Софья Радзиевская - Тысячелетняя ночь
Закончил он дневную молитву словами куда менее благочестивыми:
— Будь я трижды проклят, если между этими плитами есть хоть крошка пыли. Чёртов капеллан ныряет в свою нору именно в этом месте, клянусь спасением души моего господина, благо она давно уже отдана дьяволу.
Поднявшись с полу, Бруно неожиданно оказался лицом к лицу с неприметно вошедшим в часовню капелланом.
— Ты не жалеешь своих сил, друг пилигрим, — холодно промолвил отец Родульф, но тонкий слух Бруно уловил в его голосе оттенок насмешки. — Отдохни и подкрепись пищей, твои труды и так велики перед господом.
— Благодарю тебя, святой отец, за милостивое внимание к недостойному грешнику, — последовал почтительный ответ. Выйдя, странник тихо затворил за собой дверь капеллы. Быстрые глаза его при этом так и впились в большой дверной ключ в руке капеллана, изучая и запоминая его очертания…
И вот теперь, вновь стоя у статуи святого Стефана, Бруно нагнулся и направил фонарь на отмеченную им днём часть пьедестала.
— Удачно подсказал мальчишка, — пробормотал он, — вот пятно, на этот камешек, видно, частенько нажимают…
Протянув руку, он сильно надавил на полированную поверхность. Тяжёлая плита в полу позади пьедестала зашевелилась и повернулась вертикально, открывая отверстие достаточно широкое, чтобы пропустить человека. Подавив невольный радостный возглас, Бруно нагнулся, чтобы войти, но тут сильные руки сжали его горло и насмешливый голос произнёс:
— Тебе удалось всем отвести глаза, святая лисица, кроме меня. Так вот какая курочка понравилась тебе в нашем курятнике!
Бруно было за шестьдесят — вдвое больше, чем монаху, но старый коршун слыл испытанным бойцом, и его опытность могла поспорить с силой и молодостью противника. Шума боялись оба, так что битва у подножия алтаря была ожесточённо-молчаливой. В яростной схватке враги катались по полу с переменным успехом, то ударяясь о белевшую в пятнистом свете фонаря статую святого, то погружаясь в темноту. Священная пыль давно уже слетела с плаща почтенного пилигрима. Он в бешенстве пытался дотянуться до висевшего у него на поясе кинжала, но отец Родульф был осторожен и крепко держал его за руку. Наконец Бруно, притворно поскользнувшись, с размаху хлопнулся на пол. В следующее мгновение отец Родульф потерял равновесие, падая, ударился головой о пьедестал статуи и остался лежать неподвижно.
— Это тебе не молитвы по требнику бормотать, молодчик, — насмешливо прошептал его противник и привычные руки быстро спеленали беспомощного монаха и впихнули ему в рот полу его сутаны. — Чисто сделано, — пробормотал Бруно, вставая, и на мгновение остановился в раздумье. Оставить капеллана живого или мёртвого в капелле — значило погубить все свои замыслы. Следовательно… — Идём вместе, братец, — решил он. Осветив на минуту пол часовни — не осталось ли где опасной улики? — и вход в подземелье, вероломный гость запихнул в отверстие бездыханное тело и шагнул туда сам.
— Ну, теперь дверь на замок и в путь. Может быть, попутчик принесёт мне удачу.
Бруно сбросил с фонаря колпак, легко, как ребёнка, вскинул монаха на плечо. Каменная плита повернулась и бесшумно стала на своё место.
Ночные часы неслышно летели навстречу восходу. Уже белый предутренний туман заклубился над речкой и в нём неясно обозначились скалы и группы деревьев на них.
Ветви орешника у того самого места, где не так давно робкий Том пас своих свиней, раздвинулись, и уже не серый рыцарь, а пилигрим в длинном плаще показался из них. Острые глаза из-под тёмного капюшона внимательно осматривали местность.
— Так, — произнёс негромкий голос, — запомнить нетрудно. Вот с чёртовым запором на выходе пришлось-таки попотеть. Скажи спасибо, святой отец, что я сам разгадал секрет и не стал подпаливать тебе пятки. Теперь ты упакован надёжно — до страшного суда долежишь. Хотя это вряд ли потребуется: мой господин нетерпелив и сегодня же пожалует в Гентингдонский замок побеседовать с госпожой Элеонорой, а заодно и с тобой, — злорадно ухмыльнувшись, тёмная фигура растворилась в белёсом тумане.
А в это время в замке Гентингдонов все сбились с ног в поисках святого странника. Роберт проснулся чуть свет, горя желанием услышать продолжение приключений при дворе алжирского бея. Но постель пилигрима оказалась пуста, и никто не видел его выходящим из замка. В довершение обнаружилось, что исчез и отец капеллан.
— Не отправились ли они в капеллу для совместной молитвы? — предположил кто-то из слуг. Но дверь в капеллу была заперта, на тихий, а потом громкий стук в ней никто не отозвался.
Оставалось только заподозрить нечистую силу, но вслух предположить, что две уважаемые духовные особы исчезли столь мало благочестивым образом, не решился никто. Старая Уильфрида только кряхтя качала головой и зловеще шептала:
— Не к добру это, милостивая госпожа, ох не к добру…
День, обещавший так много развлечений, тянулся в смутной тревоге и неуверенности. Настал вечер, а таинственное исчезновение пилигрима и отца Родульфа не стало более понятным и менее тревожным. Непривычно началась и окончилась вечерняя трапеза — без благословения капеллана. В те времена из-за тусклого и дымного освещения люди обычно рано спать ложились, летом — почти с заходом солнца. И потому в замке вскоре уже воцарились мрак и безмолвие.
Старая Уильфрида села у постели своего разочарованного воспитанника.
— Ложись, мальчик, — ласково сказала она. — Я расскажу тебе, как твой дедушка, славный граф Гентингдонский, победил на турнире знаменитого герцога Альфреда Мальборо.
Глава XII
Старая крыса, неторопливо и важно проводившая еженощный обход своих владений, которые днём бесцеремонно захватывали люди, недовольно приостановилась на ступеньках, ведущих к капелле, и вдруг стремглав кинулась обратно. В неясном свете потайных фонарей лестница наполнилась тёмными фигурами, тихо побрякивало скрываемое под плащами оружие.
— Скорее, — послышался приглушённый голос Бруно. — На вид всё тихо. Но дьявол меня побери, если я понимаю, как проклятому капеллану удалось выбраться из подземелья и какими это нам грозит неприятностями.
— Веди, — нетерпеливо и властно прервал его другой странный скрипучий голос. — И прежде всего — в её комнату. Бруно, ты поможешь мне. А остальным поработать хорошенько, но быстро. И следить за Джемсом и Китом, чтобы без поджога: у подлецов вечно руки тянутся к огоньку.
Слова сменились приглушённым звуком торопливых шагов.
— …И тут от страшного толчка лопнула подпруга седла сэра Альфреда Мальборо, и он вылетел из седла и, ударившись о землю, остался лежать неподвижно, а жёлтый песок под ним покраснел от крови…
Мерный голос старой Уильфриды и дрожащие причудливые тени, рождавшиеся в дымном свете ночника, сплетались с рассказом о древних боях и победах. Глаза Роберта затуманились видениями, соединявшими сон и быль, как вдруг он резким движением сел на кровать и схватил рассказчицу за руку.
— Уильфрида, — воскликнул он, — ты слышишь?
Резкий звук рыцарского рога ворвался в ночную тишину. Ещё и ещё раз прозвучал зов, всё громче и требовательнее…
— Я знаю, — вскричал Роберт, спрыгивая на пол, — это рог моего дедушки! Но что нужно ему ночью? Идём, Уильфрида!
Послышался скрип опускаемого моста и одновременно с ним — другой звук, ещё более неожиданный и страшный: крикнула мать, громко и отчаянно, и голос её оборвался, затем — точно хор дьяволов ворвался в мирную тишину ночи: крики, проклятия, топот, шум борьбы… Лестницы и залы осветились дымными факелами и потрясённый ужасом Роберт увидел в распахнутую дверь главной залы толпу людей с мечами и кинжалами в руках. Лица их были завязаны кусками чёрной материи с прорезями для глаз. Отвратительно ругаясь, они тащили драгоценные ткани и посуду из разбитых сундуков. У входа на лестницу, ведущую в капеллу, на руках одного из грабителей мелькнула белая одежда госпожи Элеоноры. Голова матери была замотана куском какой-то ткани.
Это зрелище заставило Роберта окончательно очнуться. С криком бросился он вперёд, но высокий детина, тащивший кучу золотых и серебряных блюд, ловко подставил ему ногу, так что мальчик полетел на пол.
— Храбрый волчонок! — вскричал высокий со смехом, голосом удивительно похожим на голос пилигрима, но Роберт молча со стиснутыми зубами вскочил на ноги и, выхватив у него из-за пояса кинжал, кинулся вперёд.
Толкотня у входа на лестницу задержала разбойника, уносившего госпожу Элеонору. А в эту минуту наружная дверь распахнулась, и в зал ворвалась новая толпа вооружённых людей. Впереди них с мечом в руке, в разорванной сутане, бледный как смерть отец Родульф. В наступившем минутном смятении он один решительно бросился с криком: «Элеонора?!»
