Виталий Коржиков - Солнышкин плывёт в Антарктиду
— А я напишу плакат, — сказал Перчиков. — «Осторожно, высокое напряжение!»
И, посадив у бассейна Верного, они разбежались в разные стороны.
А на палубу выбежал штурман Пионерчиков. Он только что сдал вахту и, сбросив форму, торопился к бассейну, где раздавался весёлый галдёж и сверкали брызги.
Вдруг он остановился. Слева от большого бассейна сиял изумрудной водой маленький.
— Что это? — спросил Пионерчиков.
— Хе-хе, — раздался вздох из-под пальмы. — Это, так сказать, индивидуальный.
— То есть как — индивидуальный? — запальчиво спросил Пионерчиков.
— А так. Солнышкин и Перчиков себе отгрохали. И ещё собаку вон положили сторожить, чтобы никто не купался, — пожаловался артельщик и скосил один глаз на зарычавшего пса, другой — на Пионерчикова.
— Ну, мы их не спросим! — Пионерчиков терпеть не мог индивидуалистов. Теперь, даже если бы ему не хотелось купаться, он всё равно бы залез в бассейн! Им назло!
— Хе-хе, смотрите, я предупредил, — сказал артельщик.
Пёс заскулил и упёрся лапами в штурмана.
— Пошёл! — оттолкнул его Пионерчиков.
Верный, даже не обидевшись, с лаем бросился на него снова, но было поздно. Пионерчиков ласточкой прыгнул в бассейн. Вслед за этим раздался страшный треск, посыпались искры. Юный штурман, вылетев обратно, сделал в воздухе тройное сальто и плашмя шлёпнулся на палубу.
— Убило! — выкатив глаза, заорал артельщик. — Пионерчикова убило!
На крик со всех сторон бежала команда. Из большого бассейна вылетали купальщики.
— Как убило? Кто убил? — кричали вокруг.
— Солнышкин и Перчиков электрическим скатом. Опыты проводили, — развёл руками Стёпка. — А я предупреждал, я предупреждал! — И он сокрушённо закачал головой.
— Дорогу! Дорогу! — крикнула Марина. Толпа расступилась: к месту происшествия спешил с чемоданчиком в руке Челкашкин. Он наклонился к штурману и сам себе сказал:
— Шприц!
Это слово произвело на штурмана удивительное действие. Пионерчиков открыл глаз, потом другой, сорвался с места и припустил в коридор. Вокруг него с треском разлетались быстрые искры. А пятки его мелькали ещё быстрей.
Из коридора, с удивлением посмотрев на штурмана, бежали Перчиков и Солнышкин. В руках у радиста был плакат. Друзья готовились продолжать начатое дело. Но, увидев толпу, остановились.
— Ага, вот вы! — Челкашкин взял чемоданчик и приказал: — За мной, к капитану!
ПОЖАР
Моряков ходил по каюте громадными шагами, бросая на Солнышкина и Перчикова сердитые взгляды. Он был так возмущён, что пароход покачивался от его шагов влево и вправо.
— Подумать, — взмахнул капитан указательным пальцем, — чуть не убили своего товарища!
— А кто его просил туда прыгать? — сказал Перчиков.
— И пса посадили, чтобы не пускал, — добавил Солнышкин.
— «Пса»! — рассердился Моряков и вдруг остановился: — Позвольте, а почему вы в таком виде? Почему не по форме?
Челкашкин смущённо прикрылся чемоданчиком, так как из всего комплекта формы на нём были плавочки и фуражка. Солнышкин покраснел, а Перчиков выставил вперёд плакатик, на котором красовалось: «Осторожно, высокое напряжение!»
— Да как вы смеете?! — возмутился Моряков. — Как вы можете шутить в такую минуту?
Перчиков смутился. Он хмуро заявил, что это вовсе не шутка, но капитан сказал:
— Хватит экспериментов! Марш на бак! Следить за морем и красить палубу!
И хотя Солнышкин выкрасил её только недавно, друзья решили, что сейчас вступать в спор бесполезно. Тем более что они чувствовали себя виноватыми.
— А ваш Пионерчиков тоже хорош! — разозлился Перчиков. — Уткнётся носом в свои бумаги и ничего не видит. Он, того и гляди, вылетит в море, а ты отвечай! И такая идея из-за него пропадает! — Перчиков хлопнул дверью и вышел.
Идеи Морякову тоже было жаль, но он даже не подал виду. А Пионерчикова все не было. Моряков сердито приоткрыл дверь и вдруг услышал крик:
— Горим! Горим! Шланги! По коридору тянулся дым.
ЯРЫЙ ВРАГ КУРЕНИЯ
Нужно сказать, что Пионерчиков был ярым врагом курения. И когда видел курильщика, с презрением уходил на другой борт или на другую сторону тротуара. А если у него в каюте лежала пачка папирос, то только для иностранных гостей. Но во всех фильмах и песнях в горькую минуту герои тянулись за папироской. А такой минуты, такого горького момента, как сегодня, у Пионерчикова ещё не было. В толпе около доктора Челкашкина стояла буфетчица Марина. Пионерчикову, конечно, не было до неё никакого дела, но оттого, что она видела, как он шлёпнулся и как побежал, рассыпая искры, Пионерчиков почувствовал себя несчастным мальчишкой. Нет! Надо становиться взрослым, пора браться за ум. И штурман взялся за папиросы.
Но курить в каюте было как-то неловко. Волны от любопытства прямо толпой лезли в иллюминатор. И, потихоньку оглядываясь, Пионерчиков направился к туалету. Он закрыл дверь и, отставив папиросу в сторону, припалил её спичкой… Наконец он взял папиросу в рот и вдохнул дым. В глаза штурману словно забрались чёртики. На него напал такой кашель, что он закрыл ладонью рот. Так курить ему не нравилось! Он повернул папиросу другой стороной и стал в неё дуть. Из мундштука покатились голубые колечки дыма. Они расплывались, как волны. Штурман смотрел на них и в каждом голубом кружке видел себя мужественным капитаном с трубкой во рту. Голова тихо кружилась…
А за дверью стоял боцман и с ужасом смотрел, как в коридор ползут клубы дыма. Бурун потянул дверь, но увлечённый штурман этого не заметил. Боцман подналёг плечом, но это не помогло. Тогда-то он и издал клич: «Горим! Горим! Шланги!»
Пионерчиков повернулся. От него во все стороны посыпались искры, и он тоже закричал:
— Горим!!!
САМЫЙ ГОРЬКИЙ ЧАС ЮНОГО ШТУРМАНА
В рубке замигали сигналы. Пожар. Боцман тащил брандспойт. Моряков командовал:
— Ломать дверь! Там кто-то горит! И тогда из двери, весь в клубах табачного дыма, появился Пионерчиков.
Бурун выпучил глаза.
Моряков присмотрелся и, отогнав ладонью дым, спросил:
— Пионерчиков, что это значит? Вы курите? В трубах испуганно зажурчала вода.
— В туалете? — снова спросил Моряков. И Пионерчиков почувствовал, что самый горький час его наступил. Бурун, сворачивая шланг, сочувственно посмотрел на штурмана.
— Та-ак, — сказал Моряков. — Так-ак… А я-то думал, вы будете капитаном. — И Моряков, горько усмехнувшись, пошёл к трапу.
— Я буду капитаном, — вздохнул Пионерчиков. В горле у него скребло, будто туда сунули сапожную щётку.
Но Моряков сурово оглянулся и сказал:
— Сначала на вашем месте я бы пошёл и извинился перед Перчиковым и Солнышкиным.
— За что?! — воскликнул штурман.
— За то, что вы сорвали им великолепный опыт, — сказал Моряков. — За отсутствие обыкновенной внимательности!
Он был так взволнован, что полчаса ходил по каюте. Потом достал из шкафа ящичек с сигарами, которые тоже держал для иностранных представителей, подумал и вышвырнул его в иллюминатор. Ящичек нырнул, вынырнул и быстро побежал вперёд за течением.
В дверь постучали.
— Войдите! — сказал Моряков.
И в каюту, насупясь, вошёл Робинзон.
— Ах, Евгений Дмитриевич, — сказал он, — что-то мне не по себе.
— Да что вы, Мирон Иваныч, — забеспокоился Моряков. — Где Челкашкин? Вы у него были?
— Челкашкин тут ни при чём, — сказал Робинзон. — Не могу видеть, как наказывают невиновных!
Моряков тоже нахмурился и потёр ладонью затылок:
— Эх, Мирон Иваныч, я и сам жалею. Но ведь чего не случается!
Он хмуро выглянул в иллюминатор, потом улыбнулся и хлопнул в ладони:
— А знаете, кажется, всё складывается неплохо!
Несмотря на все события, океан сверкал. Солнышкин красил палубу, Перчиков чинил транзистор. А к друзьям, описывая круги, робко приближался Пионерчиков.
«ТАК ЭТО ВЫ!» — КРИЧИТ ПИОНЕРЧИКОВ
Пионерчикову начинать разговор с извинения было неудобно. Он несколько раз потёр ухо, потом посмотрел на море, на Солнышкина, на Перчикова и глухо спросил:
— Что это за эксперимент вы там устроили, из-за которого меня чуть кондрашка не хватила?
— Сначала надо спрашивать, а потом лезть, — сказал Солнышкин.
— А человеку некогда голову от бумажек поднять, — сказал Перчиков и ввинтил в приёмник шурупчик. — А то кто же красивые слова и законы будет придумывать?!
Это замечание задело Пионерчикова.
— Если бы вас волновали пионерские дела, вы бы об этом тоже думали, — сказал он.
— Вы думаете, только вы были пионером? — усмехнулся Солнышкин.
— Во всяком случае, я был председателем совета отряда, — вспыхнул задетый за живое Пионерчиков.
