Ирина Христолюбова - Топало
— Живу хорошо, — ответил Топало. — И друзья у меня есть: бабка Дуся, Зойка, кот Филимон, коза Манька, пес Бакай. Но неспокоен я.
— Какие сомнения тебя настигли?
— Ты, Думало, много думаешь. Скажи: тебе никогда не хотелось стать человеком?
— Цветы должны быть цветами, птицы — птицами, кони — конями, — ответил Думало. — Если не будет цветов — мир потеряет красоту, если не будет птиц — мечту, если не станет лошадей — доброту. А когда исчезнет последний домовой — исчезнет тайна.
— Я все понимаю, — вздохнул Топало. — Только как-то обидно: живешь на свете, никто тебя не видит. Сиди в уголочке, молчи.
— Ты невидим только для людей. Они многого в творении природы не ведают. Люди еще дети во Вселенной.
Домовые замолчали.
— Ну, хорошо, — произнес Думало. — Каким бы ты хотел стать?
— Как Гришка-ямщик.
— Молодой ты еще, и мысли глупые. — Думало задумался. — Доживешь до двухсот лет — твоя воля! — можешь превращаться в кого хочешь. Это всем разрешается. Встанешь лицом на восток, скажешь: «Хочу быть Гришкой!» — и кувыркнешься три раза. Дело простое. Только порядочные домовые никогда ни в кого не превращались. Остался ты в Кутузах один, некому тебя уму-разуму учить. Я понимаю, душа моя, скучно одному-то. Но советую тебе поначалу подумать крепко. Станешь ты Гришкой, многое обретешь, но не будешь понимать ни зверей, ни птиц, ни деревьев. Ты говоришь сейчас с людьми за тех, кто не может говорить за себя. А став человеком, забудешь навсегда их язык. И они тебя не узнают.
И вдруг зашевелилась вокруг листва. Зойка подняла голову, слушая непонятный шум.
— Не узнаем мы тебя, не узнаем! — прошелестела листва.
«Так потом меня и кот Филимон не узнает, — подумал Топало. — Подойдет и замяукает. А я, не понимая, скажу: „Чего ты мяукаешь?“ А коза Манька даже боднет, если рассердится. Пес Бакай запросто укусить может. Чего, мол, тут чужой шляется».
— Мы никогда с тобой не будем разговаривать! — крикнул ворон.
— Я еще ваш, — обиделся Топало. — А ты уже разговаривать не хочешь. Я ведь еще ничего не решил. Еще пятьдесят лет думать буду.
— Думай, думай, — сказал Думало. — Да возвращайся поскорее домой, в Кутузы. Не наше это занятие на теплоходе кататься. Много стало соблазнов в жизни, вот и покинули наши братья свои углы.
— Да ведь я из-за тебя поехал, — сказал Топало. — Другого случая не будет, чтоб повидаться.
— Утешил ты мою душу. Топало, друг сердечный. Но и растревожил. Будешь ли ты счастливым?
А ведь счастья хочется всем, даже домовому.
Мама волнуется
Объявили посадку. Стоянка на двадцать минут была сокращена, так как никаких неисправностей в системе управления не обнаружили.
Зойка и Топало не появлялись, и Родька не знал, что предпринять. Мама-Капелькина была в отчаянии.
— Нужно сообщить капитану и вызвать милицию для розыска, — сказала мама-Мельникова.
Родька совсем сник: еще и милицию вызовут!
— Не надо милицию, — сказала мама-Капелькина. — Родион знает, где искать Зойку.
— Знаешь? — в один голос спросили папа и мама.
— Знаю.
— Да где же она? — взмолилась мама-Капелькина.
Выход был один: рассказать всю правду.
— В этом поселке у Топало живет друг — Думало, — сказал Родька. — Они ушли с ним повидаться. Их увел старый ворон.
— Какой Топало, какой Думало, какой ворон? — воскликнул папа. — Я уважаю ваши игры, но и они имеют границы.
Мама-Капелькина ничего не стала объяснять: она побежала к капитану, чтоб задержать отправление.
— Что с вами? — встретил ее Петров. — На вас лица нет!
— Зоя потерялась!
— Как потерялась? — заволновался капитан.
— Она убежала и еще не вернулась!
— Мы же объявляли: пассажирам никуда не уходить! И так уже выбились из расписания! — Петров снял фуражку, сел. За один рейс столько ЧП! Не хватало еще, чтоб ребенок потерялся!
— Товарищ капитан, вы не волнуйтесь! На вас тоже лица нет.
— Видимо, плохой я капитан, — устало сказал Петров.
— Хороший, очень хороший! Это во всем виноват Топало!
— Какой Топало?
— Товарищ капитан, мы едем с домовым!
Прощай, Думало!
— Вы не знаете, где живет домовой Думало? — спросил Родька мальчишек, которые бегали у пристани.
— Кто-кто? — захохотали мальчишки.
Родька побежал к магазину, на крыльце которого сидели две женщины, продавали ягоды.
— Вы не знаете, где живет домовой Думало? — спросил, запыхавшись, Родька.
— Ишь какой шутник нашелся! — с осуждением сказали женщины. — И родители не приструнят!
Родька кинулся к парню, который подъехал к магазину на лошади, запряженной в телегу.
— Где у вас домовой Думало живет?
Парень покрутил пальцем у виска:
— Ну, псих!
По дороге шел старичок, опираясь на палку. Родька побежал ему навстречу. Уж он-то про домового должен слышать.
Старик остановился.
— А ты, прыткий, откуда будешь? Вроде не здешний?
— С теплохода! Вон стоит!
— Про домового, сказывай, как прознал?
— Топало говорил.
— Топало? Евдокии Капелькиной?
— Знаете, да? — обрадовался Родька.
— Как не знать, соседями были. Соснин меня зовут. А ты как ей приходишься? Уж не внук ли?
— Зойка Капелькина ей внучка. Она тоже едет на теплоходе вместе с Топало! Они ушли к Думало повидаться! А теплоход отходит! Стоянку сократили!
— Экие дела! У меня в доме гости, а я не знаю!
С пристани к Родьке бежали папа и мама.
— Иди немедленно на теплоход! Слышал, объявили посадку? Или это не для тебя?
— Но мы же не уедем без Зойки!
— Конечно, не уедем, — сказала мама, переводя дыхание. — Но лучше, если ты будешь сидеть в каюте, чтоб потом тебя не искать.
— Но я знаю, где Зойка! Давайте за ней сбегаем с папой!
— Да бежать-то далековато, коли опаздываете, — сказал старик Соснин. — Васька! — крикнул он парню, который приехал на телеге. — Довези-ка гостей до моего дома!
— Дорога неровная, растрясу! — Парень подмигнул Родьке. — Ладно, садитесь!
Родька запрыгнул в телегу. Папа, еще не поняв, куда нужно ехать, тоже сел. И мама не отстала.
— Нельзя ли поскорее! — попросил Родька.
— Быстро надо — садись в машину!
Парень понужнул лошадь, и она побежала рысцой.
А в палисаднике у дома Соснина расставались домовые.
— Прощай, друг! — сказал Топало.
— Прощай, дорогой, — сказал Думало.
И снова зашумела листва:
— Прощай, прощай, Топало!
— И ты, Кланька, прощай, — сказал Думало.
— Я не Кланька, я Зойка.
— Может, и Зойка. А может, и Кланька.
Не успели они на прощанье сказать самых важных последних слов (их всегда не хватает), как к дому подкатила телега.
— Зойка! — закричал Родька. — Теплоход уходит!
— Ой, — испугалась Зойка. — Ой, вдруг ушел!
Она запрыгнула в телегу, а Топало, помахав другу, побежал рядом.
Старый ворон, сделав круг, прокричал:
— Будь здоров, Топало! — И улетел.
— Уж вы нас, Вася, довезите до пристани, — попросила мама… — Очень вам будем благодарны!
— А мне что? Не я везу — лошадь! А ну, дорогая, пошевеливайся! — взмахнул он вожжами.
— Уж ты поторопись, — попросил Топало лошадь. — На теплоход опаздываем.
— И так тороплюсь, — ответила лошадь. — Да колея глубокая, всю дорогу машины испортили.
Мама-Капелькина и капитан стояли в ожидании у трапа.
Где-то вдалеке сверкнула молния, прогрохотал гром. Сразу все вокруг потемнело, закружилась пыль.
— Давно дождя ждем, — сказала лошадь, сворачивая к пристани. — Трава совсем сухая стала, жесткая.
Мама-Капелькина бежала навстречу. «Ну и влетит сейчас Зойке!» — посочувствовал Родька.
Лошадь остановилась.
— Спасибо тебе большое! — Папа с мамой стали наперебой благодарить Васю.
— Тебе спасибо, — сказал Топало лошади.
— Не за что. Приятного вам пути!
Пассажиры сели на теплоход.
Топало-метеоролог
Штурман Карпов ничего не мог понять: система управления работала как часы. Что же произошло с кораблем в районе пристани Ключи?
Никакого вразумительного ответа не мог дать на этот вопрос и механик.
Только радист Семечкин кое-что подозревал: уж не те ли самые внеземные сигналы сбили корабль с курса? Он не выдержал и решил идти к капитану, поделиться своими догадками.
— Что у тебя за срочные дела? — недовольно спросил штурман. — Капитан пошел спать, и вообще, он неважно выглядит.
