Валерий Квилория - У собачьего древа
– Кто это так? – спросил Шурка. – Может, инопланетяне?
– Опять вы за своё, – покачал башкой Потапыч. – Нет там никого, кроме наших депутатов. Всё просто: вначале депутатов поприветствовал лев, он нынче председатель Лиги. Ему ответила утка-кряква, за ней сказала «здрасте» выпь, потом аист, филин, за ними лиса. А последней поздоровалась гиена, она всегда так хохочет, как безумная.
– Пойдёмте в зал заседаний, – предложил Потапыч. – Надо с прибывающими депутатами разъяснительную работу провести – на свою сторону переманить. А когда Лига будет в полном составе – вы выступите и расскажете о рыбьем ультиматуме.
Зал заседаний Лиги
Проходя по коридору, они увидели встречу двух странных кошек, каждая из которых была величиной с крупную собаку. Вместо хвостов у кошек торчали какие-то обрубки. Кошки чмокнулись носами, а затем принялись бодаться, ударяясь лбами с такой силой, что по коридору всякий раз разносился громкий костяной звук.
– Чего это они? – покосились друзья на Потапыча.
– Это рыси, – пояснил медведь. – Они всегда так приветствуют друг друга. Вот та, что покрупней, – депутат от евразийского сообщества. А та, что помельче, – от рыжих и североамериканских рысей. Кстати, всё забываю спросить этих депутатов, почему их избиратели ненавидят лисиц.
– Рыси не любят лисиц? – удивился Шурка.
– Точно-точно, – кивнул Потапыч.
– А волков любят? – поинтересовался Лера.
Медведь задумался.
– Волков они побаиваются, – сказал он и вошёл в зал заседаний ЛРС.
Центральный зал Лиги Разумных Существ был похож на Минский цирк, в котором друзья вместе с одноклассниками однажды смотрели новогоднее представление. Только в Лиге всё было гораздо крупней и масштабней. Кроме того, купол зала заседаний был составлен из цветных витражей. Солнечные лучи, преломляясь в искусно подобранных разноцветных стёклах, освещали помещение чудным умиротворяющим светом. От этого всем, кто попадал в зал, становилось радостно и спокойно на душе.
Друзья сразу же обратили внимание, что кресел в зале заседаний нет. Вместо них на первых рядах лежали широченные маты. Чуть повыше циновки[94], ещё выше – матрасы, а далее и вовсе матрасики и коврики. В верхних рядах виднелись настилы, насесты и жердочки.
– Тут, – показал Потапыч на первые ряды, – заседают самые крупные сухопутные животные – представители слонов, жирафов, носорогов и бегемотов. Во втором ряду – депутаты от фракции львов, тигров, тюленей, зубров с бизонами, антилоп и медведей. Далее располагаются более мелкие существа. А верхние ряды для пернатых – от увальня пеликана до крошечного колибри.
В это время на другом конце зала появился лев.
– Так, – посмотрел медведь на друзей, – вы пока погуляйте, а я с начальством переговорю.
И Потапыч, опустившись на четвереньки, поспешил на другой конец зала.
Кровавый депутат
Депутаты мало-помалу прибывали. Отовсюду доносились птичье чириканье, посвисты, писк, клёкот, сопение, рыканье, кваканье и даже змеиное шипение. Зал заседаний, тем не менее, был заполнен только на треть. Друзья, по совету Потапыча, решили прогуляться и пошли вдоль рядов к выходу.
– Смотри, – шепнул Шурка дрогнувшим голосом.
Лера глянул и отшатнулся. Зрелище было устрашающим – обливаясь кровью, в первом ряду тяжело вздыхал бегемот. «Ничего себе гуманизм! – разом подумали мальчишки. – Бегемота прирезали!».
– Что это с вами? Вас ранили? – бросились они к окровавленному великану.
– Пусть бы кто попробовал, – расплылся бегемот в широченной улыбке, и друзья увидели редкие жёлтые зубы, среди которых, словно кинжалы, торчали два здоровенных клыка.
– А почему на вас кровь?
– Это пот у меня такого цвета, – пояснил бегемот.
– Да, но ведь ручьём течёт.
– Так и надо. Когда мне жарко, я всегда хорошенько потею, чтобы не перегреться.
– Эх, – снова тяжело вздохнул бегемот. – Мне бы сейчас в речку и поспать часок-другой. Мы ведь по ночам пасёмся на лугах, а днём в воде отдыхаем. Если бы не экстренный сбор, я бы булькнул в какой-нибудь славный омут.
И он ещё раз вздохнул: – Вы случайно не знаете, по какому поводу заседание?
– Знаем, – кивнул Лера, решив перетянуть бегемота на сторону рыб. – Океанические жители требуют принять их в Лигу Разумных Существ и считать свободными и равноправными.
Услышав это, бегемот заморгал своими заплывшими жиром глазками. Друзья припомнили поросячьи глаза коробчатого инопланетянина и поёжились. А вдруг перед ними не депутат, а замаскированный Фу-Фью? Словно подтверждая их опасения, бегемот встал и широко распахнул свою огромную пасть. Мальчишки в ужасе сжались… Но великан и не думал нападать, он отвернулся и протяжно зевнул в сторону.
– Я всеми своими шестнадцатью копытами «за», – заявил он, сдерживая второй зевок.
– Шестнадцатью копытами? – не поверил Лера.
– Именно, – и бегемот задрал переднюю лапу. – У нас, у бегемотов, на каждой ноге имеется по четыре пальца, и на каждом пальце своё собственное копытце.
– Здорово! – присмотрелся Лера и уточнил на всякий случай: – Значит, вы будете голосовать за то, чтобы принять жителей морей и океанов в эЛэРэС?
– А как же, – кивнул бегемот. – Они давно заслужили. Кстати, я с ними состою в родстве.
– Вы на рыбу не похожи, – усомнился Шурка. – Шутите?
– Нисколько. Правда, я родственник не рыбам, которые жабрами дышат, а китам, у которых есть лёгкие.
– И с китом у вас ничего общего нет.
– А вот и есть. Давным-давно у нас были общие предки. Они тоже любили воду. Примерно пятьдесят, а может, шестьдесят миллионов лет тому назад одни из них решили больше не выходить на сушу и превратились в китов. Другие землю не покинули и стали успешно развиваться. Нас было очень много. Представляете, тридцать семь родов!
– А где же они теперь?
– Умерли, – поник головой бегемот. – Все умерли. Остались только мы – гиппопотамы.
– Примите наши соболезнования, – друзья склонили головы вслед за бегемотом.
– Да вы особо не печальтесь, – дёрнул ухом гигант. – Вымерли они почти два с половиной миллиона лет назад. А про наше родство с китами совсем недавно стало известно. До
этого древние египтяне обзывали нас водяными свиньями, европейцы – водяными коровами, а древние греки почитали за речных лошадей. Гиппопотам, кстати, так и переводится – речная лошадь.
– На свинью вы местами похожи, – согласился Лера, – глаза такие же и уши. Насчёт коровы не знаю, может, потому, что толстые? А лошадь ни капельки не напоминаете.
– На самом деле мы бегаем, как лошади, – важно сообщил бегемот, – но только под водой.
– Как это?
– Да так, ныряешь и мчишься со скоростью тринадцать километров в час.
– Не может быть! – не поверил Шурка, оглядывая неповоротливую тушу депутата.
– У вас вон и брюхо по полу волочится, – поддержал друга Лера. – Вы даже ходите с трудом.
– Внешний вид бывает обманчивым, – хитро прищурился бегемот. – Но из-за того, что во мне весу больше трёх тонн, я сразу же опускаюсь на дно. А там только ногами успевай перебирать да через каждые пять минут всплывать на поверхность, чтобы воздуха глотнуть.
– Точно! – обрадовался Шурка. – И киты так плавают, то вынырнут, то нырнут, только они ныряют намного дольше.
– Конечно, дольше, – согласился бегемот и опять вздохнул, – гиппопотамы могут не дышать, самое большое, полчаса, и то в крайнем случае. А киты полтора часа на поверхность не всплывают. У них, знаете, какие лёгкие здоровенные – ого-го! А ещё у них кровь особенная, в ней намного больше кислорода помещается, чем в нашей. И расходует кит кислород не так как мы, а очень экономно. Нырнёт, и сердце его начинает биться в два раза медленней, а кислород поступает вначале в мозг и сердце, а потом уже к остальным органам, и то понемногу.
– Я слышал, что у кита сердце бьётся девять раз в минуту, – вспомнил Шурка.
– Вполне вероятно, – вздохнул бегемот и снова улёгся на свой мат.
Выклеванный и почёсанный
Попрощавшись с потеющим бегемотом, друзья пошли по длинному коридору, опоясывающему зал заседаний. Там было пустынно, только у буфета толпились посетители. Но когда по коридору, словно паровоз, промчался носорог, друзья от греха подальше поднялись на второй этаж, а потом и на третий, где прогуливались животные размерами поменьше.
За одним из поворотов третьего этажа они увидели самого обычного ёжика. Правда, вёл он себя как-то странно. Ёжик стоял на задних лапах, прислонившись колючей спиной к стене, и, закатив глаза, стонал.
– Вам плохо? – склонился над ним Шурка.
– Ой! Ой! – заплакал ёжик. – Что же это за жизнь такая – невозможно на природу выйти, свежим воздухом подышать.
– Вас, наверное, кто-нибудь обидел? – догадался Лера.
– Ещё как! – фыркнул ёжик, стараясь посильнее прижаться спиной к стене. – Надо объявить войну этим клещам и блохам!
