Александр Романов - Большая медведица смотрит на город
— С клеткой — червонец.
— А без клетки?
— Извините, мадам, товар продается только в упаковке, — глядя на маму нагловатыми глазами, сказал Долговязый и гоготнул, довольный таким ловким ответом.
— Мама… — умоляюще попросил Бориска.
— Сейчас, сейчас, — сказала мама и отсчитала десять рублей. Последний рубль она набирала мелочью — им с Бориской не осталось даже на троллейбус.
— Получай товар, пацан, — протянул Бориске клетку Долговязый, небрежно высыпав в карман мелочь. — Смотри не выпускай зверя. Он здорово бегает. Я его еле поймал.
Бориска схватил клетку и открыл дверку.
Бук стремительно выскочил из клетки.
Все вокруг сказали: «Ах!», а Долговязый пригнулся и растопырил руки — ловить.
Но Бук никуда не побежал. Он быстренько вскарабкался Бориске на плечо и потерся своей меховой щечкой о Борискину щеку.
— Хороший мой, — растроганно сказал Бориска и погладил Бука по его полосатой спинке.
— Надо же!.. — удивленно воскликнул Долговязый, выпрямляясь.
Растерянный вид его был настолько несуразный, что Бориска чуть не рассмеялся.
— Пойдем-ка, сын, домой, — сказала мама, поднимая с асфальта пустую клетку, — нас папа ждет.
— Желаю вам всего приятного, мадам! — осклабился на прощанье Долговязый и приподнял над головой кепочку с узким козырьком.
Но мама уже не обращала на него внимания — она уходила и думала о том, что неправдоподобная Борискина история, рассказанная им после возвращения из леса, похожа на правду…
А Бориска ничего не видел и не слышал. Поглощенные заботами о друге, он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, и Бук нырнул к Бориске за пазуху.
— Удобно тебе? — спросил Бориска.
— Теперь мне удобно, — ответил Бук. — Теперь я ничего не боюсь!
Он высунул голову и уже весело поглядывал на все: на людей, на витрину магазина, на троллейбусы и автобусы.
— Наконец-то я нашел тебя! — сказал он Бориске.
— Нет, это я нашел тебя, — возразил Бориска. — Я только стал есть мороженое, смотрю — на углу куча ребят. Меня сразу потянуло туда, словно железку к магниту.
— Это я был магнитом, — сказал Бук. — Поэтому тебя так здорово потянуло.
До мамы, занятой своими мыслями, вдруг дошли последние слова Бука, она чуть не споткнулась от неожиданности и остановилась.
— Разве бурундуки умеют разговаривать? — удивилась она.
— Не только бурундуки, — пояснил Бук. — Сорока и Машенька не хуже меня умеют говорить с людьми. Но разговариваем мы только с теми, кто нам нравится.
— Хорошо, что я не успела заплатить за кастрюльку, — сказала мама. — Если бы ты, сын, чуть опоздал, у нас не хватило бы денег выкупить Бука.
— Спасибо, — сказал Бук и протянул маме лапку. — Я никогда не забуду вашей благородной помощи. И если когда-нибудь встречу хорошенькую кастрюльку — обязательно подарю ее вам.
Мама рассмеялась, пожала Буку лапку, и они, все трое, пошли дальше. Вернее, шли двое. Бук ехал у Бориски за пазухой.
— Я мог бы и побежать рядом с вами, — заметил он. — Но это привлекало бы всеобщее внимание. И люди смотрели бы на меня, а не вперед. И тогда бы они стали сталкиваться, стукаться лбами. Получилась бы невообразимая суматоха, а она нам ни к чему.
Бук выглядывал, выглядывал и — неожиданно задремал.
Это случилось потому, что Бук придумал игру — закрывать и открывать глаза. Так очень интересно делать при движении. Насмотрелся на дом — закрыл глаза. Открыл — этого дома уже нет, а есть другой. Но такая игра и утомляет. Поэтому, позакрывав и пооткрывав глаза, Бук в тридцатый или тридцать пятый раз закрыл их, клюнул носом и задремал, посапывая, будто наступила глубокая ночь.
Даже дома, когда Бориска перекладывал его из-за пазухи на подушку, Бук лишь потянулся и что-то сказал на своем сонном лесном языке, так и не открыв глаза.
— Пусть хорошенько выспится, — шепнул Бориска. — А я пока переделаю эту противную клетку в удобный домик. Вдруг Буку захочется иметь свою собственную квартирку.
И Бориска унес клетку на кухню.
Там они с папой напильником выпилили кое-какие прутья, оклеили клетку красивой серебристой бумагой, прорезали окошечки, устроили так, чтобы дверка открывалась изнутри и снаружи. Покончив с домиком, сколотили из реек и фанерок маленькую кроватку, стул и столик.
А мама сшила Буку матрасик, подушку, теплое одеяло и коврик.
Все это Бориска расставил и разложил в домике, а домик поместил на подоконник в своей комнате. Папа сказал:
— В таком красивом домике даже я с удовольствием стал бы жить.
— Залезай, — предложил Бориска и засмеялся, распахивая дверку. — Только запомни, что тебе придется каждое утро вставать пораньше, чтобы успеть вылезти из домика и не опоздать на работу.
— А что, — спросил папа, смахивая с пиджака прилипшую стружку, — неужели твой Бук на самом деле умеет разговаривать? Мама говорит: была поражена, когда услышала его.
— Ты сам скоро поразишься, — сказал Бориска. — Только поздоровайся с ним, когда он проснется.
— Я уже не сплю, — сказал Бук. — Просто лежу с закрытыми глазами и слышу все, что вы говорите. А-а-ах… — сладко потянулся он и сел на подушке.
— Здравствуйте, — сказал Буку папа. — Давайте познакомимся.
— Здравствуйте, — вежливо ответил Бук. — Вы уже знаете, как меня зовут. Но это имя только для друзей. И я очень рад познакомиться с вами, потому что вы папа моего хорошего и верного друга. Правда, когда он побежал за мамой, я подумал… мне показалось, что Бориска решил оставить своего друга в беде. До конца дней своих не прощу себе такого подозрения. Но я был слишком взволнован свалившимися на меня неприятностями. Пусть Бориска извинит меня.
— Я на твоем месте мог подумать то же самое, — сказал Бориска. — Никакой вины твоей в этом нет. Вставай, сейчас мы будем пить чай, а после ты расскажешь нам обо всем, что случилось с тобой.
— А вы не можете дать мне вместо чая кедровых орешков? — робко спросил Бук. — Я как-то с детства не привык пить чай.
— Сейчас поищем, — сказал папа.
Он подошел к буфету, побрякал чашками и поставил на стол вазочку с орехами.
— Вот это да! — воскликнул Бук.
И пока мама, папа и Бориска пили чай, он так усердно и ловко щелкал орехи, что после этого в вазочке осталось их совсем мало, а блюдце переполнилось шелухой.
Бук с сожалением посмотрел на оставшуюся горстку орехов и попросил Бориску сохранить их до того часа, когда настанет ужин.
— Спрячь, — сказал он, — а то я не вытерплю и объемся.
Бориска ссыпал орехи в карман. Потом папа и мама сели на диван, Бориска забрался в кресло, а Бук прыгнул к нему на колени — поближе к другу и орехам…
Бук рассказывает
— Значит, так… — сказал Бук, припоминая. Он хотел, чтобы рассказ его был понятен с самого начала. — Значит, так… — повторил он. — В тот вечер я, Машенька и Сорока простились с Бориской. Он пошел домой, а мы задержались около коряжистого дерева, чтобы помочь Бориске, если кто-то вздумает напасть на него.
Мы стояли и слушали, как Бориска шагает по тропинке. И Первая Вечерняя Звезда отражалась в реке и тоже слушала Борискины шаги.
Потом мы услышали, как залаяла собака и Бориска подразнил ее.
Машенька сказала:
— Бориска благополучно дошел до деревни. Теперь на пего никто не нападет, а собак он не боится. Значит, и мы спокойно можем отправляться спать.
И она пошла к берлоге. А я и Сорока — остались.
Долго нам пришлось искать сухое место. В лесу было так сыро, что нигде, ну решительно нигде нельзя было удобно переночевать.
Вот мы и слонялись по ночному лесу, пока не натолкнулись на старое воронье гнездо. Оно оказалось дырявым и жестким, но у нас уже не было сил искать что-то лучшее.
Кое-как мы дотерпели в этом гнезде до раннего утра, а утром отправились досыпать к Машеньке в берлогу. Там нас разморило и мы проспали до самого обеда.
Пообедав, Сорока полетела к Бориске и быстренько вернулась.
— На даче никого нет, — сказала она. — Дверь на замке, и у меня осталось такое впечатление, будто все уехали насовсем.
— Глупости, — ответила Машенька, — просто ты проспала то время, когда обещала Бориске прилететь. Не мог же он ждать тебя целый день. Ушел, наверное, куда-нибудь с родителями. Надо слетать к нему вечером.
Вечером Сорока слетала еще раз. Вернулась уже в полной темноте.
— Никого нет на даче, — подтвердила она. — Сейчас я догадалась спросить рябину, почему вдруг на даче никого не стало. И рябина сказала мне, что все уехали еще утром. Бориска заболел. Его увезли в город лечить. Теперь мы с ним не встретимся до следующего лета. А вдруг он вообще больше никогда не вернется на дачу?
