Виктор Сидоров - Тайна Белого камня (ранняя редакция)
— А я как? — всхлипнул Миша.
Вася молчал. Он продолжал напряженно смотреть туда, где только что шла борьба. Потом поднялся и стремительно кинулся к Белому камню. Лева и Миша еще не успели сообразить, в чем дело, а Вася уже бежал назад с железным ящиком.
— Айда, ребята! — дрожащим голосом произнес он. — Скорей туда! — он указал вправо на сплошную стену бора.
Кинув лопату и котелок, подхватив Мишу под руки, они устремились в лес. Этот бросок сделан был словно во сне. Тяжело ли было Леве и Васе тащить ящик и друга, больно ли было Мише, долго ли они шли, — никто так и не запомнил.
Ребята сделали привал, когда скрылось солнце, В бору стало темно, прохладно. Чувство страха постепенно отпустило их. Мальчики сидели, полузакрыв глаза, обессиленные, молчаливые.
Взошла луна. Она медленно поплыла в одиноком ватном облачке, как парусник в бескрайнем темно-синем океане. Давила, угнетала тишина. Шли томительные часы, никто не сомкнул глаз.
— Скорей бы солнце, — прошептал Лева.
Вася тихонько вздохнул. Если бы солнце! С какой радостью они снова двинулись бы в путь, ушли подальше от этих мест, от страшного дяди Феди…
Лицом к лицу
Утром Вася смастерил из березовых палок костыли. Боль в ноге за ночь у Миши приутихла, но идти без костылей он не мог. Двигались медленно, подравниваясь под Мишин шаг.
Ребята заметно ослабли, сказывалось отсутствие пищи, постоянные лишения и нервное напряжение. Если раньше они несли на плечах поклажу легко, то теперь Вася то и дело останавливался, чтобы поправить ремни рюкзака, в котором лежал партизанский ящик. Побеспокоиться о пище не было времени. Они почти не разговаривали: боялись привлечь к себе внимание. Любой треск, легкий шум, поднятый птицей или зверьком, неосторожный шаг — все заставляло их вздрагивать.
Ручей, по которому шли путешественники, петлял между деревьями, уводил ребят все дальше и дальше в бор. Вот он круто повернул влево, чтобы обежать попавшуюся на пути гривку, затем заструился по неширокой лощине. Здесь встретился с другим ручейком. Встретившись — обрадовались: вместе-то бежать веселее!
— Ручей обязательно в реку вольется! — произнес Вася. — До нее теперь, видно, недалеко.
У Миши снова разболелась нога. Но и его, и спутников подбадривала мысль, что скоро они будут у реки, а через несколько часов — дома.
— Ну, кажется, мы удачно выпутались, капитан, — произнес Лева. — Сейчас нам сам черт не брат. Вася кивнул головой.
— Далеко ушли.
— И главное — партизанскую тайну несем. Смелый ты, Василь…
— Брось, — ответил Вася, но чувствовалось: похвала друга ему приятна.
— Наверное в ящике что-то важное лежит, если дядя Федя хотел его спрятать, а потом ножом пырнул лесничего…
И снова лица ребят потускнели. Чем кончилась борьба? Жив ли лесничий?
Миша не принимал участие в разговоре. Он всю волю, все внимание направил на то, чтобы не застонать и не отстать от друзей. Однако в конце концов не выдержал.
— Давайте немного отдохнем…
Вася отыскал укромный уголок между густо растущими деревьями, снял рюкзак и расправил плечи. Миша лег.
— Сходим, Лев, может, ягод где найдем. Есть хочется.
Лева и Вася перебрались через ручей и пошли по небольшой полянке. Но не прошли и десяти шагов, остановились: за деревьями мелькнула чья-то тень, послышался хруст веток. У Левы сразу стало горячо во рту, кровь забарабанила в висках.
— Бежим!
Ребята попятились. На полянку выскочил дядя Федя. Он торопливо оглянулся, увидел ребят. Его настороженное, злое лицо словно окаменело, потом медленно расплылось в широкую улыбку.
— Кого я вижу! — радостно воскликнул он и, сильно хромая, заспешил к ребятам. — Вот так встреча! — Он горячо обнял онемевших от страха Леву и Васю.
— Не ожидали? Ха-ха-ха! Испугались? Думали, разбойник?
Ребята не только не могли ответить — не в силах были шевельнуться. Они смотрели на покрытое ссадинами лицо дяди Феди, на разбитые губы.
Дядя Федя на секунду умолк, внимательно глянул на серые лица мальчиков.
— О, да вы действительно испугались. Успокойтесь, сейчас сядем в моторку и — домой. Ах, пострелята! Вы знаете, что родители ваши уж и искать вас перестали. Решили, что утонули. А я вот молчком отправился на поиски, — дядя Федя лукаво подмигнул. — Мне-то ваша тайна была немножко известна.
Ребята продолжали молчать, словно у них отнялись языки. По лицу дяди Феди пробежала тень беспокойства, глаза, как иголки, кольнули ребят.
— Загорели, повзрослели, похудели — настоящие путешественники. Измотались, поди?
Оцепенение прошло. Вася переступил с ноги на ногу, жалко улыбнулся:
— Измотались…
— Наконец-то, хоть один заговорил, — обрадовался дядя Федя. — А ты что, Лев, царь зверей, молчишь? Лева вздохнул.
— А где же третий? Где Михаил Топтыгин? Ведите меня к нему. Хочу обнять этого толстяка.
На ребят снова нашло оцепенение. «Вот и все, — мелькнула мысль у Васи, — Сейчас заберет документы». А дядя Федя подталкивал ребят, словно помогал им двигаться.
— Ну, идемте, идемте.
Лева и Вася, окончательно потеряв волю, медленно поплелись к своему биваку. Они перешли ручей, вошли в заросли, где расположились на отдых. Но что такое? Миши здесь не было, не было и рюкзака, в котором лежал ящичек с документами. На полянке валялась лишь Левина куртка. У Васи радостно блеснули глаза. Зато дядя Федя сразу помрачнел и лихорадочно оглядывался вокруг.
— Где же он? Где Топтыгин?
— Мы вдвоем, — произнес Вася.
— Вдвоем?!
— Ага. Михаил не захотел с нами.
— Не захотел?
— Да, — вступил в разговор Лева. — Когда вы не дали моторку, он отказался.
Дядя Федя уставил прищуренные глаза на Леву.
— Вон как! А где вы научились так нескладно врать? — спросил он, и в голосе его ребята не почувствовали прежнего добродушия. — С чего бы это Мишкина мать рыдала, если он не поехал с вами? А?
Ребята потупили головы.
— Вот так-то, удовлетворенно сказал дядя Федя. И потом резким, жестким голосом добавил. — А теперь отвечайте: где ваш дружок и где ящик, который вы взяли у Белого камня?
Этот прямой вопрос хлестнул, как бич. Что делать? Он все знает! Но ведь не говорить же о том, что они взяли ящик, а Миша с ним куда-то исчез. И ребята молчали.
— Слышь, вы, сопляки! — тихо, но жестко начал дядя Федя. — Если вы мне сейчас не отдадите ящик, я вас… — у него заходили на скулах желваки, злобой загорелись глаза. — И не смейте врать и прикидываться дурачками. Ну, говори ты, щенок! — перевел он немигающие глаза на Леву. Тот сжался.
— Мы не брали…
От удара Лева охнул и упал. Вася с ужасом смотрел на бандита.
— Может, ты скажешь?
Теперь холодные змеиные глаза дяди Феди впились в Васю.
— Мы не нашли ничего. Там уже было выкопано… Неожиданный быстрый рывок вперед, и Васина щека покрылась багрянцем.
— Выкладывай все начистоту, — рявкнул дядя Федя, — не то душу выбью!
Ни Васе, ни Леве даже не приходила мысль сказать правду. Однако страх перед жестокостью дяди Феди заставлял что-то придумывать. Как-нибудь разжалобить его, что ли… Или обмануть, чтобы потом убежать, скрыться от него подальше.
— Дядя Федя, мы вправду ничего не брали. Мы бы отдали вам… — Лева тронул рукой покрасневшую щеку.
— Да, да! — оживился и Вася. — Мы пришли, а там яма. Повернулись и назад.
Дядя Федя смотрел на мальчиков со злой усмешкой.
— Не нашли? Прекрасно! — голос его звучал почти нежно. — Бедные мальчики! Зря только настрадались.
— Зря, дядя Федя…
«Кажется, поверил», — подумал Вася. Но дядя Федя вдруг схватил ребят за плечи и прошипел:
— Хватит дурака валять. Сейчас вы у меня не так заговорите. — И он, как клещами, сжал пальцами хрупкие плечи мальчиков. — Ну!
У Васи от боли потемнело в глазах. Он последними усилиями подавил стон. «А ведь может убить», — мелькнуло в голове. А дядя Федя сжимал пальцы все сильнее.
— Все начистоту! Здесь вас никто не будет искать, — хрипел он. — Вы уже утонули для своих папок и мамок!
Вася поднял голову. Он твердо и смело взглянул в глаза врагу. О чем думал Вася? Может быть, в эту тяжелую минуту он видел перед собой незримую фигурку смелого Володи-партизана, а может быть, образ другого неизвестного героя, чья могила высится у дома бакенщика. Ведь это за его документы сейчас продолжается борьба…
Миша
Миша с рюкзаком на спине пробирался сквозь валежник, заросли молодых сосенок. Страх гнал его вперед, не давая ни думать, ни выбирать более легкий путь. Лицо и руки были исцарапаны до крови. Боль в поврежденной ноге настолько усилилась, что он беспрерывно стонал. Через полчаса он бросил костыли и пополз — идти стало невозможно.
— Скорей, скорей, — шептал он, работая руками. «Неужели догонит, неужели найдет?» — билась мысль и гнала, гнала вперед.
