Джеймс Крюс - Тим Талер, или Проданный смех
Самое странное в этой торжественной процедуре представления было то, что её устроили для четырнадцатилетнего мальчика в закатанных до колен клетчатых брюках, какие обычно носят коки, и в свитере с чужого плеча. По правде сказать, глядя на эту сцену, можно было помереть со смеху. Но все её участники оставались убийственно серьёзными, и это, пожалуй, было даже хорошо для бедного Тима.
Подкатил шикарный чёрный автомобиль, и шофёр почтительно распахнул дверцу. Сначала влез Тим, за ним — директор Грандицци; они сели на красные кожаные сиденья, машина тронулась; господа в чёрных костюмах с серьёзными минами и исполненными важности жестами выстроились в ряд и, подняв вверх правую руку, замахали им вслед.
Только теперь, в пути, Тим вспомнил про матросский рюкзак, подаренный господином Рикертом: он остался на пароходе вместе со всеми вещами. Тим рассказал об этом директору, но Грандицци только улыбнулся.
— О, разумеется, синьор, мы можем забрать ваши личные вещи с парохода. Но господин барон уже позаботились о вашем новом, более элегантном гардеробе.
— Барон? — с недоумением спросил Тим.
— Новый господин барон, синьор!
— Ах, вот оно что! — Тим откинулся на кожаную подушку сиденья и только сейчас увидел в окно улицу Генуи, по которой они проезжали — мраморный портал и медную дощечку у подъезда: «Отель Пальмаро».
Потом мимо окна пронёсся веер невысокой пальмы, круглая клумба с кустом лаванды посередине, и автомобиль мягко затормозил. Дверцу автомобиля поспешно растворили; швейцар в ливрее с золотым позументом подал Тиму руку и снова с такой осторожностью помог ему выйти из машины, словно Тим был не мальчишкой, а глубоким стариком. Теперь Тим стоял в самом низу широкой мраморной лестницы. Какой-то человек, приветственно махнув ему рукой с верхней ступеньки, крикнул:
— Добро пожаловать!
Человек этот был одет в клетчатый костюм, а на носу его красовались огромные чёрные очки от солнца.
— Новый господин барон, брат-близнец прежнего! — шепнул Грандицци на ухо Тиму.
Но Тиму как-то не верилось, что это брат-близнец.
И когда новый барон, спустившись с лестницы, воскликнул, смеясь: «О, какой у тебя прелестный разбойничий наряд!» — Тим догадался о том, о чём не догадывался директор. Он узнал этого человека по своему собственному смеху. Никакого брата-близнеца не существовало.
Барон был жив. А значит, жив был и смех Тима.
Лист шестнадцатый
РАЗБИТАЯ ЛЮСТРА
В роскошном номере отеля, представляющем собой анфиладу из трёх комнат, Тим впервые оказался наконец совсем один. Барон уехал на какое-то совещание, сказав, что зайдёт за ним, когда вернётся.
Тим как был, в клетчатых брюках и широком свитере Джонни, прилёг на тахту. Под головой у него была целая гора полосатых шёлковых подушек. Тим не сводил глаз с люстры, похожей на причудливое образование из застывших стеклянных слёз.
Впервые за долгое время он чувствовал себя снова почти совсем спокойно. Не из-за тех превращений, которые произошли с ним благодаря свалившемуся с неба богатству — об этих превращениях Тим пока ещё имел весьма слабое представление, — а из-за того, что теперь он знал твёрдо: смех его жив. И ещё ему во всей этой неразберихе стало ясно одно: барон — его опекун, а значит, он никуда больше не исчезнет; теперь они словно привязаны друг к другу. В погоне за своим смехом Тим, казалось, был почти у цели. Оставалось только найти уязвимое место барона… Увы, Тим тогда ещё не знал, что издали многое видно гораздо лучше, чем вблизи.
В дверь постучали, и Тим ещё не успел ответить «войдите», как в номер вошёл барон.
— Ты отдыхаешь? Прекрасно! — сказал Треч в дверях.
Потом его длинная, худощавая фигура сложилась вдвое, словно перочинный нож, и он уселся в роскошное кресло с инкрустацией из слоновой кости. Положив ногу на ногу, он с усмешкой взглянул на Тима.
— Последнее пари — просто блеск! Примите моё уважение, Тим Талер!
Тим глядел на барона и молчал.
Казалось, и это забавляет барона. Он спросил:
— А по совести говоря, ты что хотел — проиграть или выиграть это пари? Мне было бы очень интересно это узнать.
Тим осторожно ответил:
— Чаще всего пари заключают, чтобы выиграть.
— В таком случае, это была отличная находка! — воскликнул барон. Он вскочил с кресла и, скрестив руки на груди, начал ходить взад и вперёд по номеру.
Тим, полулёжа на тахте, спросил:
— А наш контракт ещё действителен? Ведь я заключил его с первым бароном Тречем, а не с его братом-близнецом.
Треч вернулся из спальни обратно в гостиную и на ходу ответил:
— Контракт был заключён с бароном Ч.Тречем. Меня зовут Чарлз Треч. А до этого я называл себя Чезаре Треч. И в тот раз Ч., и в этот раз Ч., мой юный друг!
— Но раз нет никакого брата-близнеца, — поинтересовался Тим, — кого же тогда похоронили вместо вас?
— Одного бедного пастуха, у которого не было никакой родни.
Треч говорил, словно смакуя каждое слово.
— В Месопотамии находится моя главная резиденция — небольшой замок. Там-то ему и устроили торжественные похороны.
Барон снова направился в дальнюю комнату. Тим услышал его удаляющийся голос:
— Ты никогда не слыхал про людей, заключивших контракт с чёртом и подписавших его своей кровью?
Барон уже возвращался в комнату, где лежал Тим. Тим довольно равнодушно спросил:
— А разве чёрт есть на самом деле?
Треч снова опустился в кресло с инкрустацией из слоновой кости и почти простонал:
— Ты что, правда совсем дурачок или только прикидываешься? До чёрта тебе, кажется, вообще нет никакого дела!
Тим никак не мог понять, почему этот разговор так волнует барона. Однако, услыхав слово «контракт», он насторожился. Он подумал, что Треч решил поговорить с ним насчёт контракта. Но барон всё продолжал разглагольствовать. Он говорил о Вельзевуле, властителе ада, о демонах Форказе, Астароте и Бегемоте, о ведьмах и о чёрной магии, о знаменитом волшебнике докторе Фаусте, у которого одно время был слугой известный чёрт Мефистофель.
Заметив, что на мальчика эти разговоры наводят скуку, он поднялся с кресла и пробормотал:
— Придётся действовать более прямо.
Тим снова положил голову на подушки. Правой рукой, свисавшей с тахты, он рассеянно теребил шёлковую домашнюю туфлю, — эти туфли принесли сюда, как только он вошёл в номер. Взгляд Тима снова обратился к люстре: в её стеклянных слезах множество раз отражалась крохотная и нелепо искривлённая, худощавая фигура барона.
— Хочешь выучить заклинание, — решительно спросил Треч, — которым доктор Фауст вызывал чёрта?
— Нет, — ответил Тим, не поворачивая головы. Он увидел, как исказились гримасой лица маленьких баронов в сверкающих каплях люстры.
— Тогда давай хоть я произнесу заклинание! — сказал барон. В голосе его звучала плохо скрытая досада.
— Как вам угодно, барон, — равнодушно ответил Тим.
И всё-таки любопытство его пробудилось, когда он увидел, как множество крошечных Тречей, отражённых в множестве переливающихся стекляшек, подняли вверх для заклинания свои тонюсенькие ручки.
Медленно, глухим голосом Треч принялся произносить какие-то неслыханные слова:
Багаби лака бахабе,
Ламак кахи ахабабе,
Ламак, ламек бахляз,
Кабахаги забаляс…
Как только барон дошёл до середины заклинания, люстра начала легонько покачиваться — наверное, оттого, что он так сильно размахивал руками, — и потревоженный громадный паук стал быстро спускаться с неё вниз на своём тонком канате.
Тим всегда терпеть не мог пауков, а тут ещё таинственное заклинание барона усилило чувство омерзения, и, схватив шёлковую домашнюю туфлю, он в бешенстве швырнул ею в паука.
Барон как раз договаривал последние слова заклинания:
Бариолаз
Лагоцата кабелаз…
Вверху на потолке что-то хрустнуло, и вдруг громадная люстра с грохотом и звоном рухнула на пол рядом с креслом всем грузом своих переливающихся стеклянных слёз.
Тим испуганно поджал ноги. Барон, раскрыв рот и всё ещё подняв вверх руки, стоял за спинкой кресла с огромной шишкой на лбу.
Как видно, осколок люстры угодил ему в голову.
В номере стало необычайно тихо. Но грохот, вероятно, был слышен во всём отеле. Кто-то уже решительно колотил в дверь.
Только теперь барон опустил руки. Сгорбившись, усталой походкой окончательно выдохшегося человека подошёл он к двери, чуть приоткрыл её и сказал в щёлку несколько слов по-итальянски. Тим их, конечно, не понял. Потом он снова захлопнул дверь, прислонился к ней спиной и произнёс:
— Всё бесполезно. С простаком не сладишь!
Тиму эта фраза была так же малопонятна, как и таинственное заклинание. Не вставая с тахты, он приподнялся и спросил:
