Юрий Александров - Кудеяров стан
Вера немедленно приступила к исполнению своих новых обязанностей: сбегала в сторожку за лопатой и ведром, попутно набрала ключевой воды.
Тем временем кончился перерыв. Теперь работа пошла веселее, и даже недовольный расширением штата Игорь не мог втайне с этим не согласиться. Двое копали, двое перебирали, пересматривали землю. Игорю всё чаще приходилось вытирать запыленные руки и браться за карандаш — находок было много.
Откопали гладко отполированную и округло заостренную косточку. Дмитрий Павлович определил её как «кочедык» — инструмент для плетения лаптей. Правду сказать, ребята до сих пор и не представляли себе, что тысячу лет назад славяне уже ходили в лаптях. Очень заинтересовался кочедыком дед: осмотрел внимательно, взял в правую руку, сделал несколько движений, словно подковыривая древним костяным инструментом лыковое плетение, и не одобрил — неудобно, не с руки. Железной кривой ковырялкой лучше работать.
— Есть у меня ковырялка, — похвалился он, — одна на всё село, а то и на весь сельсовет. — Потом добавил: — Только ковырять-то ею не часто приходится: за последние три года одну пару сплел, да и то так, баловства больше ради… Поглядеть хотел, не разучился ли.
Вера нашла ещё два костяных изделия: остроконечный кинжал, сантиметров в двадцать пять длиной, и обломок гребня с затейливой фигурной спинкой.
— Зарянин, — безапелляционно определил Игорь.
Дмитрий Павлович, подтверждая, кивнул головой.
— Её. Волосы у неё, сами видали, были густые да длинные, вот и поломала расчесывая.
— У кого? Кто это Заряна? — удивилась Вера.
— Игорь объяснит, — сказал археолог, — вы вдвоем землю перебираете, хватит времени на рассказы.
Игорь в ответ проворчал что-то, но совсем не сердито — трудно сердиться на товарища, с которым рядом работаешь.
И когда Вера через несколько минут обратилась к нему с вопросом, подробно рассказал всё, что сам узнал о синеглазой славянской девушке. Рассказал даже больше, кажется, чем сам услышал от археолога. Бывает так.
— Опять нож, Дмитрий Павлович! Смотрите, кривой. Квадрат пять, пласт три.
— Не нож, Глебушка. Интереснее — серп славянский.
— Крошечный какой, — шепчет Вера. — Сколько же им нажнешь за день?
А невдалеке на поле, на том самом поле, где когда-то колосились посевы древних северян, скоро хлопотливо заурчит могучий мотор советского комбайна и широкой полосой лягут на ленту транспортера полновесные спелые колосья золотой пшеницы.
На одном крупном черепке Глеб заметил странную метку. По сырой ещё глине до обжига сосуда на нем довольно аккуратно был прочерчен треугольник и в нем молоток.
Дмитрий Павлович внимательно осмотрел поданный ему мальчиком черепок и попросил завернуть его как отдельную находку. Что мог обозначать молоток в треугольнике, ребята так на этот раз и не узнали. На их вопрос Дмитрий Павлович ответил коротким «после».
Откопали ещё несколько глиняных грузил, большой кусок глиняной сковороды, небольшой, сильно сточенный оселок, кусок костяной зубчатой остроги, костяное шило-проколку, небольшой лепной горшочек, почти целый, с аккуратной зубчатой насечкой по венчику и кусок железной оковки от древней деревянной лопаты.
Вера нашла две большие, величиной с голубиное яйцо, косточки, просверленные с одного края. Они напоминали по форме фасолины. Дмитрий Павлович назвал их астрагалами дикого козла.
Ребят заинтересовало, зачем эти косточки понадобились древним славянам. Оказалось, археология не дала ещё окончательного ответа на этот вопрос, хотя такие просверленные кости часто и в большом числе находят на городищах. То ли это украшение, то ли принадлежности для древней игры в кости.
— А может быть, они вместо денег служили? — предположил Глеб, вспомнив свою китайскую монету.
— Нет, — не согласился Дмитрий Павлович. — Смотри, вот в этой же кучке костей вместе с четырьмя непросверленными два просверленных астрагала… Видно, их не берегли, бросали вместе со всеми костями.
Дед взял в руки один из просверленных астрагалов.
— Разговора никакого не может быть, товарищ ученый, это игра такая. Я сам видел, как играют.
Ребята засмеялись, но Дмитрий Павлович с большим вниманием слушал старика.
— Где?
— На севере, товарищ археолог, в лесах, в Вологодской области. Сын там у меня меньшой, тоже в лесниках. Гостил я у него перед войной ещё. Так в селе у них (Вожега — село зовется) старухи все в такие кости играли. Так и игра называлась — «в лодыжки».
Археолог даже название села записал и всё жалел, что дед не знал, в чем точно состояла игра. Помнил только старик, что костей было много, что кидали их как-то на стол.
— А здорово! Видите, ребята, как могут помочь археологам устные рассказы? Вот археологи ещё сомневаются, ещё не знают, для чего служили эти костяшки, а Дмитрий Матвеевич не сомневается. Он знает и не ошибается.
Доволен был археолог полученным сообщением. А уж до чего доволен был дед, что сумел помочь ученому!
— Товарищ ученый, — доверительно шепчет окрыленный первым научным подвигом старик, — я вам подземный ход покажу. Пойдемте. Тут совсем рядышком.
Пошли. Действительно, у края городища зияла белым мергелем среди темной почвы небольшая округлая яма, а от неё вниз по склону бежала едва заметная, оплывшая полоса ложбинки.
— А не следы это от окопа, — усомнился Дмитрий Павлович, — или от хода сообщения, или ручья, может быть?… А ну, ребята, обмозгуем вместе.
Дед улыбнулся значительно и почти покровительственно, как человек, твердо знающий что-то важное, никому, кроме него, не известное.
— Это не ход сообщения, — быстро решил Игорь, — и не окоп. Таких прямых окопов и ходов никто не роет.
— Правильно, — согласился Дмитрий Павлович, — не посрамил отца-сапера. Действительно, в таком окопе от продольного выстрела не спрячешься.
— И не ручей, — подумав, добавил Глеб. — Ручей тоже хоть немного изгибался бы, обходил бы неровности, повышения, бугры.
И с этим нельзя было не согласиться.
— Ход этот, — солидно поведал дел, — мне с вон такого возраста известен. Никакой это не окоп. За полсотни лет до этой войны, до первой ещё, мы тут мальчонками лазили.
— Что ж, возможно, славяне копали, — согласился Дмитрий Павлович. — Ничего в том нет невозможного. А зачем копали? Вот сами тут покопаемся — разберемся. Только уже не в этом году.
После работы снова затрещал костер в воронке. На этот раз у огня хлопотал дед. Сидел, как древний колдун, освещенный багровыми костровыми отблесками, деловито подкладывал сухие ветви, курил и дым пускал сразу изо рта и мохнатых ноздрей. Ужин готовила Вера. Ребята побежали купаться, археолог занялся дневником раскопа.
Дед предложил Дмитрию Павловичу ночевать в сторожке или в сенном сарае, где он сам жил летом, и археолог с удовольствием принял приглашение.
— А завтра, — пообещал старик, — я такой курень здесь сострою — во сне никому не снилось… — И добавил, чтобы окончательно убедить ученого в высоких достоинствах будущего куреня: — Сам домой дорогу забуду, ей-богу!
— Добро, — согласился Дмитрий Павлович. — Значит, у нас с вами на городище стан будет, кудеярскому на смену. Только это уже с завтрашнего дня, наверное. Сегодня мне обязательно в Колодное съездить надо.
— Если насчет постели, — начал старик, — не сомневайтесь.
— Нет, нет, дедушка, дело есть. — Дмитрий Павлович неожиданно порозовел. — На почту мне необходимо.
Дед солидно кивнул головой: это, мол, дело ваше, мы не вмешиваемся.
— Писем ждете? — спросила Вера.
Старик глянул на неё укоризненно.
Археолог сорвал листок орешника и положил на согнутую в трубочку кисть правой руки, ударил — и лист лопнул гулко.
— Жду, да вот дождаться никак не могу.
Вернулись с реки мальчики. Поужинали, но, конечно, сразу археологу уехать не удалось. По глазам ребят он увидел, что ждут его рассказа.
— Рассказывать?
Ребята утвердительно закивали головами.
— Ладно. Только давайте пойдем на вал. Там ветерком продувает, не так душно будет.
— Работали — мерзли, поели — вспотели, — отозвался дед, однако первый поднялся на ноги.
Перешли на вал. Старик сразу залег в холодочке под кустом. Дмитрий Павлович удобно устроился на валу, свесив ноги в ров, ребята расположились возле него.
