Человек за рабочее дело пострадал, а ты муть наводишь...
Женщина в черном платье сразу стушевалась и скрылась.
Проводив полицейских, отец Петьки Цветка, дворник Кузьма, вернулся на двор. Вместе с ним вернулся и Цветок.
— Ну как? — спрашивали Кузьму взрослые.
— Ничего не нашли, — почесывая затылок, неохотно сообщил он. — Искали и у Максимова, а не обнаружили ничего вредного...
— Почему же в кутузку забрали? — слышались гневные голоса.
Кузьма, смущенно и неодобрительно крякая, топтался на месте, не зная, что ответить. Причина появления в Скобском дворце полиции была Кузьме хорошо известна. Он и сам струхнул, увидав на стене дома смелый призыв к расправе над государем императором. Но в душе он тоже не одобрял поступка полиции, забравшей без видимой вины Максимова. Как представитель власти на дворе, связанный подпиской в участке, Кузьма должен был беспрекословно стоять на стороне полиции.
Зато Цветок суетился больше всех. Захлебываясь от возбуждения, рассказывал ребятам, что он тоже был понятым[1]. Ему верили и не верили.
— Всю ночь Максимова полиция караулила. — Глаза у Цветка искрились от непонятного удовольствия. — Только по утру Максимов пришел домой. Тут его цап-царап и за шкирку...
— М-мымра ты гаванская! — внезапно разъярился Царь и дал Цветку такую затрещину, что тот сразу замолчал и, обидевшись, немедленно ушел домой.
Царь был зол. Щедро раздавал он тумаки подчиненным, срывая свой гнев на ком попало. Не только Ванюшка — никто на дворе не догадывался, каким обездоленным чувствовал себя Типка после ареста Максимова. Ведь Царь должен был пойти вместе с Максимовым в типографию. И вот ничего теперь не оставалось Царю, как ехать в услужение к постылому почетному гражданину Семену Евдокимовичу Харичкину, которого он успел возненавидеть с первой же встречи.
На кухне чайной «Огонек» тоже оживленно обсуждали арест Максимова. Удивлялись, что Максимова забрали утром. Полиция и раньше наведывалась в Скобской дворец и если кого увозила с собой, то только ночью.
— Сболтнул что-нибудь лишнее, — высказал предположение Николай Петрович, громко стуча по доске ножом: он шинковал капусту.
— Говорят, ходят переодетые фараоны и подслушивают противозаконное, — сообщил обедавший за столом старик ремесленник в парусиновом пиджаке. Он то и дело поглядывал за окно на двор, где у стены стояло его точильное колесо.
— Противозаконное! — усмехнулся дед, отложив в сторону нож и вынимая из кармана жилетки черную лакированную табакерку. Понюхав, он шумно чихнул. — Закон что дышло: куда повернул, туда и вышло.
— Говорить нельзя, — подтвердил тряпичник Младенец, раскрасневшись от выпитого чая.
— Найдутся и скажут, — уверенно произнесла Любка, убирая со стола порожнюю посуду.
По ее голосу и глазам Ванюшка понял, что Любка, очевидно, знает таких смелых людей.
— А они... с бородами? — озабоченно спросил Ванюшка, вспомнив про своего «бородача».
— Что? — удивленно спросила Любка. — С какими бородами?
Все на кухне внимательно посмотрели на Ванюшку, засмеялись, а он, покраснев, сконфузился.
— Кто про Фому, а наш Иван про Ерему, — вздохнула Ванюшкина мать, ласково потрепав сына по голове.
«Увидали бы сами, небось заговорили бы по-иному», — надувшись, думал Ванюшка, больше не вмешиваясь в разговор взрослых. Уже с утра как магнитом тянуло Ванюшку на улицу к забору, за которым должен был находиться брошенный студентом сверток. Побывав у забора, Ванюшка исследовал, крепко ли прибиты доски, и убедился, что ни одну из них сдвинуть с места невозможно. Забор был как забор. Сколько ни смотрел Ванюшка, ничего не мог придумать.
Встретив на улице Купчика, Ванюшка решил было привлечь его к себе в компаньоны. «Разделим пополам», — подумал он. Но Купчик, заметив Ванюшку, быстро юркнул в подъезд.
«Запрет!» — с горечью подумал Ванюшка, удивляясь великой силе этого магического слова. Даже Кузька Жучок, обычно никого и ничего не боявшийся, встретившись с Ванюшкой, «не заметил» его, бодро прошагав по панели. Правда, был человек на дворе Скобского дворца, который мог не побояться любого запрета Царя, — это Фроська. Но подойти к ней с поклоном значило унизить себя на всю жизнь.
