Виктор Кирюшкин - Говорящий ключ
— Очевидно, ее владелец жил в Охотске после тысяча девятьсот десятого года. Но ведь это могло быть и недавно.
— Нет, примерно до тысяча девятьсот восемнадцатого года. Значит, между тысяча девятьсот одиннадцатым и тысяча девятьсот восемнадцатым. Кладем год на то, чтобы библия попала из Петербурга в Охотск к старателю Ивану Жаркову.
— Верно, год — не меньше.
— Ну, а в восемнадцатом году здесь уже разгоралась гражданская война. В тайге стало небезопасно. Особенно для старателей. Поэтому я отбрасываю возможность более поздней даты событий. Кроме того, состояние найденного скелета и остатков одежды говорит примерно о тридцатилетней давности.
— Допустим, вы правы. Однако это нас ни к чему не приближает.
— Нет, приближает. В тысяча девятьсот десятом году недалеко от Охотска было найдено золото. Случилось это довольно необычайно. Рабочие, строившие телеграфную линию, нашли металл во время рытья одной из ям для столбов. Строительство телеграфа тотчас приостановилось. Началась золотая лихорадка. Побросав свою работу, каждый стремился намыть больше металла. Но повезло немногим. Один из акционеров компании, строящей телеграф, немец Фогельман, оказался самым удачливым. Он успел застолбить несколько золотоносных ключей, нанял рабочих и стал добывать золото. Вот тогда-то и потянулись в Охотск искатели счастья, авантюристы, бродяги. Одним из них и был хозяин бутылки.
— Значит, золото из Охотска?
— Нет. Охотское золото имело другой вид, обкатанный. А это, сам видишь, — необработанное.
— Тогда я ничего не понимаю.
— Поймешь, Николай Владимирович. Не торопись только. Прииски вблизи Охотска росли, как грибы после дождя. Возникали акционерные общества, товарищества, артели. В четырнадцатом году здесь насчитывалось пять крупных и до десяти мелких приисков. В этот год один только Фогельман взял свыше двадцати пудов золота. В Охотске не признавали денег. Торговля велась только на золотой песок. О плановой разработке не могло быть и речи. Каждый старался урвать побольше. А как потом выяснилось, запасы металла были невелики; не прошло и пяти лет, как прииски стали закрываться один за другим. В восемнадцатом закрыли последний, и добычу золота стали вести отдельные артели старателей. Примерно в это время от выработанных охотских приисков в тайгу на поиски новых месторождений отправилось несколько старательских партий. В одной из них, очевидно, находился и Иван Жарков. Думаю, что партия была небольшая, может быть три-четыре человека, а вероятнее всего — двое. Где-то в глубокой тайге, наверно, ближе к Николаевску, чем к Охотску, старатели нашли золото. В пути Иван Жарков умер или был убит. Его спутник вырвал из библии Жаркова первый лист с планом ключа и пошел в сторону Николаевска.
— Значит, скелет не Ивана Жаркова?
— Подумай сам. Зачем бы Ивану Жаркову портить свою книгу? Кроме того, он, наверное, был религиозным человеком, если таскал ее повсюду с собой. Он посчитал бы это за кощунство. Но, повторяю, я только строю предположения.
— Весьма правдоподобные.
— Да... Так вот... Проходя через выработанный ключ, старатель, имя его не сохранилось, случайно упал в глубокий шурф и утонул, а может быть, разбился, если шурф был сухой. Можно сказать, что он погиб почти у самой цели. Такова моя теория о происхождении этого золота. Я пытался по карте установить примерное расположение ключа, но это оказалось невозможным: или план сделан неверно, или он падает на одно из белых пятен. В отрогах хребта Джугджур такие неисследованные места еще имеются. Одно несомненно: где-то на ключе, разведанном старателями, есть богатые золотоносные пески неглубокого залегания.
— Почему неглубокого?
— Ясно почему. Старатели, орудуя одной киркой да лопатой, не могли рыть глубокие шурфы. Просто для них это не имело никакого смысла, так как разрабатывать такие пески вдвоем-втроем почти невозможно. — Андрей Ефимович взглянул вниз. Самолет шел над рекой, разлившейся на ряд рукавов. — За несколько лет до войны этими местами проходила комплексная экспедиция. Она устранила часть белых пятен, нанеся их на карту. На ключе Светлом были обнаружены следы металла. Дальше ключа расстилается большое белое пятно, последнее в этом районе. Я думаю, там и Говорящий ключ.
— Целью нашей поисковой партии будет этот ключ?
— Нет. Вы пойдете на Светлый. Уточните данные экспедиции об этом ключе, а попутно обследуете белое пятно, расстилающееся дальше. Оно должно исчезнуть с геологической карты. Если Говорящий ключ там, вы его непременно найдете. У тебя будет прекрасный помощник, буровой мастер Юферов. Он сможет руководить практическими работами по намеченному тобой плану. Все данные за то, что Говорящий ключ надо поискать. Дело стоящее, но не основное.
— Есть поискать, товарищ майор! — по-армейски ответил Воробьев, пряча в планшет обрывок библии Ивана Жаркова.
Воздушный путь окончился в небольшом селе на берегу полноводной реки. Дальше надо было продвигаться водой. Маленький катер «Старатель» приготовился к плаванию. Он должен был вести за собой тяжело нагруженную халку* (* Халка — небольшая деревянная баржа) с низкой каютой на корме. На ней-то и устроились геологи.
В этих местах Андрей Ефимович Постригая был своим человеком. Шкипер халки, приземистый, широкоплечий пожилой человек, с лицом, продубленным солнцем и ветрами, встретил Постригана как старого знакомого.
— Андрею Ефимовичу привет! Располагайтесь в каюте, через полчаса отшвартуемся. Быстро вы съездили, быстро. Воздухом?
— Да, на самолете... Что у вас новенького?
— Нового? Кирилл Мефодиевич огромного медведя завалил.
— Большаков? О, этот сумеет. А еще что?
— Ничего особенного. Четвертый рейс на озеро делаю... а происшествий — ни одного.
В каюте шкипера было тесновато: две койки, столик и табурет составляли всю ее обстановку. На стене висел маленький шкаф. Устойчивый рыбный запах, казалось, пропитал всю каюту. Оглядев стены, Воробьев увидел несколько балыков копченой кеты.
— Кто такой Большаков? — спросил он, присаживаясь на койку.
— Кирилл Мефодиевич — наша местная знаменитость! Старый таежник и охотник, камчадал. Нет, наверное, ни одного уголка в глубине тайги, где бы он не побывал. Лучший проводник в этом крае. Его бы вам завербовать к себе в проводники.
Застучал мотор катера. Под кормой халки зашумела вода. Геологи вышли на палубу. Высокий берег с разбросанными домиками быстро уходил назад. Наступил вечер. Огромная река расплескалась километров на пять, а берега раздвигались все шире и шире.
Воробьев долго стоял молча, наслаждаясь величественной картиной. Постриган отошел в сторону со шкипером. Вдруг внимание Воробьева привлек разговор двух попутчиков, расположившихся на палубе.
— Не учи рыбу плавать, а птицу летать...
— Э... друг, старый ворон даром не каркнет.
Говоривший умолк и, достав трубку, стал набивать ее табаком. Это был человек лет сорока, с гладко выбритым скуластым лицом. Сросшиеся на переносице брови придавали ему угрюмый вид. Он сидел на свертке канатов рядом с собеседником. По его одежде Воробьев предположил в нем старателя. На втором попутчике были широкие шаровары, выпущенные поверх сапог, чуть не достававшие палубу, рубаха нараспашку, кушак из синего ситца, небрежно накинутый на плечи пиджак — все напоминало в нем старателя прошлых времён. Горбоносое его лицо носило легкие следы оспы. При разговоре он слегка гнусавил, растягивая слова.
Разговор внезапно оборвался. Заметив, что Воробьев прислушивается, старший наступил носком сапога на ногу старателя в шароварах. Это движение не ускользнуло от взора геолога. Сделав вид, будто он ничего не слышал, Воробьев направился к Постригану. Тот, взглянув в сторону старателей, сказал:
— Кандыба и Марченко. Последние единоличники. Оба считают невыгодным работать в старательских артелях или на хозяйственной добыче металла. Стараются самостоятельно; у нас таких зовут вольноприносителями. Опытные старатели, прошлым летом ходили в тайгу искать богатый ключ. Кажется, побывали в тех же местах, куда пойдете вы, но ничего не нашли. Зиму мыли золото в старых выработках, теперь снова собираются в поход. Свои планы они, конечно, держат в тайне, вот и разговаривают недомолвками.
Катер быстро тащил халку вниз по течению. Воробьев заметил, что берега реки сходятся все ближе. Скоро катер пошел у самых берегов, так что иногда борта халки почти касались свесившихся над водой кустов.
— Входим в протоку, — сказал шкипер. — Через тридцать километров будет Орлиное озеро, затем сотню километров по нему — и мы дома. Да... не дает мне покоя мысль о Говорящем ключе.
Разговаривая вполголоса, они прошли на корму. Каюта шкипера скрыла их от взоров Кандыбы и Марченко. Увлеченные планами будущей работы, Постриган и Воробьев долго сидели на каких-то ящиках. Они не заметили, как чья-то тень бесшумно скользнула вдоль борта и, прислонясь к стене каюты, слилась с ней. Если бы собеседники увидели, с каким напряженным вниманием подслушивал их разговор старатель в широких шароварах, они встревожились бы, но этого не случилось. Марченко, увидев, что Постриган встал и собрался идти в каюту, тихо скользнул назад и прилег рядом со своим товарищем на подостланное одеяло.
