Илья Миксон - Трудный месяц май
Свечное пламя вовсю тянулось к лазу, на волю.
— Первым пойду я, — сказал Антон. — За мной — Ростик, потом — Ален.
— Не хочу последней, — жалобным голоском протянула Алена и придвинулась ближе к выходу.
Вот и связывайся с девчонками! Рано или поздно, но девчоночья натура все равно проявится. В другое время и в другом месте Антон высказал бы все, что думает о девчонках, но сейчас… И надо честно отдать Алене должное: она, не кто-нибудь, нашла эти ниспосланные чудом трубы. Нашла, когда Антон чуть совсем не запаниковал.
— Первой сбайпасить хочешь? — все же не удержался от колкости Антон. Но колкость обернулась шуткой, остроумной и такой необходимой здесь.
Алена и Ростик засмеялись. Впервые за несколько часов или суток. Они совершенно утратили чувство времени. И смеялись, будто и торопиться некуда.
Смеялись не только потому, что Антон удачно сострил: новый трубный ход, как байпас в нефтепроводе, был выходом из тупика, обходом препятствия. Смеялись потому, что напряженные нервы, пережитые и еще не прожитые тревоги и страх требовали разрядки, послабления, хотя бы маленькой передышки.
Они смеялись долго, значительно дольше, чем того заслуживала шутка.
— Ладно, — первым утихомирился Антон. — Сперва пойдешь ты, Ален.
Как ни почетно стать ведущим, но это гораздо труднее, чем быть замыкающим.
— Я — второй, — отказалась от лидерства Алена.
— Вам не угодишь, — опять чуть не рассердился Антон и пополз в неведомое.
Следующее помещение, наверное, было очень большим: голос опять зазвучал неестественно громко, набатом загудел.
И было жутко стоять в полном одиночестве в кромешной и гнилостной черноте неизвестно где. Из лаза, через который проник Антон, не пробивалось ни лучика.
— Как там? — донеслось снизу.
Антон наклонился и прокричал:
— Давай, Ален! И свечку возьми!
— А трофеи? — спросил Ростик.
В самом деле, что делать с трофеями? Может быть, оставить пока, не тащить за собой? Если… Нет, они, конечно же, выберутся, непременно выберутся. Тогда можно будет запросто даже возвратиться знакомым путем за драгоценными реликвиями. Вот с ракетницей, с ней, заветной и завещанной, расставаться боязно. Вдруг пропадет? Завалит или другое что случится. Или проныра Барбос…
— Ракетницу взять.
— Хорошо, — отозвался Ростик, и зашуршало, засопело: Алена полезла.
Пока разжигали огонь, переполз и Ростик.
Новое помещение было похоже на заброшенный храм или возвращенный морем дворец. Возможно, дворец легендарной Атлантиды.
Высота — потолка не видно и стен, кроме ближней. И — столбы, столбы, как колонны.
Пламя свечи никуда не показывало, двинулись наугад.
Пламя свечи никуда не показывало.
— Дышится легче, — выразила общее самочувствие Алена.
Воздух здесь застоявшийся, слякотный, но его много, больше, чем в тех, заполненных пылью глухих боксах.
Антон до рези в глазах вглядывался вперед.
«Дворец Атлантиды» — Ростик его назвал — представлялся безразмерным. Но, увы, под землей, как и на земле, все ограниченно и конечно.
Все, кроме многообразия жизни, познания мира и времени. Для них, погребенных заживо, и Время топталось на месте. Сама по себе родилась мера: очень долго, недолго, быстро. Ни суток, ни часов, ни минут, ни секунд. Они как бы опустились в тот доисторический слой, где первые разумные существа еще не дошли до понятия Времени, жили, сообразуясь с чередованием света и темноты.
В подземелье темнота — непрерывная и постоянная.
По недавнему счастливому опыту начали искать выход из дворца Атлантиды понизу.
И здесь, как и по соседству, очень долго стояла вода. Естественно, сообщающиеся сосуды — помещения соединялись чугунными трубами.
И здесь стены опоясаны темными осадками уровней, и здесь в трещинах и выбоинах зеркальные лужи.
Одна оказалась не просто лужей.
— Ой! — вскрикнул Ростик. Он поскользнулся и вступил в широкую, овальную лужу. Нога провалилась по щиколотку. Возможно, там было еще глубже, но Ростик упал на спину и нога выдернулась.
Нейлоновая куртка непромокаема, а брюки из водонепроницаемой синтетики не шьют. Ростик промок с ног до живота. Его затрясло от холода.
— Т-т-там к-к-ко…
— Колодец, — догадался Антон.
Ростик часто и мелко закивал.
Весь инструмент остался сзади, да и что толку замерять глубину колодца. Ну колодец, водосбросный, нижний ведь, донный…
Донный… На дне… Со дна!
В жизни человека бывают не только звездные часы, но и мгновенные, как молния, звездные озарения. Антон раскрыл тайну донного гейзера в Волхове.
— Это… Это не простой колодец. Это ход, выход к Волхову!
Он и сам был потрясен своим научным открытием.
Тридцатилетняя неустанная работа свободолюбивой узницы воды, подземные водоносные слои, вешние потоки, наконец, взрывы саперных зарядов и трофейных боеприпасов вблизи — все это постепенно раскачало громадную пробку, образовавшуюся от бомбового удара. И вот наступил момент, когда вода вытолкнула многотонную затычку и ринулась в Волхов, бурным, ликующим фонтаном воссоединилась с родной стихией. Это произошло на глазах ученика 5-го «Б» класса Антона Градова. Он стоял тогда на высоком берегу и…
Нет, колодец — не выход к солнцу. Ни водолазного скафандра, ни акваланга даже…
— М-м-маску с т-т-труб-б-б-кой хотя бы-бы-бы-б, — забубнил Ростик. Совсем закоченел, не простыл бы!
— Снимай штаны, — скомандовал Антон.
Ростик остолбенел и перестал трястись.
— Я отвернусь, — сказала Алена.
Пока мальчики выкручивали одежду, Алена внимательно глядела на стены, потолок. Когда свеча высоко над головой, в вытянутой руке, потолок просматривается.
— Ребята… Ребята!
Ясновидящая эта Алена! Недаром глаза у нее лучистые и синие, как море. На мамины похожи, а мама Аленина родилась на Балтике.
Алена как-то рассказала забавную вещь. Оказывается, если по-правильному, то фамилия ее Виткявичюте, дочь Виткявичюса. А мама — Виткявичене, жена Виткявичюса.
Здорово литовцы придумали! Сразу знаешь, кто кому кем приходится.
Аленина мама зубной врач, стоматолог. Недавно в Иришской поликлинике поставили наиновейшую бормашину. Не чета старым, даже электрическим! У тех один звук в обморок валит, а трясет — будто отбойный молоток в рот сунули.
Новая, чудо современной науки и техники, работает с тонким и нежным свистом. Двести тысяч оборотов в минуту! Насади пропеллер — взлетишь! А высверлить, пробурить не то что зубную кость — танковую броню возьмет! Наверное…
Антон всерьез прикидывал, как, в случае чего, использовать новую бормашину для операции «Ракета». Специально в поликлинику сходил, решился, как некогда писали, «отдать на алтарь», отдать для общего дела здоровый зуб.
Повязал щеку косынкой, лицо страдальчески скорчил и, охая, встал у дверного косяка стоматологического кабинета.
Вышла сестра, помощница доктора. И спрашивать ничего не стала, слепому видно — с острой болью человек.
— Проходи, мальчик.
В великолепном кресле, космическом прямо-таки — вращается, поднимается, наклоняется, еще как-то качается, — в кресле под ярким лучом матового прожектора сразу, конечно, выяснилось: больной — мнимый.
Доктор Виткявичене — как она сердечно засочувствовала сразу приятелю своей Алены! — насмешливо прищурив синие балтийские глаза, сказала:
— Антон да Ален — два сапога пара. Моя тоже приходила, до тебя.
Два зуба за одну тайну — плата великоватая; хорошо, что стоматологи понимают не только в зубах, но и в людях…
А машина замечательная! Один только недостаток: не годится для подземного бурения, сжатым воздухом действует…
— Ребята! — выкрикнула Алена, показывая свечой вправо и вверх.
У потолка зияла черная дыра, щербатый пролом в стене. Не очень большой, но пролезть можно. Куда только?…
— Я пойду, — сказал Ростик. Кто бы еще вчера, или позавчера, или… В общем, кто бы еще недавно подумал, что Ростик Арсланов такой отчаянный! Антон-то знал, что он настоящий парень! — Я пойду, — сказал Ростик. И пошел.
Антон с Аленой переволновались, пока Ростик не прокричал им, что и как там. А там был такой же храм с колоннами, но совершенно сухой — ни лужицы. И не пыльный. Воздух, как дома после мойки полов.
Антон живо подсадил Алену, на другой стороне ее принял Ростик.
— Теперь ты! — позвал он.
— Иду! — ответил возбужденным голосом Антон, да не так-то просто оказалось без плеча и руки друга перебраться в сухой храм. Очень уж высоко от пола черный пролом, и края острые, и силы не те.
