Елена Арсеньева - Большая книга ужасов 63 (сборник)
Я вдруг заметил, что в глазах Белого Волка, когда он взглянул на этот топор, мелькнуло выражение ужаса.
Ребята даже не орали, а тихонько поскуливали – на большее у них сил не осталось.
Ну факт: сова с медвежьей челюстью – это что-то! Я к ней тогда, в пещере, уже немножко пригляделся, попривык, а так, с бухты-барахты, это свежему человеку и крышу могло сильно повредить!
– Куда собралась, Гатика? – повторила ведьма презрительно. – К человечишкам? Я из тебя ведьму истинную, лютую сделать хотела! Уйдешь – останешься глупой, пресной, незрячей, тестом непропеченным, как все эти жалкие людишки. Силы лишишься! Пожалеешь ведь потом, да поздно будет! Знаешь, сколько красавиц готово душу дьяволу продать, чтоб хотя бы каплей моего могущества овладеть? А тебе все даром отдам! Всему научу!
– Что же раньше не учила? – с горечью спросила Гатика. – Что ж только била да бранила? А помнишь, как меня зимой на снег выбросила? Снежком присыпала, чтобы я замерзла? И если бы меня кто-то не отогрел, не спас…
– Это волки тебя тогда отогрели, – перебил ее Ликантроп. – Они снег продышали! А волков я послал, чтобы тебя спасти. И сейчас хочу спасти. Но за это… за это… я расскажу тебе про одно старинное кошачье колдовство – и… А ну, посмотри на меня!
Гатика замерла, глядя ему в глаза.
Ликантроп молчал, но, кажется, говорил ей что-то – и это могла услышать только она.
Гатика задрожала. Ей было страшно… что-то такое Ликантроп ей сказал, чего она испугалась до ужаса!
– Но если я это сделаю… – дрожащим голосом пробормотала она, – то… а как же я?.. Я же тогда…
– Сама решай, Гатика, – сказал Ликантроп.
– Не будь дурой, Гатика! Не слушай его! – заверещала ведьма. – Сгинешь! Пропадешь!
Ликантроп прищурился – и вдруг крикнул так, что закачались в страхе деревья, кроны их заметались и принялись сгребать ветвями звезды с неба:
– Бегите! Все бегите!
И Белый Волк бросился на сову в то же мгновение, как она бросилась на него.
* * *Гатика – черная кошка – метнулась в чащу, ребята без раздумий чесанули за ней. Меня ноги тоже понесли следом, но на краю полянки я обернулся.
И показалось, будто я оглох – такая стояла в лесу страшная тишина.
Сова и Белый Волк бились насмерть, но все звуки этой битвы – дыхание, стоны, уханье совы и шум ее крыльев, скрежет когтей по траве, треск веток, которые в прыжке, пытаясь достать сову, сшибал Белый Волк, его злобное рычание, – все эти звуки уносились в небо, в котором царила чудовищная какофония: выл-завывал ветер, грохотал гром, черную звездную гладь пронзали молнии.
Мой брат волк пытался тоже присоединиться к битве, однако попусту бросался всем телом на какую-то прозрачную стену, которая окружила каргу и Ликантропа. Да, подкрепление Ликантропу не могло сквозь эту стену проникнуть, а Ноктуа, оказывается, явилась не одна! Из всех складок ее балахона повыползли змеи, большие и маленькие, браслеты превратились в змей и перстни тоже, и даже бусы-желуди рассыпались какими-то мерзкими летучими змейками, которые вились вокруг Белого Волка и беспрестанно атаковали его.
Белая шерсть его пестрела кровавыми пятнами; змеи обвивались вокруг его лап, взметнувшись на шею, пытались удушить, однако он был неодолим и неутомим. Змеиное воинство карги явно слабело, сама Ноктуа пятилась, пятилась, однако на морде ее не было страха, а медвежья косматая челюсть по-прежнему щерилась в злобной ухмылке.
Она что-то задумала, ясно! Какой-то подвох!
И стоило мне об этом подумать, как произошло нечто очень странное.
Ведьма сорвала с пояса свой топор и… рубанула ржавым лезвием одну из своих самых больших змей. Напополам ее разрубила!
Две половинки тугого змеиного туловища резко дернулись – и замерли, а раздвоенный язык, высовывавшийся из змеиного ядовитого рта, безжизненно повис.
Она сдохла.
Спятила Ноктуа, что ли?! Своих же союзников рубит?!
И тут я заметил, что ржавое лезвие топора сделалось черно-зеленым, а Белый Волк отпрянул с тем же выражением ужаса в глазах, которое я уже заметил раньше.
Значит, могучий, страшный Ликантроп почему-то боится этого топора, которым была убита змея… Может быть, это какое-нибудь неодолимое средство против оборотней?
Ведьма взмахнула топором – Белый Волк отпрянул, увернулся от удара, но наткнулся спиной на непроницаемую стену, окружавшую место битвы, и упал. Ведьма снова замахнулась…
И тут я рванулся вперед и вцепился зубами в руку ведьмы – в ту самую, которой она сжимала топор.
Ноктуа издала дикий, чудовищный, пронзительный, оглушительный вопль, завизжала… может, именно так кричал-свистел Соловей-разбойник, Одихмантьев сын, потому что я ну реально, ну просто физически, ну всем существом своим ощутил вот это самое, про что в былине «Илья Муромец и Соловей-разбойник» – мы ее в школе проходили – читал:
Как засвищет Соловей да по-соловьему,
Закричит, злодей-разбойник, по-звериному,
От его ли от посвиста соловьего,
И от его ли от покрика звериного
Все-то травушки-муравы заплетаются,
Все лазоревы цветочки осыпаются,
Темны лесушки к земле все приклоняются,
А что есть людей – то все мертвы лежат…
Наверное, если бы здесь были люди, они и впрямь лежали бы все мертвы, но мы с Ликантропом, оборотни, это дело пережили. Не скажу, что легко, но – пережили… Я даже зубы, вцепившиеся в ведьминскую руку, не разжал. И заставил-таки ее выпустить топор!
И только ощутив, как под моими зубами кожа ее покрывается совиными перьями, я запоздало удивился, что, оказывается, запросто преодолел защитную стену. Можно сказать, своим телом ее пробил!
Ведьма стремительно превращалась в сову, но змеи, перепугавшись ее ужасного вопля, пытались вернуться под защиту балахона, бестолково мельтешили вокруг ее ног, обвивались вокруг шеи. На какой-то миг Ноктуа сделалась ужасным существом с совиной головой и крыльями, человечьим туловищем и птичьими когтями на ногах. Но тут же зубы мои соскользнули с ее жестких перьев, карга стряхнула меня наземь и только собралась взлететь с болтающимися на хвосте змеищами, как на нее кинулись и Белый Волк, и мой брат, который теперь смог пробиться на помощь.
Они на нее кинулись, как Аслан на Белую Колдунью, и шансов у совы, конечно, не осталось…
От нее только пух и перья полетели под их когтями и зубами! Змеи, успевшие с ведьмы свалиться, улизнули в траву, и долго еще до меня доносилось трусливое шуршанье и легкий свист – это они пытались ускользнуть в глубь леса и скрыться там. Мне неохота было их преследовать – я понимал, что без карги они стали просто змеями: будут сидеть теперь под какими-нибудь коряжинами и с тоской вспоминать прежнюю житуху!
От ведьмы уже ничего не осталось, кроме нескольких легких перышек, да и Ликантроп, и волк постарались их уничтожить. Одно пометалось по траве, а потом ветерок унес его в лес.
– Кончено, – хрипло выговорил Ликантроп и опустился на траву. – Все кончено… мы одолели ведьму…
Слова вырвались из него с трудом.
Еще бы! Он был весь изранен, кровь стекала на морду.
Мой брат встал рядом, вопросительно смотрел на него.
– Погоди, – сказал Белый Волк. – Мне нужно кое-что сказать…
Он повернулся ко мне, и в его глазах, измученных, но по-прежнему яростных, я снова увидел холод и презрение.
Презрение?! После того как я прошиб эту дурацкую стену, которую, наверное, возвела карга взмахом своего совиного крыла, и спас, можно сказать, жизнь Ликантропу, – после этого он смотрит на меня с презрением?!
– Что, я опять что-то не так сделал? – с вызовом спросил я.
– Ты не прошел третье испытание, – проговорил Белый Волк безжалостно. – Оно было самым важным и превосходило все остальные. Если бы ты его прошел, две прошлые ошибки были бы тебе прощены. Если бы ты остался на месте и не бросился меня спасать…
Он задохнулся от слабости.
Я тоже – но от возмущения!
– То есть я должен был просто смотреть, как ведьма вас убивает?! – провизжал я по-щенячьи.
– Да.
– Но как… но почему?! Это ведь жестоко! Это бесчеловечно!
Он снова сделал такое движение пастью, словно с трудом сдержал усмешку.
– Да ведь ты уже не человек. А я никогда им и не был. Я – невр! Я – оборотень Ликантроп.
– Ладно, меня это не касается. Я испытание для невров не прошел, ну и пофиг, значит, человечество спасать – это не мое, – обиженно пробубнил я. – Крутью не вышел! Ну все-таки, ну объясните: ну почему я не должен был вам помогать?!
– Помнишь условие тройной мести? Отомстить трем врагам своим? – вприщур глянул Белый Волк.
– Ну да, а почему я должен был вообще вам мстить? – никак не врубался я. – За что?!
Он смотрел мне прямо в глаза, как смотрел в глаза Гатике:
– Вспомни…
И под действием этого взгляда в моей голове начали мелькать обрывки каких-то фраз, сцены из прошлого…
Вот Ноктуа рассказывает мне про дядю Вадю:
«Если он убил пощадившего его – человека ли, зверя, – навеки проклят будет, навеки силам зла душу отдал, теперь он легкая добыча!»
