Хильберто Ортис - Тайна опаловой шкатулки
— А Руй и Педро? Мы их тоже потеряли. А вдруг они в опасности?
— Сперва Комарик расскажет все, что знает об этих, из замка... И постарается припомнить туда дорогу. Тогда решим.
Комарик с готовностью стал рассказывать. Он тараторил, и тараторил, и выложил все, вот только дорогу вспомнить не смог. Лабиринт оказался похитрее, чем думали вначале. Даже для Моса. Решили вернуться по своим заметам. Продолжать плутать слишком рискованно. Здесь они совсем беззащитны.
Мос, как всегда, пошел впереди. Комарик продолжал болтать с кабальеро Лисандро. Фламман сосредоточенно думал. И вдруг он хлопнул себя по лбу:
— Дураки мы! Давайте смонтируем наш Аккумулятор! Нам теперь не прятаться, а наступать нужно! Иначе мы ни ребят не спасем, ни...
— Ни весь город, — договорил за него дон Алифанфарон.
Да, идея была неплохая. Ребята приободрились. Комарик ужасно воодушевился:
— Я вам тоже буду помогать!
Тут дон Алифанфарон вдруг засомневался:
— Из чего делать-то будем? У нас нет ничего.
— Из того, что под рукой, — беспечно насвистывая, ответил Мос.
— Из консервных банок, палок и веревок? — буркнул кабальеро Лисандро.
— Зачем? Можно вот что: если охотнички еще не угомонились, попробуем заманить кого-нибудь в ловушку и отнять машину. Разберем ее и используем детали.
— А с водителем что делать?
— Посидит взаперти. Очень просто. Ха! Они-то думают, что мы спрятались и сидим поджав хвост, то-то удивятся, когда мы сами на них нападем!
— Правильно, разберем машину. Что-нибудь да выйдет...
— Только, пожалуйста, не ловите моего бывшего дедушку, — грустно усмехнулся Фламман. — По-моему, его парусник нам не подойдет.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Дон Фадрике Почтенный
Дома для Педро было чистым наказанием вставать рано. Обычно Дамиан успевал вымести три четверти двора, а Педро уже все остальное. И совсем не потому, что Велосипед начинал раньше. Просто Педро еле волочил ноги, и метла вываливалась у него из рук. Только за завтраком ему удавалось окончательно проснуться.
Но сегодня... Прежде чем вернуться к нашей истории, поясним, почему в это утро Педро вскочил ни свет ни заря. Еще солнце не взошло, а он уже успел облазать весь дом.
Читатель, наверно, помнит, что Педро с доверием относился ко всяким рассказам о чудесах и колдовстве. Но мы, пожалуй, поторопились, когда назвали это предрассудками. Не совсем так. Педро любил сказки. И искал их везде, и сам выдумывал, и на Турецкую гору, честно говоря, полез за сказкой. Так что, поговорив с ребятами-беглецами, он даже немного расстроился. Зато теперь, в доме доньи Леоноры, воображение у Педро заработало с новой силой и разбудило его в немыслимую рань. Тайны, вот они, тайны! Объясните, к примеру, тот факт, что дом доньи Леоноры, казавшийся ночью настоящим замком, наутро выглядел как симпатичный деревенский домик, а двор, такой огромный в ночной темноте, вдруг оказался совсем небольшим, крепостная стена превратилась в невысокую ограду, а мальчишка-хулиган — в хорошенькую девочку. Скажете, ничего особенного? Может быть. Но только не для Педро. И вряд ли стоит его переубеждать.
Итак, какой смысл валяться в теплой постельке и мечтать о чудесах, если они тут, под рукой? Накануне он был в таком смятении, что ничего вокруг себя толком не рассмотрел. А посмотреть было на что.
Глиняные индейские фигурки, старинная фаянсовая посуда, китайские лаковые изделия стояли в застекленных шкафах рядом с колбами, ретортами, горелками и непонятными, но явно очень древними приборами. Ну точно. Если эта тетка не ведьма, то уж алхимик — наверняка. Рядом на стене висели две картины. На одной, написанной масляными красками, было изображено зубчатое колесо, от другой Педро пришел в полный восторг. Это была легкая, удивительно прозрачная акварель: целое море облаков, а над ними бумажный змей. Педро сразу вспомнил свою любимую книжку, роман Жюля Верна, в котором ему больше всего нравилось то место, где ребята запускают огромного бумажного змея.
Вдруг он заметил, что на первой картине зубчатое колесо поворачивается. Или показалось? Педро подошел и потрогал пальцем масляную краску. Странно. Картина как картина. Он снова взглянул на акварель и ахнул: облака на ней медленно рассеивались, расползались, так что внизу стала проглядывать земля и какие-то темные точки, в которых Педро вскоре различил детей — точь-в-точь иллюстрация к его любимой книжке.
— Так-так, все ясно, — прошептал Педро, хотя все было совершенно неясно. Потом он зачем-то вытащил нож и потрогал картину рукояткой.
— Это кинетическая живопись, — пропел у него за спиной нежный голосок. — Краски составлены из биомолекулярных частиц. Они приходят в движение по программе, и картина оживает. Тебе нравится?
Педро повернулся. На Урганде была расшитая индейская рубаха, в которой даже такой болван, как он, не смог бы принять ее за мальчика. Уши у него запылали, нож выпал из рук и — трах! — разбил чашку, стоявшую на столике.
— Ой! — Педро совсем растерялся, наклонился над столом и, ничего не соображая, стал прилаживать один к другому осколки чашки.
— Ничего не выйдет, — сказала девочка. — Давай я выброшу. Чашка — это ерунда. А вот посмотри, какой след от ножа!
Действительно, на изящном лакированном столике виднелась глубокая царапина.
— Если донья Леонора увидит это, она очень огорчится. Она очень любит этот столик. У нее с ним связаны какие-то воспоминания... Знаешь что, беги на улицу Марте. Это очень просто: выйдешь из дому, пойдешь налево, и через две улицы, в угловом доме, живет дон Гарси Фортиньо. Попроси у него восстановитель для дерева и немного лака Страдивариуса. Вот увидишь, поправим так, что ничего не будет заметно. Давай быстрее, пока донья Леонора готовит завтрак. Ну иди же, иди!
Вообще Педро терпеть не мог, когда им командовали девчонки, но в последнее время все выходило шиворот-навыворот. Он даже сказал «спасибо». Потом взял злополучный нож и вышел из дому.
Он шагал с твердым намерением сделать все в лучшем виде. Пусть Урганда знает, что не такой уж он идиот. Было прохладно, густые облака закрывали полнеба и... Педро остановился. Красный велосипед катался кругами по двору. Сам по себе. Похоже было, что он занимается утренней гимнастикой, разминается или, скажем, репетирует, как цирковая лошадка.
Значит, вот он какой, близнец-науаль. Симпатичный. Встретились наконец.
— Я Педро-Крокодил, — вежливо представился Педро. — Вы меня не узнаете? А мы вроде родственники...
Красный велосипед сделал вид, что не расслышал, и поехал дальше по кругу.
Не очень-то любезный родственник. Педро подбежал поближе, протянул руку к рулю, и — ну что за день сегодня! — велосипед лягнул его педалью в голень.
— Ах, ты лягаться?! — возмутился Педро.
Кто бы мог подумать, что собственная душа-близнец способна вот так обойтись с человеком!
А дальше Педро сделал то, что на его месте сделал бы, пожалуй, любой другой мальчишка. Оседлать и укротить! Что может быть естественнее этого желания? К сожалению, в охватившем его азарте Педро совершенно позабыл, что ему никогда в жизни не приходилось иметь дело даже с обыкновенными, смирными велосипедами.
Он примерился, разбежался, сделал красивый прыжок и... уселся задом наперед. У красного велосипеда оказалась отменная реакция: в самый последний момент, пока Педро был еще в полете, строптивец умудрился развернуться на сто восемьдесят градусов.
— Эй, стой, куда?! — Педро беспомощно махал руками, пытаясь сохранить равновесие, потому что держаться было не за что.
Велосипед был неумолим. Он набрал скорость и выехал в открытую калитку, потом свернул направо, в направлении, прямо противоположном тому, в котором собирался идти Педро, и помчался по дорожке. Оказывается, дом доньи Леоноры не был самым последним на окраине города. Педро молотил воздух руками, и перед глазами у него мелькали разноцветные домики, блестящие металлические конструкции, антенны и странные приборы на крышах, в назначении которых он не разобрался бы даже в нормальном состоянии. Велосипед вынес его на извилистую горную дорогу и принялся карабкаться вверх, подпрыгивая, как козлик. Тут незваный пассажир не удержался, покатился вниз по склону и бухнулся лицом в землю. Нос, конечно, пострадал, но можно считать, что Педро повезло: не затормози он носом, наверняка свалился бы на крышу домика, стоявшего двумя-тремя метрами ниже выступа, на который наш герой приземлился.
— Ну, ты, кондун этот... кидетический! — прогундосил Педро, грозя кулаком ехидному велосипеду, который стоял на холме и косился на него фарой. — Здать тебя бодьше не хочу!
