Анатолий Алексин - Саша и Шура
– «С ума сходят»… – проворчал Саша. – А ты-то сама не сходишь? Веснушки кремом каким-то сводить вздумала! А вместо них вон пузырьки повыскакивали… Ещё хуже стало!
– Ну, этого… этого я тебе, Сашка, никогда не прощу!
Липучка сжала кулаки, а потом, со злостью перепрыгивая через камни и ложбинки, помчалась к пареньку в красных трусиках, будто хотела пожаловаться ему на Сашу.
– Зачем ты её? – спросил я.
– А что ж она разными дикарскими штуками занимается: красавицей, видишь, тоже захотела стать к твоему приезду!
Я скромно отвернулся и стал чересчур внимательно разглядывать «дикарок», которые и правда умывали лицо холодной ключевой водой, той самой, которая очень робко и застенчиво пробивалась из-под рыжей глыбы. Прошлым летом я часто подставлял под эту ключевую струю свой широко разинутый рот и пил, пока у меня зубы не сводило от холода. «Лучше было бы ею умываться, а не пить! – подумал – Может, у меня внутри и развелись уже всякие красоты, но этого никто не видит. А так всё было бы прямо на лице!»
Теперь-то я знал, почему у Липучки так горели щёки: она пожертвовала ради меня своими веснушками! И мне вдруг захотелось немедленно умыться в источнике красоты. Но я не сказал об этом насмешливому Саше. Не пошёл умываться, потому что Липучка и паренёк в красных трусиках уже бежали к нам.
– Вот, Шура, познакомься, пожалуйста: это наш Кеша! – сказала Липучка. – Он у нас самый умный, самый сообразительный… И мы его за это прозвали Головастиком! И ещё он племянник Андрея Никитича. Вот!
Она со злым торжеством взглянула на Сашу: тебе, мол, никто и никогда такого красивого и почётного прозвища – Головастик! – не давал и нет у тебя такого замечательного дяди, как Андрей Никитич!
Голова у паренька была большая и круглая, как глобус. Он был пострижен почти наголо, и только на самой макушке, будто на полюсе, торчала метёлочка белых выгоревших волос. И, словно какие-нибудь причудливые заливы на карте или глобусе, на лице его были видны жёлтые и коричневые разводы неровного загара. И ещё выделялись на этом глобусе два голубых озерца… Это были глаза, которые, казалось, всё время что-то соображали, выдумывали что-то необычайное и озорное. В общем, Кешка-Головастик мне сразу понравился.
Тут я заметил, что Кешка был не только в красных трусиках, но тоже с красной повязкой на руке.
– Что это ты её на голое тело нацепляешь? – хмуро спросил Саша.
– Не нацепляет, а повязывает! – заступилась за Кешку Липучка.
– – А это чтобы утопающие видели! – посмеиваясь своими голубыми глазками, объяснил Головастик.
– Кто? Кто?! – Саша даже перестал возиться со своим мопедом и удивлённо выпрямился.
– Утопающие! Я их спасать должен, а они любому-каждому свою жизнь не доверяют. Им удостоверение предъявляй или вот повязку, тогда они сразу начинают спасаться!
– И многих ты уже спас? – поинтересовался Саша.
– Трёх! Только потом оказалось, что они не утопали, а так… баловались, дурака валяли. Но я их всё равно по всем правилам науки на берег вытащил!
– Ты смотри всех наших «дикарей» из реки не повытаскивай! Они же сюда отдыхать приехали, купаться, а ты их за волосы – и на берег…
– Не волнуйся, пожалуйста, за Кешу: он уж как-нибудь без твоей помощи сообразит! – вступилась Липучка.
А сам Кеша, чтобы прекратить разговор об утопающих, вдруг радостно воскликнул:
– Ну, вот! Вся наша «пятёрка» в сборе!
Я огляделся по сторонам: какая же «пятёрка»? Нас было всего-навсего четверо. Может быть, пятым был притихший на время мопед? Заметив моё удивление, Липучка бросилась объяснять:
– Ой, ты не удивляйся, Шура! Сейчас всё поймёшь. У нас многие ребята борются за город высокой культуры. И Андрей Никитич предложил всем нам разбиться на группы, на «пионерские пятёрки». И чтобы каждая «пятёрка» выполняла какое-нибудь своё, особое задание. Нас всё время трое было, потому что мы тебя ждали. А теперь вот ещё Веник приедет – и сразу будет «пятёрка»!
– Да не приедет он, – махнул рукой Саша. – Давайте кого-нибудь из наших, белогорских, возьмём.
– Нет! Ни за что! – Липучка вдруг вся вспыхнула, пузырьки её угрожающе засверкали на солнце, и вновь сжались кулаки. – Нет! Мы должны вызвать Веника! Вот Шура же сразу примчался, и Веник примчится… Надо только телеграмму послать!
– Тогда уж у Кешки будет работы хоть отбавляй: Веник плавать не умеет и очень любит тонуть.
– А ты Веника не трогай! – грозно закричала Липучка, чуть не набрасываясь с кулаками на Сашу.
Она так заорала, что я даже вздрогнул и на миг засомневался: для меня ли она сводила свои веснушки?
Липучка повернулась к Кеше-Головастику и стала громко ему объяснять:
– Ведь мы же за город высокой культуры боремся. Да? А Веник (полное его имя: Ве-ни-а-мин!) самый культурный из нас, самый образованный, и вообще… он почти все на свете книжки перечитал!
– Это верно. Это правильно, – пошёл на примирение Саша. – Но ведь у него ещё мамаша имеется, по имени Ангелина Семёновна. А она вовсе не захочет, чтобы Веник боролся за город высокой культуры. Она вообще не хочет, чтобы он боролся, а хочет только одного: чтобы её Веничка потолстел! Или, как она говорит, «значительно прибавил в весе»!
– Хочет, чтобы потолстел? – переспросил Кеша. И глазки его хитро прищурились, словно голубые озёрца на глобусе внезапно обмелели и сузились. – Возникает у меня, между прочим, одна мыслишка!
– Ой, Кешенька! Ой, миленький! – закричала Липучка. – Не упускай эту мыслишку! Не упускай!
– Сейчас, сейчас… Одну минутку!
Все мы уставились на сообразительного Головастика. И я вспомнил, как Саша предупреждал, что у Кешки из головы «всякие идеи наружу выскакивают». Что, интересно, выскочит оттуда на этот раз?
Головастик стал выкладывать свою идею не просто так, а словно подарок какой-нибудь преподносил. Он весь в этот момент изменился, будто повзрослел, и голос у него сделался важным и неторопливым:
– Так вот что я вам скажу: можно вашего Вениамина, по прозвищу Веник, сюда вызвать. Тем более, нам веники и метёлки очень нужны: мы ведь за чистоту в городе боремся!
Липучка простила ему эту насмешку над её драгоценным Вениамином и, прямо впившись глазами в Головастика, вскрикнула:
– Как?! Как можно вызвать?
– У нас ведь тут всякие источники обнаружились. Есть даже, как вам известно, источник красоты. А мы откроем источник полноты! Специально для Веника и его мамы… Как её зовут?
– Ангелиной Семёновной! – торопливо подсказала Липучка.
– Ну вот, значит, для Ангелины Семёновны! Напишем, что открыли у нас такой источник, от которого каждый день по три килограмма прибавляют!
– Это многовато, – тихонько возразила Липучка.
– Ну, по килограмму!.. – Тоже слишком…
– Ну, по триста пятьдесят грамм! Мне не жалко. В общем, прибавляют – и всё! Пусть Веник три раза в день чистую водичку попивает, а в остальное время борется за высокую культуру! Вот так… И пусть дедушка Антон, как врач, официально подтвердит наше сообщение. Веник-то ведь всё равно тут поправится; а от воды или от чего другого – это значения не имеет. Пусть его мамаша думает, что от источника полноты! У нас вон там, за пляжем, один чистый ручеёк из холма пробивается. Вот и будет источником полноты. Что? Неплохая мыслишка?
– Ты просто… ну, просто… – Липучка от восторга никак не могла подобрать подходящего слова. – Ну, просто… Головастик!
Голубые озёрца на глобусе снова расширились, будто вошли в свои прежние берега, и вообще Кеша сразу стал прежним – не важным, а смешливым и симпатичным. Он и Липучка как-то выжидательно уставились на Сашу… И тут я понял, что, хоть все главные идеи и «выскакивают» из Кешиной головы, но самый главный у нас в «пятёрке» всё-таки Саша и что это уж его дело: одобрять или не одобрять мыслишки, которые «выскакивают» из Головастика.
– Это ты хорошо придумал, – сказал Саша. – Давайте откроем источник полноты. Ох, и не везёт же Венику с медициной: в прошлом году ему живот понапрасну йодом мазали, а теперь будет воду без толку глотать….
Липучка на миг нахмурилась (наверное, обиделась за Веникин живот!), но потом решила больше не спорить с Сашей, чтобы не терять даром время, – и всех нас заторопила:
– Давайте скорее домой поедем! И сразу напишем это самое письмо. Нет, телеграмму! Про источник. Давайте!..
– Мы ведь искупаться хотели, – возразил Саша. Но, взглянув на Липучку, вдруг нажал на педаль – и мопед сразу застрекотал. – Ладно уж, поедем!
Саша, Липучка и я забрались на свои места, а Кеше места не хватило, и он побежал рядом, то и дело напарываясь на камешки и колючки и хватаясь то за одну, то за другую раненую пятку. Когда мы не спеша (дорога шла в гору) добрались до первой городской улочки, Липучка вдруг вскрикнула:
– Ой, Кешенька, ведь ты же совсем голый! Мопед остановился, и все мы растерянно оглядели Головастика.
– Нехорошо-о, – покачал головой Саша, – борешься за высокую культуру, а сам в таком виде по улицам разгуливаешь, народ пугаешь!..