С. Полетаев - История двух беглецов
«Если мы погибнем, то знайте, что мы сделали всё, что могли. Груз передайте в фонд революции. Привет всем людям! Победа или смерть! Данька, Сашка и Мурзай».
И вложил записку в кожаный мешок.
Океан бесновался. Гигантская волна вознесла лодку к небу. Разверзлась бездонная пропасть. Чудовищный вал понёс беглецов прямо на скалы атолла…
Глава 18. САШКА ХОЧЕТ СТАТЬ МИЛИЦИОНЕРОМ
– Тут они! Некуда им больше деться…
– А ну, кто там в бочке сидит? Ишь, цапается ещё! Семён, подойди!
– Кусаться вздумал, мерзавец? Вот я тебя, хрюшка, успокою!
Вдвоём, лейтенант и бакенщик, вытащили Диогена из бочки и оглядели его, измазанного, с пятнами какой-то слизи на боках. Лицо его, уши и волосы залеплены жуткой дрянью. Он был похож на чёрта, ночевавшего в сточной яме.
– Уф, смердит! – Лейтенант прикрыл нос рукой. – Бочка-то из-под кислых огурцов, что ли?
– Видать, буфетчица не сторговала все, оставила зимовать, вот и разит…
– Живой?
Диогена выволокли на свет, и он чуть не умер, глотнув свежего воздуха. Мурзай отворачивался– запах гнилых огурцЪв пришёлся ему не по вкусу. Взрослые снова скрылись в павильоне. Они выкатывали к выходу бочки – одну, другую, третью.
Они вытащили рюкзаки, но Даньку так и не могли найти.
– Куда твой дружок девался?
– Не знаю, – захныкал Сашка, выплёвывая тухлятину. – Ничего я не знаю, дяденьки…
– Кто же знает, бисова душа? Ты не знаешь, так пёс, может, знает? Ах вы, дурни, да что же вы это делаете – вся Москва по вас измоталась, а они тут в прятки играют! А ну говори скорей, а то дух сейчас из тебя выпущу, поросёнок!
Лейтенант подтянул рукава и подмигнул бакенщику. Бакенщик кивнул.
– Вытряхивай из него дух, а то шибко разит.
– Пока дружок твой не объявится, придётся тебя потрясти, – сказал лейтенант.
– А чего не потрясти, если на пользу, – согласился бакенщик.
– Не смейте его трогать! Не имеете права!
С крыши свалился Данька. Неизвестно, когда и как он туда залез. Прихрамывая, он добежал до Сашки и встал рядом.
– Э, голуба, значит, объявился? Ну, пойдёмте, миленькие…
И вот их, жалких, грязных, успокоенных – двух мальчиков и собаку, – вели к лодке. Что и говорить, невесёлая была поездка. Стремительно летели берега. Мелькали бакены и мосты. Рыбаки на берегу. Катера и моторки. Водные лыжники, скользящие, как фигуристы. Парусные яхты. Бело-розовые пансионаты, похожие на океанские корабли… Всё это проносилось, как в тумане. Мальчики молчали, отвернувшись друг от друга. Мурзай забился под сиденье. Лейтенант курил. С загорелого лица его не сходила мрачная забота. Бакенщик дёргал за шнур и с досадой оглядывался на беглецов. За эту сверхурочную работу никто не заплатит, а дома его ждали дела – вскопать огород, веранду покрасить, чтобы сдать дачникам.
Сашка никогда так не жалел себя, как сейчас. И всё это он – Данька, змей-искуситель, он, он, он! Пусть он за всё и отвечает!
А Данька в это время искоса посматривал на пожилого уставшего лейтенанта. Китель измят, сапоги в грязи, кобура с наганом съехала на живот. Может, он ночь не спал? Точно, не спал: сделал несколько затяжек и забыл о сигарете, начал носом клевать. Подозрительно склонился – вот-вот упадёт.
– Не спать! – прошептал Данька.
Лейтенант мигом проснулся и распрямился.
– А? Что?
Заметив на себе внимательный Данькин взгляд, он подмигнул ему и вспомнил о сигарете. Конечно, Данька мог бы сейчас запросто загипнотизировать его, но пожалел: шутка ли, всю ночь не спать и мотаться бог знает где в поисках беглецов!» А дома волнуются: не пропал ли он? Ну и служба же у милиции – по ночам не спать!
Даньке стало неловко смотреть на этих измятых взрослых людей, он отвернулся, прикрыл глаза и внезапно, как наяву, увидел маму: она сидела в кресле, вся обвиснув, как мёртвая, а вокруг суетились люди – врач из неотложки и соседи по подъезду. Потом мама испарилась, но зато появились другие взрослые-Клара Львовна, Автандил Степанович и совсем уже непонятно откуда – капитан, с которым он познакомился в метро. Мужчины угрюмо молчали, а Клара Львовна наседала на него, размахивала руками и кричала: «Что ты делаешь с нами, разбойник! Зачем ты разрываешь нам сердце, негодяй? Совесть у тебя есть, мучитель?»
Данька открыл глаза, взрослые тут же исчезли, он вздохнул и печально уставился вдаль, за горизонт, куда он так стремился, где брезжила иная, вольная жизнь. Но она, эта вольная жизнь, уже не казалась ему такой заманчивой, как раньше. Лейтенант перехватил его взгляд, покачал головой, усмехнулся.
– Думай, думай, – сказал он. – Человеку на то и дана голова.
Двухэтажные белые теплоходы, ракеты и метеоры по очереди разворачивались в бухте, чтобы подойти к причалу. Широкие ступени вели к зданию речного вокзала. Вознесённый над заливом, парком и асфальтовыми аллеями, вокзал своим шпилем упирался в розовое облачко, трепетавшее на нём, как воздушный шар. Крик гудков, звуки радио, пение туристов, пёстрая, весёлая и нарядная толпа на набережной – всё это сливалось в радостный праздник. И на фоне этого праздника унылым зрелищем выделялись два подростка, шедшие под конвоем взрослых с тяжёлыми рюкзаками. Сзади бежал рыжий пёс и бестолково хам-кал, не зная, как спасти своих юных хозяев. «Эх, что же вы? Может, куснуть вот этого в сапогах?» Но Данька сурово сдвигал брови: «Не суетись, Мурзай! Не твоё это собачье дело!»
У здания речного вокзала их встретил пожилой моряк с тяжёлой тростью. Он вынул трубку изо рта и загородил им дорогу. Весело блеснули его добродушные глаза за тяжёлыми очками.
– Здоровеньки!
Лейтенант сбросил рюкзак на асфальт, козырнул :
– Здравия желаю, Юрий Александрович! Вот…
– С удачной тебя операцией, Алёша! Умаялся?
– Не то слово, Юрий Александрович…
Брови старого моряка изогнулись и поползли вверх. Глаза его за стёклами очков стали огромными, как колёса.
– Где это мы с вами виделись, молодой человек?
Данька сразу узнал его – капитан, с которым он встретился тогда в метро.
– Чёрт возьми, что-то с памятью в последнее время стало. Склероз проклятый. Ну ведь видел же я тебя, ей-богу!
Лейтенант Алёша, бакенщик, Сашка и Мурзай удивлённо уставились на Даньку. Данька ковырял носком ботинка асфальт. Мурзай обнюхивал место, которое он ковырял.
– Может, мы виделись на китобойной флотилии «Слава»?
Данька конфузился всё больше и больше.
– Ба! Да как же это я мог забыть? Ты же плавал вторым помощником у самого Андрея Кошки!.. Опять ошибка?
Капитан погасил трубку и посмотрел на часы. Лейтенант улыбался.
– Скоро, Юрий Александрович, в плавание?
– Экипажа ещё нет, Алёша. Посудина требует ремонта. Ты не можешь порекомендовать мне толковых людей на летний сезон?
– А что я буду с этого иметь? – сказал лейтенант и улыбнулся, и улыбка эта сразу сбросила с него десяток лет и сделала похожим на Марка Бернеса.
– Я бы и тебя взял с собой…
– Рад бы, Юрий Александрович, да служба…
– А отпуск где проводишь?
– Аккурат меня на отпуск тёща ждёт в Одессе.
Бакенщик, стоявший над вещами, спохватился :
– Извиняйте, мне рабочих отправлять надо – ремонт, уборка. Зону скоро открывать. С вещами как быть?
– Без тебя управимся, – сказал лейтенант Алёша. – Ты мне, собственно, нужен как свидетель. Иди. Если что, я тебя найду. Мне для протокола…
Бакенщик поспешно ушёл. Капитан поманил лейтенанта пальцем:
– На минуточку…
Он отвёл лейтенанта в сторонку. Оба стали о чём-то шептаться, качая головами. Потом они присели на ступенях и опять шептались. Шептались долго, совершенно забыв про ребят. Затем встали, взяли вещи беглецов и ушли в здание вокзала. И долго отсутствовали. Мальчики сидели на ступенях, привлекая внимание прохожих. То и дело кто-нибудь останавливался и задавал глупые вопросы :
– Закурить нету?
– А как у вас насчёт картошки?
– Ну, как сегодня рыбалка?
Конечно, мальчики могли встать и уйти. Но, во-первых, вещи – без них не уйдёшь. А во-вторых, желание узнать, что их ждёт, тоже не пустяк. Данька крепился. Сашка кряхтел от новых забот. Он готов был хоть всю жизнь разучивать гаммы, зубрить уроки, делать гимнастику по утрам, готов был даже пойти служить в милицию, лишь бы скорее оказаться дома. Мысли его приняли новое направление: стать милиционером! И ловить малолетних беглецов! Но возьмут ли в милицию человека с таким прошлым, как у него? У милиционера должна быть безупречная жизнь, а у Сашки? Но он ещё успеет исправиться. Ему бы только спрятаться от Даньки или хотя бы пересесть на другую парту. И больше не водиться с ним. Ему было, конечно, жаль Даньку, но он не мог подвергать опасности свою будущую милицейскую и… клоунскую жизнь. Только вот можно ли сразу быть клоуном и милиционером? А отчего же нет! Днём он будет ловить преступников, а по вечерам – выступать в цирке. Очень даже просто! Конечно, такого друга, как Данька, у него уже не будет, но что поделаешь – им придётся расстаться. Правда, есть ещё Стасик, но неизвестно, удастся ли Стасика найти. А Данька – вот он. Видно, от Даньки всё равно не избавишься. Такая уж судьба. Ладно, Сашка постарается сделать всё, чтобы облегчить Даньке жизнь. Когда он станет милиционером, он будет делать Даньке всяческие поблажки. А сейчас, конечно, хорошо бы подыскать ему другого соседа по парте. Сашка стал думать, кого из класса можно уговорить сесть с Данькой за одну парту. Мысленно он всех перебрал, отбрасывал одного за другим – никто не подходил. И пришёл к выводу, что лучше, чем он, Сашка Диоген, у Даньки соседа не будет. И от гордости расправил плечи. А сердце сжалось от нежности к Даньке. Теперь он знал, что никогда, никогда не оставит его. И ему даже захотелось пострадать за Даньку, чтобы доказать, какой он друг. Вот только не мог придумать, как пострадать. Может, руку отдать на отсечение? Или пойти на казнь вместо него? Но кроме того, чтобы отдавать ему свои школьные завтраки, ничего путного придумать не мог. Но всё равно Данька не станет их есть. В отличие от Сашки он был малоежкой. Сашка устал, оттого что ничего не придумывалось. Вот Данька быстро придумал бы, а Сашка всегда был на выдумку слабоват.
