Эрнест Сетон-Томпсон - Маленькие дикари
Если бы кролик поднялся в тот миг, когда заметил лису, рыжий зверь успел бы нагнать его в три-четыре прыжка. А так лисе пришлось искать себе ужин в другом месте.
Ян счастливый вернулся в лагерь: ведь он разгадал еще одну лесную тайну.
XII. Условные знаки индейцев
– Какие условные знаки бывают у индейцев, мистер Кларк? – спросил как-то Ян старика.
– След мокасина, дым, сломанная ветка, камень на камне – все это индейские знаки. Каждый из них что-нибудь означает, и индейцы читают их, как вы книжку.
– Вы говорили нам, что три дымка означают «возвращаюсь с победой».
– Нет, совсем не так. Это означает «хорошие вести».
– Что значит один дым?
– Как правило, просто: «здесь привал».
– А два?
– Может означать «тревога» или «я заблудился».
– Это я запомню: два – «беда».
– Три – хорошие вести. Нечетные числа – счастливые.
– А четыре дыма?
– Редко очень употребляют. Если бы я увидел четыре дыма, я бы подумал, что происходит что-то очень важное, например собрался Великий совет.
– Что бы вы подумали, увидав пять дымов? – спросил Ветка.
– Я бы решил, что какой-то глупец хочет сжечь весь лес.
– А для чего индейцы ставят один камень на другой?
– Я, конечно, не поручусь за всех индейцев, но на западе это значит «вот дорога». Маленький камень слева от двух означает «мы повернули налево», с правой стороны – «повернули направо». Если три камня один на другом, читай: «это верная тропа» или «осторожно»… Куча камней, брошенных в беспорядке, значит: «здесь был привал, потому что один заболел».
– А что бы они сделали, если бы не нашли камней?
– В лесу?
– Да. Или в прериях.
– Я многое уже позабыл, – сказал Калеб.
Но все же скоро у мальчиков был целый свод условных знаков, какими пользовались индейцы, хотя при этом Калеб не уставал твердить, что «не все индейцы делают одинаково».
Ян тут же решил зажечь сигнальный костер, но, к его разочарованию, оказалось, что дым не поднимается даже над верхушками деревьев.
– Сперва дай костру разгореться как следует, – пояснил Калеб, – а потом подбрасывай траву и всякие гнилушки. Вот тогда увидишь разницу.
Когда мальчики бросили в огонь траву, к небу поднялся густой, извилистый столб дыма.
– Я уверен, что этот дым увидишь миль за десять отсюда, особенно если стоять на высоком месте.
– Ну, я разгляжу и за двадцать, – сказал Гай.
– Мистер Кларк, а вы когда-нибудь теряли дорогу? – без устали расспрашивал Ян.
– Конечно, и не раз. Каждому, кто ходит по лесу, приходилось хоть однажды плутать без дороги.
– Как, неужели и индейцам?
– Конечно. А почему бы и нет? Они такие же люди, как мы. И не верьте хвастуну, что он никогда не блуждал по лесу. Он, верно, ни разу не отходил от маминого передника. Каждый может заблудиться, но человек бывалый всегда находит дорогу, а новичок может и погибнуть. В этом вся разница.
– Что же вы делали?
– Зависит от того, где я находился. Если попадал в незнакомый лес, а в лагере у меня оставались друзья, я раскладывал два дымовых костра. Если я был один, то старался провести линию по звездам и солнцу; но в пасмурную погоду сделать это невозможно. А если вы совсем не знаете местности, то надо идти по течению какого-нибудь ручья или реки. Но это самый плохой способ. Он, конечно, выведет вас куда-нибудь, но так вы пройдете за день четыре или пять миль.
– Правда ли, что можно определить направление по мху на стволах деревьев?
– Да. Вот поглядите: вы всегда найдете мох на северной стороне ствола или скалы; самые большие ветки растут у деревьев с южной стороны, верхушка тсуги склоняется к востоку. На пне годичные кольца толще всего с юга. Правда, это относится к дереву, которое растет на открытом месте. Я видел одно растение, которое может служить вместо компаса, – это степной золотарник. На открытом месте он поворачивает свои головки к северу. Но в густой тени они откидываются куда попало. Протоптанная зверем тропа выведет вас к воде. Если тропка становится все тоньше – значит, идете неверным путем. Если над вами пролетят утки или чомга, знайте – вода близко. Собака и лошадь всегда выведут вас к жилью. Никогда не слышал, чтобы они ошибались. Однажды был такой случай, да лошадь оказалась дурная. Но компас все-таки самая надежная вещь. За ним идут солнце и звезды. А лучше всего, когда друзья где-то поблизости; тогда разожгите два дымовых костра и спокойно ждите.
XIII. Как дубить кожи и шить мокасины
Сэм нашел в сарае шкуру недавно зарезанного теленка. Отец позволил взять ее, и Сэм явился в лагерь со «свежей шкурой бизона для одеяния».
– Я не знаю, как индейцы шьют себе одежду, – сказал отец, – но уж Калеб-то знает. Вам он скажет.
С тех пор как старый охотник остался без собственного дома, он часто наведывался в лагерь. Так случилось и на этот раз – вскоре после прихода Сэма появился и Калеб.
– Как индейцы дубят кожу, чтобы сшить одежду? – сразу же спросил его Ян.
– По-разному.
Но не успел он начать, как с криком прибежал Гай:
– Ребята! Старая лошадь отца околела! – И он радостно засмеялся, потому что первым принес эту новость.
– Послушай, Ветка, ты слишком часто смеешься – смотри не сожги себе зубы на солнце. – И Старший Вождь оглядел его с притворной грустью.
– Нет, вправду сдохла! И я себе возьму ее хвост на скальп. Вот увидите я буду самым настоящим индейцем!
– Почему тебе не содрать всю шкуру? Я научу тебя делать из нее много всяких вещей, – сказал Калеб, раскуривая свою трубку.
– А ты можешь?
– Ее сдирают так же, как с теленка. Вот снимем шкуру, я вам покажу, какие жилы взять для шитья.
Всей гурьбой они пошли на поле Бернса. Гай отскочил и спрятался за спины товарищей, когда вдали показался сам Бернс, который тащил упряжкой дохлую лошадь.
– Здравствуй, Джим! – окликнул его Калеб, с которым они были добрыми приятелями. – Не повезло тебе с лошадью, а?
– Да нет, не очень. Она мне даром досталась. Рад, что сдохла, – хромала давно.
– Отдай нам ее шкуру, если тебе не нужно.
– Да хоть всю бери.
– Ты только перетащи ее через межу, а мы остатки зароем.
– Хорошо. Вы не встречали моего шалопая?
– Да, видели, – отозвался Сэм. – Совсем недавно, и он как раз шел к дому.
– Ух, если я его не найду там! – свирепо сказал Бернс.
– Только вряд ли найдете, – буркнул себе под нос Сэм.
Бернс ушел, а через несколько минут из кустов выскочил Гай и присоединился к своим товарищам.
Калеб делал основную работу. Сэм и Ян помогали ему, а Гай занимался тем, что вспоминал, как снимал шкуру с теленка, и давал советы, черпая их из своего богатого опыта.
Когда сняли шкуру, Калеб топором вырубил печень и мозги.
– Это нужно для дубления кожи, – сказал он. – Смотрите, вот отсюда индианки берут жилы для шитья.
Калеб сделал глубокий надрез вдоль позвоночника от середины спины до крупа и, засунув руку, вытащил оттуда большой жгут беловатых волокон.
– Вот вам целый клубок ниток, – сказал Калеб. – Возьмите и высушите их сперва. А чтобы они не ломались, окуните в теплую воду минут на двадцать. Нитки отмякнут и будут вполне пригодны для шитья. Теперь у нас есть шкуры лошади и теленка. Надо их получше использовать.
– А как дубят шкуры?
– Разными способами. Иногда я хорошенько чищу их, пока не соскребу весь жир и мясо. Потом покрываю всю шкуру квасцами и солью и оставляю завернутой на несколько дней, а когда квасцы пропитают ее как следует, разминаю. Но у индейцев нет квасцов и соли, они смазывают шкуры смесью из печени и мозгов. Сейчас все покажу.
– Давайте сделаем, как настоящие индейцы, – сказал Ян.
– Ладно. Тогда достаньте печень и мозги теленка.
– А почему не от лошади?
– Сам не знаю. Я никогда не видел, чтобы они смазывали телячью шкуру лошадиной смесью. Наверное, так лучше.
Сэм отправился домой раздобывать телячьи мозги и печень, а вернувшись, стал вместе с Яном очищать шкуру от мяса и жира, пока она не сделалась голубовато-белой и не сальной на ощупь. Телячью печень варили целый час, потом растерли с сырыми мозгами и, смазав смесью внутреннюю сторону шкуры, сложили ее вдвое, закатали и отнесли в прохладное место. Спустя два дня шкуру чисто отмыли в ручье и повесили сушить. Когда она хорошенько просохла, Калеб вырезал из крепкого дерева кол и показал Яну, как растянутую кожу разминать острием кола, пока она не станет совсем мягкой.
С лошадиной шкурой поступили так же, только ее вымачивали дольше. Через несколько дней Калеб выскоблил ее и обработал.
– Вот так индейцы выделывают кожу, – сказал Калеб. – Я видел, что шкуры вымачивали в настое пихтовой коры и тсуги. Но получается не лучше, чем у нас. Осталось прокоптить ее, чтобы она не затвердела.
Калеб развел огонь, набросал туда гнилушек и оставил шкуру висеть над густым дымом. Через несколько часов она потемнела и стала издавать особый запах, который знаком всем, кто брал когда-нибудь в руки индейские изделия из кожи.