Сэм Левеллин - Отчаянные Крошки
На ужин был суп минестроне — с макаронами и томатами, ростбиф с шестью овощами, клубника и Двойная Гернсейская Сливочная Бомба Павлова Элизиум. Затем были хоровое пение и показательные выступления грабителей. Гвоздем программы стала демонстрация легендарного трюка Софии Спёрлы — «Снятие Подштанников Без Нарушения Верхней Одежды».
Трюк демонстрировался на Пите, и, хотя Пит от души смеялся, а миниатюрная грабительница размахивала в воздухе его кальсонами, вечер прошел не слишком весело. Команда «Клептомана» была дружной командой и хотела, чтобы все ее члены, даже самые странные, были на месте. Так что спать легли рано и спали великолепно.
В отличие, дорогой читатель, от тех, кто отсутствовал. Для порядка перечислим их, а заодно сообщим, чем они были заняты.
1. Папа Крошки был заперт в Камере Смертников, тесной темнице, вырубленной в скале. Дверь — в потолке, скорее даже люк, чем дверь. Окружение его составляли несколько тритонов и, судя по звукам, возможно, гремучая змея, а также многочисленные надписи на стенах. Неприятно в этих надписях, процарапанных на камне, было то, что все они были завещаниями и прощальными словами людей, которых ожидал Страшный Конец. Приятно же, наоборот, то, что процарапаны эти надписи были довольно глубоко. Учитывая твердость камня, для этого требовалось много времени, а это, в свою очередь, наводило на мысль, что люди проводили здесь несколько лет, прежде чем Страшный Конец все-таки наступал. Безумно радоваться этому, понятно, не стоило. Но это было единственное, чем мог утешаться папа Крошки.
Потому что от его единственного источника света — свечи — оставался всего один сантиметр. А в камере было довольно сыро. И с каждой минутой становилось всё сырее и сырее.
2. Большой Багаж сидел на корточках за валуном, на крутом склоне горной долины. Долина, поросшая чудесной зеленой травкой, была обнесена высокой колючей изгородью и застроена опрятными коттеджиками — каждый с верандой. На верандах, за столиками с пестрыми скатерками, сидели Няни, резались в карты и пили джин.
Багаж взбежал в гору под ручку с Няней Торпидо, любовно огрел ее на прощанье и вскарабкался к этому укромному месту, потому что (так, по крайней мере, это выглядело со стороны) испытывал чувство одиночества, хотел предаться мыслям и, естественно, понаблюдать. Из этого своего орлиного гнезда он увидел весьма занятную сцену. Вместо того чтобы присоединиться к картежницам на верандах, Няня Торпидо прошествовала в глухой конец долины. Там долина сужалась, и последние пятьдесят метров представляли собой узкую расселину. Заканчивалась расселина скалой с аккуратной бежевой дверью. Посреди двери был блестящий медный звонок. Няня Торпидо позвонила в звонок. Дверь открылась. Оттуда хлынул свет. Перед Няней Торпидо выросли две крупные Няни-охранницы. Обменявшись паролем и отзывом, охранницы впустили Няню Торпидо внутрь. Обратно она не вышла.
Багаж как будто задумался, хотя думает он или нет, понять, конечно, было трудно. Лирически помахав на прощанье пальцами толщиной с копченую колбаску, он зашкондылябил вниз к берегу.
3. Старший Механик Кронпринц Беовульф Исландский (низложенный), Бакалавр Технических Наук, Рейкьявик, 101, испытывал Счастье. Теплое розовое Блаженство. Запах Королевского Михаила, с легкой отдушкой серы. Укачивание. Голос пел ему колыбельную:
Кач, кач, кач, не плачь,
Не грусти, не канючь,
Если будет минутка,
Дай-ка нам ключ.
Старшой сосал палец.
Счастье, счастье, счастье.
10
Солнце вылетело из моря, как футбольный мяч после хорошего удара. В зеленых деревьях, за синей водой, запели десять тысяч птиц. В каюте первого класса «Клептомана-2», на двенадцатом часу сна, Маргаритка открыла глаза.
Что-то стучало по корпусу судна.
Надев нарядную зеленую пижаму, Маргаритка взбежала по трапу на палубу. Брат и сестра вышли следом. Здесь стук раздавался громче, и у поручней левого борта толпились грабители. Маргаритка встала на цыпочки и посмотрела вниз.
Внизу, вдоль борта, ходило по воде громадное существо и молотило по обшивке кулаками, как кувалдой.
— Осторожно с моей краской! — крикнул Ганс Шанс, штурман «Клептомана».
— Ничего с вашей краской не сделается, — сказала Маргаритка. — И потом, она теперь не ваша, а наша. Спустите туда что-нибудь.
Спустили крюк. Он зацепил Большого Багажа за ручку, поднял его, мокрого, из моря и опустил на палубу.
— Ну? — сказал Кассиан.
— Хур, хур, — сказал Большой Багаж и могучим пальцем показал на восток.
— Дуб, — сказала Примула.
— Шшшш, — нахмурясь, сказал Кассиан, потому что Багаж делал разные выразительные жесты.
— Чего это он размахался? — спросила Примула.
— Он говорит, — объяснил Кассиан, — что проследовал за своей возлюбленной до Долины Нянь, что там живут от четырехсот одиннадцати до четырехсот тринадцати боевых Нянь, но место строго охраняемо, включая ограду из колючей проволоки четырнадцатого сечения с проводом под напряжением в тринадцать миллионов вольт, тридцатисемиметровое минное поле с противопехотными минами типа РТС-31 и сторожевую собаку, помесь немецкой овчарки с таксой. Он говорит: не ясно, почему Няни там живут, но за бежевой дверью в скале из песчаника наверху долины, очевидно, находится что-то чрезвычайно важное. Никаких признаков Пропавших Детей обнаружено не было; по-видимому, они забили на Великую и наблюдают за родителями, которые содержатся в Концлагере неподалеку.
— И это всё? — сказала Маргаритка.
— Он говорит, что, к сожалению, не может дать более точных сведений.
— Да, жаль, — вздохнула Маргаритка. — Надо понимать, ты отправляешься в горы, Кассиан?
— Да. Этот Нянин Дол, как видно, интересное местечко. Поднимусь туда и понаблюдаю. Багаж будет моим связным.
— А мы с Примулой и Питом, — сказала Маргаритка, — отведем наших питомцев на экскурсию в Централ, посмотрим, как там папа, разумеется. — И задумчиво добавила: — Полезно было бы поговорить со славными Нянями Хунты. Капитан, можно мне взять с собой небольшой элитный отряд грабителей?
— Естественно.
— Благодарю.
Забравшись на шлюпку, Маргаритка откашлялась и объявила:
— Мне нужны два искусных грабителя для трудного и смертельно опасного задания. Добровольцы, поднимите руки.
Руку подняла София Спёрла. Палец Макмёртри руку не поднял, но подпрыгнул на полметра вверх, потому что Шнифер Брякнулл поднял свою и угодил ему в нежное место.
— Прекрасно, — сказала Маргаритка, — цвет общества. Все готовы?
— Готовы.
— Тогда выступаем.
* * *После скандала с туннелем Няням, сторожившим дверь Централа, была придана дополнительная охрана. Великая не любила побегов из Централа, а чего она не любила, того она не допускала.
Пополнение было грозным. И Няни предоставили ему трудиться. Толстый Энрико был там самым грозным, и сегодня он был настроен особенно свирепо. Завтрак из двенадцати живых кур переваривался туго, и Энрико очень хотелось запить его ромом. Но Няни сказали: никакого рома на дежурстве, толстяк. Так что Энрико был в отвратительном настроении.
И его совсем не обрадовала процессия, двигавшаяся по Улице Обреченных в его сторону. Там было как будто пять нянь и шестеро детей. Толстый Энрико ничего не имел против детей, как сырых, так и жареных. Но Нянями он был сыт по горло. С тех пор, как в Нянягуа понаехали Няни, страна превратилась черт знает во что. Процессия подошла к воротам.
— Доброе утро, любезный, — сказала передовая няня, зеленоглазая, с безупречно-красным маникюром. — Мы пришли навестить наших коллег, находящихся в заточении.
— Это где? — сказал Энрико.
— В тюрьме, идиот. Открывай. Живо, живо, — сказала няня поменьше, голубоглазая блондинка.
— А не то накоштыляю шейчас, — сказала мелкая беззубая няня.
— Мы вам будем весьма признательны, — сказала миловидная няня, задвинув беззубую няню себе за спину.
— Нет, — сказал Энрико.
— Пожалуйста, — сказала миловидная няня (это, как вы догадались, была София Спёрла). Она погладила Энрико по руке.
— Нет, — сказал Энрико, хотя ему очень нравилось, когда его гладили по руке.
— Бедняжка. Случайно, не страдаешь несварением? — сказала няня-блондинка.
Энрико изумился.
— Черт, — сказал он. — Колдунья. Читаешь мысли. Так и шибает под ребра.
Блондинка протянула Энрико коробочку с длинненькими белыми конфетками.
— Попробуй. Сразу почувствуешь облегчение.
Злобно уставившись на няню, Энрико хапнул горсть, запихнул в рот и омерзительно зачавкал.
— Бревно, — сказала Примула (потому что это была она).
