Александр Сытин - Контрабандисты Тянь-Шаня
Пламя колебалось каждый раз, когда ходивший по комнате маленького роста кавалерист доходил до стола.
Помощник Будая шагал размеренно, как маятник, Шпоры обрывисто звенели, будто отбивая секунды. Когда он шел к столу, из темноты постепенно выступала его маленькая фигура. Небольшое, твердое, будто чеканное лицо было серьезно и холодно. Превосходный наездник, отличный товарищ, он пользовался всеобщей любовью.
Когда-то он был известным жокеем. На большом состязании неудачно упал и сломал обе ноги. Выздоровевши, служил в «дикой дивизии». Гражданская война сделала из него закаленного бойца, а любовь к простору и приключениям привела сюда, на границу. Он был женат и страстно любил жену и ребенка, но, когда требовала служба, ловко прыгал в седло и исчезал на целые месяцы.
Будай молча огляделся и тихим комом опустился в темный угол дивана. Его лица не стало видно. Только большая спина горбом выставилась из темноты.
Маленький кавалерист упорно шагал из угла в угол, попыхивая трубкой. Наконец женщина у стола заговорила. Она отбросила назад прядь волос, отливавшую золотом при каждом колебании пламени. Ее белое лицо казалось прозрачным. Губы были бледны и твердо сжаты. Большие глаза стали пустыми. Они будто смотрели вдаль и видели то, чего не могли видеть другие.
— Будай! — медленно проговорила она, обращаясь к мужу и еле сдерживая рыдания. — Как это могло случиться?
Общее молчание продолжалось. Звон шпор маленького кавалериста и движение его черной тени по стенам и потолку были единственным ответом.
Женщина на диване подалась вперед. Ее белое лицо, холодное и строгое, выступило из мрака. Рама черных волос сливалась с темнотой. Черный шелк ее платья зашелестел, как сухие листья, и с ее губ сорвался легкий крик:
— Да не молчите, не молчите же вы! Кондратий, перестань ходить по комнате.
Звон шпор продолжался. Кавалерист как будто не слышал. Вслед за ним по-прежнему плыли белые клубы дыма. Будай поднялся с дивана и выпрямился во весь свой могучий рост.
— Кто скажет, что я — человек нечестный? — сказал он громко.
Никто не ответил. Шагавший по комнате кавалерист прошел мимо.
— Будай, три года мы живем на границе, — раздался печальный голос. — Три года ты был начальником участка. Ты умен. Ты честен. Мы жили как одна семья. А теперь ты обвинен во взяточничестве? Будай…
Ее голос прозвучал как жалоба ребенка. Великан долго молчал, потом заговорил глухо и спокойно.
— Я рад, что моя канитель окончилась, — устало и безнадежно проговорил он. — Я устал. Пять лет я ходил здесь, как в лесу, между ловушками и капканами. Я не мог есть спокойно, меня всегда могли отравить. На ночь я всегда осматривал комнату. Под подушкой, за ковром, на стене я часто находил змею или какую-нибудь другую ядовитую тварь. К черту! Теперь я свободен. Я буду отдыхать в тюрьме. Я ни о чем не буду больше думать.
— Кондратий, поди сюда, не шагай!
Помощник Будая подошел к жене и сел на диван.
— Почему ты не поддержал Будая? — спросила она, обняв мужа своими теплыми руками.
— Он ничего не знал. Я ничего ему не говорил, — перебил командир полка, потом стал продолжать громко и убежденно: — Я вам говорю, что за мной охотились пять лет. Я шел за отцом контрабанды осторожно, как за тигром. Но тигр шел по моим следам. Это бывает. Как я ни оглядывался, все-таки нападение произошло сзади. Что делать! Это тоже бывает.
Он хотел продолжать, но жена его перебила.
— Ведь это ложь, это все ложь. Объясни им, что вся жалоба — только гнусная клевета.
— Больше пятидесяти свидетелей, Марианна, — коротко заметил маленький кавалерист.
Он проговорил эти слова безразличным голосом. Ольга опустила руки и отодвинулась. Она знала значение этого сухого тона у своего мужа. Она даже зажмурилась от страха.
Неделю назад, когда он вернулся с перестрелки с контрабандистами, она почему-то спросила про Иващенко. И Кондратий сухо, как сейчас, ответил:
— Пуля в живот.
Она кинулась бегом. В сером войлоке лежало на земле что-то завернутое, длинное, и оттуда шел тяжелый трупный смрад.
Она не решилась подойти к страшному тюку из серого войлока. Его только что привезли увязанным на шестах вдоль лошади. Теперь она будто заново увидела Будая. Командир выбыл из строя. Присутствующие считали его убитым. Будай, отвечая на взгляд, кивнул головой. Она облокотилась на стол и залилась слезами.
Будай снова заговорил:
— Со мной пытались играть в кости. Пробовали втянуть меня в пьянство. Я только теперь узнал, что опереточная актриса была выписана из Москвы для меня.
Он горько засмеялся и продолжал:
— Я был мальчиком, которого хотели развратить.
— Или монахом. Недаром тебя зовут Антоний, — оказал Кондратий.
Глухо, как будто думая про себя, Будай заговорил безразличным голосом:
— Будь это в начале моей службы, я бы так легко не попался. Но я устал. Отец контрабанды с глазу на глаз предложил мне примирение и позвал в гости. Я не думал, что он нарушит шариат. Он обещал прекратить свою деятельность. И я от великой усталости подумал, что это возможно.
— Ну, и дальше?!.. — перебила его жена, подняв к огню заплаканное лицо.
— Я пошел к нему в гости. Их было человек пятьдесят. Меня встретили с почетом. Кланялись в пояс. Я терпел всю эту комедию. Потом на меня набросили парчовый халат. Я его снял. За мной понесли его в дом. Год назад халат был предъявлен в центре. Гости были только свидетелями.
— Зачем ты пошел к ним? — спросил Кондратий.
— Было подано несколько жалоб о том, что я не считаюсь с местными обычаями.
— Позови сюда следователя, и мы объяснимся, — храбро проговорила жена Кондратия.
— Следователь должен сам установить, что я оклеветан, это его обязанность, — ответил Будай.
Он хотел сказать еще что-то, но дверь на улицу широко распахнулась, и чей-то голос громко проговорил:
— Посмотрите, какая чертовщина.
В квадрат двери были видны горы Тянь-Шаня. В городе давно наступил вечер, но над горами еще дрожала заря. Горбатый хребет черной зубчатой стеной тянулся поперек высокого неба. Пелена тьмы висела над городом. Уродливыми столбами уходили тополя вверх, в тревожное небо. Оно дрожало желтым светом. Нижней половины домиков, окрашенных в синюю краску, не было видно. Белые стены, казалось, повисли в воздухе. Звенящий арык бежал по черной земле и отсвечивал холодным железом от далекого неба. Прохожие в темном исчезали в двух шагах. Все белое казалось плывущим, как привидение без ног.
— Закройте дверь. Это невыносимо! — дрожащим голосом проговорила жена Будая. — Там, на черных склонах хребта, на границе, притаились банды контрабандистов.
Вошедший закрыл дверь и подошел к Будаю.
— Товарищ командир. Сейчас привезли Саламатина.
Он тяжело ранен. При нем было ваше приказание. Выезжать или нет?
— Не надо, — спокойно сказал Будай. — Теперь поздно.
Он направился к столу, его помощник последовал за ним. Кондратий сел в кресло. Будай лег поперек стола.
Огромный, костлявый, он приблизил вплотную свое лицо к собеседнику. Спутанные каштановые волосы падали на его потный лоб. Хитрые синие глаза были тревожны и странно веселы. Присутствующие услыхали разговор, который их оглушил, хотя собеседники говорили вполголоса.
— Ну? — насмешливо сказал кавалерист.
— Кондратий, кого ты ловишь? — спокойно спросил Будай своего помощника.
— Контрабандистов, — удивленно ответил Кондратий.
— Кто занимается контрабандой?
— Бедняки, которые работают на проценты.
— Кондратий, кто ими руководит?
— Мелкие собственники.
— А ими?
— Будай, ты одурел! Ты везде видишь заговоры!
— Кондратий, я не одурел! Ими руководит председатель потребкооперации Байзак.
— Ты, может быть, пьян, — спокойно возразил Кондратий.
— Нет, я не пьян. Байзак подал жалобу о халате. Сегодня я видел его подпись. Учись у него расчету. Меня сюда провожали родственники Байзака. Я думал, что это любезность, что-то вроде почетной свиты. Ты ведь знаешь обычай. Но это был конвой, чтобы я не убежал. Они провожали меня к следователю. Сегодня я должен был арестовать Байзака по обвинению в контрабанде. Сейчас к нему пришел целый караван из Китая. Саламатин ранен. Я послал его за эскадроном.
Кондратий протяжно засвистел вместо ответа. Он встал и зашагал из угла в угол.
В комнате разлилось непрерываемое молчание.
Глава II. МАСЛАГАТ МУДРЕЦОВ
— Марианна, успокойся.
— Ольга, я не могу. Наши мужья — идиоты.
— Кондратий, не сердись! Ты видишь, она — девчонка.
— Она — злая девчонка, — процедил сквозь зубы новый командир.
— Не хотите ли вы, чтоб я разыгрывала вдову?
Потом она повернулась к Кондратию и яростно завопила:
