Анатолий Рыбаков - Приключения Кроша
Мне было приятно, что Майка так хорошо меня понимает. Но было неудобно, что ей приходится утешать меня. Значит, я выгляжу очень жалким.
— Игорь меня подвел, вот кто! — сказал я. — Я не хочу на него сваливать, но подвел он. Как ему все легко сходит! Просто удивительно.
— Потому что Игорь неискренний, а ты искренний, — сказала Майка.
Это тоже было приятно слышать. Но мне всегда неудобно, когда меня хвалят. Я не знаю, как на это реагировать. Соглашаться нескромно, а отрицать… Зачем же отрицать?!
— Если бы все люди были искренни, — сказал я, — то все было бы гораздо легче и проще.
Майка с этим согласилась.
Разговор с Майкой меня не успокоил. Приятно получить товарищескую поддержку. Больше всего я боялся, что Майка тоже сочтет меня сплетником и болтуном. Я был рад, что она меня им не сочла. Но того, что знает и понимает Майка, не знают и не понимают другие. Все меня презирали, и я себя чувствовал каким-то отщепенцем.
Я бродил по автобазе и не находил себе места. У меня было такое состояние, будто я для всех здесь чужой. До меня доносились звонкие удары ручника и глухие — молота. Шипели паяльные лампы, стрекотала сварка, пахло ацетоном, шумел компрессор, за стеной слышались хлюпающие звуки — мотор обкатывали на стенде… Но эти привычные шумы и запахи производства только подчеркивали, что люди работают, им хорошо и весело, они безмятежны, у них чистая совесть, и только я здесь чужой, презираемый всеми человек.
Я увидел Вадима. Он стоял в дверях центрального склада, где сейчас работал. Он помахал мне рукой и исчез в складе. Я пошел за ним туда.
Склад — это единственное место на автобазе, которое я не люблю. Высокие, до потолка, стеллажи образуют узкие проходы, тесные и темные. На полках, в клетках и ящиках лежат части и детали, над ними длинные номера. Вадим даже не знает названий деталей. Скажешь ему: «Дай гайки крепления колеса!» А он спрашивает номер. Как будто номер легче запомнить, чем название. Канительная, бюрократическая работа. Не понимаю, почему она нравится Вадиму?..
Заведующего складом не было. Вадим восседал за его столиком. Я сел напротив. Вадим посмотрел на меня:
— Ты что такой?
— Не знаешь, что ли? — ответил я.
Хотя в складе никого, кроме нас, не было, Вадим наклонился ко мне и тихо проговорил:
— Крош, я нашел амортизаторы.
Я обалдел:
— Где?
— Пойдем! — Вадим встал.
— Но как ты оставишь склад?
— Запру.
— А если придут за деталями?
На это Вадим, как настоящий складской работник, ответил:
— Подождут.
Он запер склад и повел меня на пустырь. Все машины были на линии. Только на краю пустыря, у дороги, стояли пять машин, ждавшие отправки на авторемонтный завод. На их бортах мелом было написано: «В ремонт». Мы подошли к одной из этих машин и влезли в кузов.
В углу кузова что-то лежало, прикрытое кусками толя. Вадим приподнял толь, и я увидел амортизаторы. Совсем новые. Те самые, которые я получал на складе.
— Как они попали сюда? — спросил я.
— Понятия не имею, — ответил Вадим.
— Кто их мог сюда положить?
— Понятия не имею, — повторил Вадим, как попугай.
— Как ты их здесь обнаружил?
Вадим замялся:
— Совершенно случайно… Я что-то искал…
— Что ты искал?
— Я смотрел: нет ли чего подходящего для нашей машины, — признался Вадим.
— Продолжаешь шнырять!
Вадим поник головой:
— Как видишь…
— Вот к чему приводит твое шныряние, — сказал я.
— А что особенного? — возразил Вадим. — Если бы я не шнырял, то не нашел бы их.
— Эх ты, балда! Что хорошего в том, что ты их нашел?
Вадим оторопело смотрел на меня. Его толстая, румяная морда выражала полнейшее недоумение.
— Ты пойми, балда, — сказал я, — кто тебе поверит, что ты их нашел? Скажут, что ты их сам сюда положил. Вот что скажут. А если бы ты, балда, не шнырял, их бы нашел кто-нибудь другой, и мы были бы ни при чем…
— Что же делать? — спросил несчастный Вадим. — Ведь я хотел как лучше.
— С нами, дураками, так и получается, — с горечью сказал я, — мы хотим как лучше, а получается как хуже!
Конечно, я чересчур напугал Вадима. Можно взять эти амортизаторы и отнести их директору. Он поверит, что мы их нашли. И если человек будет вечно бояться, что ему не поверят, то он обречен на бездействие. Но если мы их сейчас отнесем к директору, то никогда не узнаем, кто их сюда положил. А положил их сюда Лагутин, вот кто! Чтобы в удобный момент вывезти. И, когда все узнают, что положил их сюда именно Лагутин, всем станет ясно, с какой целью он оклеветал меня.
И всем будет стыдно за то, что они поверили ему.
Значит, надо действовать осторожно. Нельзя трогать амортизаторы. Пусть лежат на месте. Надо только рассказать о них директору. Он примет меры…
Мы с Вадимом отправились в контору. Директора и главного инженера не было, они уехали в трест. Значит, вернутся поздно и вернутся сердитые. Они всегда возвращались из треста сердитые, там им давали нагоняй. За что — непонятно. Наша автобаза работала очень хорошо, перевыполняла план, вот уже год, как держала переходящее Красное знамя, но в тресте, наверно, хотели, чтобы мы работали еще лучше, и каждый раз давали нашему директору нагоняй.
Мы уселись на скамейке и стали ждать. Наши ребята ушли домой, но рабочий день еще продолжался. К нам подошел кладовщик, взял у Вадима ключи. И не сделал Вадиму замечания за то, что тот самовольно запер склад. Теперь я понял, почему приходится так подолгу ждать кладовщика: он нисколько не волнуется, что в цеху простаивают рабочие. Я сказал об этом Вадиму. Опять, как настоящий складской работник, он ответил:
— Вас много, а мы одни.
Я ему заметил на это, что он дурак.
Ожидать директора было довольно томительно, но мое настроение улучшилось. Теперь-то я развинчу эту историю. Узнает Лагутин, как клеветать на людей.
В три часа мимо нас прошла большая группа молодых рабочих. Они учились в вечерней школе, кто в девятом, кто в десятом, а некоторые даже в восьмом классе, и их сегодня отпустили с работы на два часа раньше.
Я сказал:
— Это очень хорошо, что они учатся, — повышается общая культура.
На это Вадим возразил, что они учатся не для общей культуры, а для поступления в вуз.
Мы заспорили, что следует понимать под общей культурой. Но тут прозвенел звонок. Вышла секретарша и сказала, что директора сегодня не будет, он задерживается в тресте. И мы с Вадимом решили отложить это дело до утра. Что касается амортизаторов, они спокойно лежали два дня, полежат еще ночь.
18
В этот вечер я пошел в клуб на танцы. Клуб принадлежит машиностроительному заводу. Но ходят туда все: других клубов в нашем районе нет.
Есть на нашей улице кинотеатр «Искра». Новое двухзальное кино с фойе, оркестром, певицей и буфетом. Но в кино посмотришь картину и уйдешь. А в клубе бывают вечера, спектакли, концерты, приезжают артисты, а по средам и воскресеньям устраивают танцы под джаз или под радиолу. Мы стараемся проходить в клуб без билета. Это удается только троим: Игорю, Вадиму и Шмакову Петру. Мне не удается.
Девиз у Игоря такой: «Человек искусства пользуется искусством бесплатно». Игорь считает себя человеком искусства. Он два раза снимался в кино, в массовках. И все главные деятели клуба — его приятели.
Вадим тоже трется в клубе, выполняет всякие поручения, считается там заметной личностью. И как заметная личность проходит бесплатно.
Шмаков Петр, наоборот, проходит как незаметная личность. Стоит у контроля, молчит, а потом незаметно проходит. Глядя на его серьезный, сосредоточенный вид, никак нельзя подумать, что он идет без билета.
В тот вечер, когда мы с Вадимом ушли с автобазы, не дождавшись директора, в клубе были танцы под джаз.
Я люблю танцы. Не так, как некоторые, видящие в этом смысл жизни. А приблизительно так, как любил Пушкин. «Люблю я бешеную младость, и тесноту, и блеск, и радость…» Мне нравится джаз. Книги, кино и джаз — вот, пожалуй, что я люблю больше всего. Если бы у меня были технические наклонности, я, наверно, любил бы что-нибудь более серьезное.
Танцую я все танцы. И бальные и современные. Но современные люблю больше. Их танцуешь как хочешь. И человеческая личность раскрывается в них шире и глубже. Конечно, отдельные стиляги выламываются. Но выламываться можно и в польке-бабочке.
Народу в клубе было полно. Наши ребята — почти все. Много и с автобазы. В дверях стояли дружинники с красными повязками на рукаве.
Лагутин танцевал с диспетчером Зиной. Отношения этих двух людей мне совершенно непонятны.
Игорь танцевал с незнакомой мне гражданкой. Танцевал так, будто делал громадное одолжение и гражданке, и музыкантам, и всем, находящимся в зале. У него было усталое выражение лица, как у человека, который разочаровался во всем и двигает ногами только из чувства снисходительности.
