Эмиль Офин - Уравнение с тремя неизвестными
Только на третьи сутки поздно вечером, покончив с обысками, допросами и очными ставками, Данилов смог, наконец, выслушать доклад младшего лейтенанта.
— Есть неоспоримые факты, товарищ майор. Иголки хранятся в одной кладовой. Их там, наверное, мильон коробочек. Подвала и чердака нет, запасных выходов тоже. Окно с решеткой, а дверь на ночь опечатывается. Днем же кладовщик никуда не уходит. Даже на обед.
— Стало быть, получается, что он сам у себя и ворует иголки? — спросил Данилов.
— Ну, что вы, Василий Иванович! Он четверть века на фабрике проработал. Председатель шахматной секции, пенсионер, старый производственник…
— Старый. А может, у него жена молодая? Да капризная, расточительная?
Петя обдернул гимнастерку.
— Так ведь я же все разузнал. Этот Егор Егорыч — одинокий. Вся его семья — старая овчарка, Дамкой зовут. Они вместе и на работу ходят, и чуть не из одной миски едят.
Петя говорил уверенно. Он старался держаться солидно, но глаза его так и светились нетерпением.
Данилов устало откинулся на спинку стула. За окном затихал шум города. В настольном репродукторе пиликала скрипка.
— Ну ладно, дорогой товарищ. Это ты, как говорится, исполнил увертюру. А теперь выкладывай свои неоспоримые факты.
— Шахматы! Ферзевой гамбит! — выпалил Петя и с торжеством посмотрел на Данилова. — Понимаете, Василий Иваныч, замочил кладовщик: десять партий у меня выиграл. Он — мировой гроссмейстер в масштабах данной фабрики. Его хлебом не корми, сыграй только. У него в складе всегда доска наготове, фигуры расставлены.
— Так-так… — Данилов оживился, достал портсигар. — Стало быть, в кладовую заходят любители сыграть партию-другую. Скажем, в обеденный перерыв.
— Само собой! — Петя многозначительно загнул палец. — Значит так: мастер механического цеха Катков; сильно выпить любит и крепко ругается. Раз. Дальше — Лукин, агент снабжения. Ненормированный рабочий день. Этот шлендрает по танцулькам, морочит голову сразу двум: одна — Люба из красильного цеха, другая — Клава из перемоточного. Третий — Викторов. Инженер. Скупердяй — курит сигареты "Смерть мухам", сто штук — пятьдесят копеек. Копит деньги на «Москвич». Все. Остается только добавить, что простяга Егор Егорыч нет-нет, да и выйдет куда-либо на минутку, пока партнер обдумывает очередной ход.
— Твои предположения? — спросил Данилов.
Петя замялся.
— Да ведь как сказать, Василий Иваныч. Все они в смысле подозрения какие-то одинаковые…
Данилов медленно примял папиросу в пепельнице. Поморщился.
— Одинаковых людей не бывает, товарищ младший лейтенант. Это тебе кажется, потому что ты вроде бы как тянешь поводок в одну сторону — ищешь в людях только плохое.
— Так ведь наше дело такое, милицейское, товарищ майор! — звонким голосом сказал Петя. Лицо его было обиженным.
Данилов машинально вынул конфету.
— Ну, вот что, Петя, оставим лирику. Сведения ты собрал ценные. Я всегда говорил, что у тебя чутье прямо собачье. Получи премию. Обстановка прямо подсказывает: один из трех — вор. Но который?..
Петя упрятал конфету за щеку.
— Я так скажу, Василий Иваныч: надо обыскать их сразу после игры. Неоспоримый факт!
Данилов строго взглянул на него.
— Ну, допустим, задержим одного, обыщем. И ничего не найдем. Дальше что?
Петя смущенно молчал.
— Не знаешь? А ты подумай, дорогой товарищ. Во-первых, кто нам позволит оскорблять обыском людей? Ведь, кроме довольно шатких подозрений, у нас еще ничего нет. Но главное — обыщем одного, остальные двое узнают. Нет, так мы не найдем, где тут собака зарыта…
Данилов взял новую папиросу и принялся неторопливо разминать ее. Казалось, он совсем забыл про Петю.
— Действительно, Василий Иванович, чертовщина. Получается, как у Джерома — "Трое в одной лодке".
— Не считая собаки, — рассеянно отозвался Данилов. Он продолжал думать о чем-то, машинально следя за мухой, ползающей по краю раскрытого портсигара. И вдруг резко, со щелчком, захлопнул его; под целлулоидной крышкой забилась пойманная муха. — А ну-ка, объясни мне, где и что там, в кладовой.
Петя взял из деревянного стаканчика карандаш, придвинул лист бумаги и начал чертить.
— Вот это вход — прямо со двора. Направо барьер, за ним стеллажи с материалами и иголками. Налево столик; тут Егор Егорыч и накладные оформляет, и в шахматы дуется. Здесь в углу на подстилке спит старая Дамка, а там вот…
Данилов посмотрел на часы.
— Ладно, Петя. Время позднее. Шабаш. Ты завтра будешь помогать капитану Гребневу. А с иголками пока обождем. Дай мне только на всякий случай домашний адрес Егора Егоровича. Надо мне с ним познакомиться.
Хотя младшему лейтенанту и не хотелось расставаться со своим любимым начальником, но дисциплина есть дисциплина. И Петя несколько дней подряд скрипел пером в кабинете хмурого пожилого капитана Гребнева. Петя всей душой любил живую оперативную работу и ненавидел писанину, которая — черт бы ее драл! — отнимает так много времени. "Что написано пером, не вырубишь топором. В этом, брат, тоже есть романтика", — назидательно говорил капитан Гребнев. На правом рукаве капитанского кителя — темный чехольчик с резинками — точь-в-точь как у счетовода. Его сухие пальцы неторопливо водят вставочкой: "Поименованный гражданин Трошкин, он же Мухин, он же Фролов систематически привлекался органами милиции и прокуратуры…"
За эти дни Петя так соскучился, что решил после работы съездить на острова: авось там Василий Иваныч — для пса-то, небось, время у майора всегда находится; но будка Малыша пустовала: видно, он отбыл в командировку на розыски очередного преступника. И Петя, так и не повидав майора, вернулся к опостылевшим "канцелярским делам".
Но капитан Гребнев знал, что протоколы, справки, характеристики, письма, записные книжки, фотографии и даже завалявшиеся в карманах театральные билеты — все это, кропотливо собранное в одну папку, постепенно раскроет преступника: его характер, планы, привычки и, наконец, причины, побудившие совершить, казалось бы, необъяснимый поступок… Вот смятый листок отрывного календаря, сохраненный зачем-то с прошлого года; а ну, посмотрим, что там на обороте… Вот записка от какой-то девушки. Еще документ, еще… И постепенно — весь он тут, человек, как на ладони, будто освещенный со всех сторон этой казенной настольной лампой. В такие минуты канцелярские справки и протоколы начинали звучать для Гребнева как «романтика», но Пете — по молодости лет и потому, что он не так давно работал в милиции, — эти чувства не были доступны. И когда позвонил Данилов и предложил срочно приехать на фабрику, Петя с радостью покинул кабинет Гребнева.
В парткоме — деревянном домике с окнами, выходящими на фабричный двор, — сидели Данилов и парторг Кудрявцева. Она просматривала газеты и молча кивнула Пете.
— Только что ушел Егор Егорович, твой приятель, забегал сюда на минутку, пока его партнер обдумывал очередной ход, — сказал вместо приветствия Данилов.
Он меланхолично — так по крайней мере показалось Пете — смотрел через открытое окно на оживленный двор; там, в скверике у фонтана, сидели рабочие с развернутыми на коленях завтраками, молодежь играла в мяч возле кирпичной стены с единственной дверью, — это был вход в кладовую.
Петя быстро взглянул на часы.
— Сейчас этот партнер выйдет, Василий Иваныч. Перерыв кончается…
Перерыв действительно кончился: вахтер усердно заколотил по куску рельса, подвешенному к столбу. Двор опустел. Дверь склада открылась, оттуда вышел худощавый человек в синей спецовке. Он энергичным шагом направился к производственному корпусу.
— Узнаешь? — спросил Данилов.
— Да! Инженер Викторов… — Петя вскочил со стула. Кудрявцева опустила газету, бросила взгляд в окно.
— Садись. Обыскивать его нельзя. Да и нет у него иголок.
— Откуда вы знаете? — не удержался Петя.
Данилов ответил не сразу. Он улыбнулся Кудрявцевой и развел руками.
— Да вот Галина Семеновна убеждена, что Викторов не способен на кражу.
Кудрявцева кончиками пальцев пригладила седеющие волосы на висках и ничего не ответила. Она продолжала смотреть в газету так упорно, что Пете подумалось: "И вовсе она не читает".
Данилов вздохнул и взял с подоконника шляпу.
— Понимаешь, третий день торчу здесь. И вот, из шахматистов один Викторов заходит к Егору Егоровичу. Ни мастер Катков, ни Лукин не показываются. Обидно. Только зря Галину Семеновну от дела отрываем.
— Ничего. Заходите еще, — спокойно сказала Кудрявцева. — Но, прощаясь, она задержала руку Данилова. — Скажите все-таки, товарищ майор, почему и вы считаете, что Викторов не берет иголок? Только не говорите, что здесь играет роль мое мнение. Я достаточно знаю вашего брата, милицию.
![Эмиль Офин - Фронт[РИСУНКИ К. ШВЕЦА]](/uploads/posts/books/209353/209353.jpg)