Всеволод Нестайко - Приключения Робинзона Кукурузо
Мы всего могли ожидать — и того, что дед будет сильно ругаться, и даже уши надерёт, как бывало. Но что дед будет говорить так просто и откровенно, мы, конечно, не думали. Мы притихли и молчали.
— Эх, неужели я помру и не увижу, выйдет из тебя человек или нет? — с болью сказал дед.
— Не говорите так, диду, не помрёте вы, — испуганно пискнул Кукурузо.
— А ты что думал — дед вечный?… На девяносто уже повернуло! Ещё немного — и бултых в могилу вниз головой. Недолго ждать уже…
— Я, может, ещё даже раньше вас помру. Помните, как у меня чиряк на ноге был и температура сорок… Так что не говорите.
— Э, сынок, закон есть: молодые могут умереть, старые должны умереть… Так уж заведено. И не нужно в этом соревноваться. Лучше в другом чём-нибудь.
Воцарилось молчание. Видно, слова деда сильно расстроили и взволновали моего друга. Да и меня тоже. Никогда я не видел деда таким. Всегда он бурчал, ругался, даже подзатыльники давал, а тут… Эх, лучше бы он нам уши надрал…
— Диду, — жалобно сказал Кукурузо, — вы не говорите матери. Я вас прошу. Га, диду?
— Да что там говорить. Нечем радовать.
— Я учу грамматику, учу, честное слово. И переэкзаменовку сдам.
— Увидим… Ложитесь-ка поспите немного. Потому что в самый нужный момент будете как червяки в обмороке. Ещё долго ждать.
— А вы? Может, вы поспите, а мы подежурим.
— Давай-давай! — буркнул дед… Это уже было привычное дедово «давай-давай», и от него стало легче.
Кукурузо больше не спорил и послушно стал укладываться. Я, конечно, тоже.
Сон поборол меня сразу, как только я положил голову.
И показалось мне, что не проспал я и минуты, как кто-то тронул меня за плечо. Я раскрыл глаза и в то же время почувствовал на своих губах прикосновение заскорузлого дедова пальца. И сразу сообразил, что нужно молчать.
Уже светало, и в серой предрассветной мгле я увидел, что Кукурузо сидит на корме и мигает заспанными глазами. Я осторожно приподнялся и посмотрел на плёс. Кныш сидел в лодке и выбирал из сетей рыбу. Кнышихи не было. Большие щуки, лещи и караси мокро шлёпались на дно лодки. Улов был богатейший!
— Ну, пошли, хлопцы, — шепнул дед и громко кашлянул: «Кха-кха!»
Кныш вздрогнул, съёжился, втянул голову в плечи.
Дед осторожно, не спеша выводил свой челнок из камышей. Мы за дедом.
— Бог в помощь, человече добрый, — спокойно сказал дед, подплывая к Кнышу.
— Гы-гы… Зд-здравствуйте, — придурковато оскалился Кныш. — Ну и напугали вы меня, диду. Я уже бог знает что подумал. Гы-гы.
— Рыбку ловишь? — так же спокойно спросил дед.
— Ага, ага…— завертелся на месте Кныш. — Смотрите, сколько! Вот улов! Даже сам не ожидал… И вот тут будет. Я как раз про вас думал. Непременно, думаю, завезу деду самых лучшеньких. Вот хорошо, что вы встретились. Берите, пожалуйста, какие на вас смотрят. Вот эту щучку, и карасиков этих, и лещика… Куда вам положить?
Кныш взял самую большую щуку и уже наклонился, чтобы бросить деду в челнок, но дед резким движением оттолкнул его руку, и щука шлёпнулась в воду — только брызги полетели.
— Собирайся. Поедем, — строго сказал дед.
— Куда? Что? Вот шутят… Гы-гы, — опять осклабился Кныш.
— Собирайся, говорю! — повторил дед.
— Да что вы? Ну зачем? Это вы серьёзно? Да подождите… Хотите, я вам половину рыбы отдам. И чарку поставлю. И конфет хлопцам куплю.
— Эх, зря ты, человече, живёшь на свете. Только воздух отравляешь и продукты портишь… Собирайся.
Мы сидели в своей лодке притихшие и только смотрели. И как это дед не боится?! Без ружья, без ничего! Кныш же во-он какой здоровый! Толкнёт раз, и — пропал дед, как пузырь на воде. Но Кныш был как собака побитая. Даже казалось, что у него есть хвост и он его поджал. И глазами смотрел совсем собачьими. Поспешно он выбирал сети и молча поглядывал на деда, как шкодливый щенок.
Но дед был неумолим. И когда Кныш кончил выбирать, сурово приказал:
— Погоняй вперёд!
И Кныш послушно поплыл вперёд, за ним дед, а за дедом уже мы.
Только мы отъехали от острова, как Кныш заскулил:
— Отпустите, диду! Отпустите, пожалуйста!
И голос у него стал такой плаксивый. Даже не верилось, что это говорит здоровенный дядька, который может выпить одним духом пол-литра денатурчика. Я с удивлением смотрел на него. Вот тебе и бандит, вот тебе и хищник! А я ещё его боялся — чуть не помер от страха.
Кныш ныл всю дорогу:
— Диду, неужели вам больше всех надо? Отпустите… Что я — у вас разве что украл? Так чего же вы… Отпустите… Я вас очень прошу… Пожалейте… Отпустите.
Дед молчал, будто и не слышал.
Так мы доехали до самого села.
Теперь складывай рыбу в сети — на плечо, и пошли! — приказал дед.
И Кныш подчинился. Я только диву давался, что всё вышло так просто — без выстрелов, без драки. И связывать не пришлось. Была на дедовой стороне какая-то сила, которой не мог ослушаться Кныш.
Дальше было ещё проще. Мы пришли к милиционеру товарищу Валигуре, разбудили его. Он вышел заспанный, в шлёпанцах на босу ногу, но в кителе, в галифе и даже в фуражке.
Посмотрел и сказал:
— Ага, понятно. Зайдите в хату.
Мы зашли. Товарищ Валигура сел за стол и стал писать протокол. Писал он долго, часто останавливался и, склонив голову набок и поглядывая искоса на написанное, перечитывал. Наконец сказал:
— Свидетели, распишитесь, пожалуйста. Вот тут, — и ткнул пальцем, глядя на нас.
Мы с Кукурузо покраснели. Нам никогда в жизни не приходилось расписываться.
— Давай-давай, — сказал дед, расписался и передал ручку мне.
Я кривыми буквами нацарапал свою фамилию и передал ручку Кукурузо. Он лихо расписался, даже ловкий хвостик в конце поставил — совсем как взрослый. Я сразу же пожалел, что сам этого не сделал, — мне стало стыдно за свою детскую подпись.
Товарищ Валигура улыбнулся и похлопал Кукурузо по плечу:
— Молодец. Сразу видно, что пописьму пятёрка.
Кукурузо отвернулся, пряча глаза. Мне уже не было стыдно за свою подпись.
Потом милиционер сказал:
— Спасибо вам, товарищи.
И по очереди пожал руки деду и нам.
И мы ушли.
А Кныш остался…
Я шёл и думал:
«Ну вот всё и кончилось. Какие же мы всё-таки герои! Задержали настоящего браконьера. Ну, не совсем, может, сами, но без нас ничего бы не было. Это точно. Вот теперь мы можем снискать славу, о которой так долго мечтали. Мы можем стать настоящими героями на всё село, а то и район, а может, даже на всю область. И в газете о нас могут рассказать, и по радио. А по телевизору что — нет? И Гребенючка будет смотреть на меня сияющими глазами, счастливая тем, что знакома со мной. А Карафолька будет плакать от зависти в углу, давясь своими пятёрками… И люди только и будут говорить друг другу шёпотом: «Вон пошли хлопцы… Те самые… Герои!»
Но… ничего этого, к сожалению, не будет. Потому что Кукурузо не хочет, чтобы кто-то знал про остров, про то, как он был Робинзоном, и всё остальное. И потому нельзя ничего рассказывать. Он и деда просил, и товарища Валигуру, чтоб всё это осталось тайной.
Таким образом, снова надо пропадать в неизвестности.
Эх-хе-хе!
В тот же самый день вечером Робинзон Кукурузо окончательно перебирался с необитаемого острова имени Переэкзаменовки на Большую землю.
Оркестры не играли, журналисты не щёлкали фотоаппаратами, тысячи людей не толпились с букетами цветов на берегу, встречая героя.
Было тихо.
Только изредка лаяли в селе собаки да квакали в камышах лягушки.
Глава
последняя, заключительная
Прошло лето, пролетели беззаботные каникулы, и вот опять парта, опять каждые сорок пять минут звонок, опять: «Кто не приготовил домашнего задания, поднимите руку!», «Иди к доске!», «Выйди из класса!..». Будничная школьная жизнь прежнего пятого, нынешнего шестого «Б».
Я сижу на своём обычном месте у окна, смотрю, как гоняет по двору школьный пёс Собакевич, и вспоминаю все события прошедшего лета: остров, Кныша, «юных следопытов»…
И уже не впервые думаю я: «Неужели всё-таки случайно попал Кукурузо именно на тот остров, возле которого браконьерствовал Кныш? Что-то очень странное и счастливое стечение обстоятельств».
Я уже спрашивал его об этом. Но он не признаётся, только посмеивается. Но я почему-то уверен, что не случайно. Скорее всего, в то время, когда я был в Киеве, он выследил Кныша и уже тогда придумал «бежать» на остров. Вот Кукурузо! Вот хитрюга!
Неожиданно мысли мои прерывает голос Галины Сидоровны: — Рень, к доске!
И я чувствую, как мой правый локоть подпрыгивает вверх, — это встаёт, подымая крышку парты, мой сосед. Мой сосед и друг Кукурузо. Да-да, он выдержал переэкзаменовку (а что же вы думаете!) и тоже перешёл в шестой класс.
О, то были очень напряжённые дни, после возвращения с острова.
