Тамара Крюкова - Триптих в чёрно-белых тонах
— Угу, — кивнула Клавдия, сняла куртку, сунула ноги в тапки и прошла на кухню.
Савва почувствовал её настроение.
— Что-то случилось?
— С чего ты взял? — пожала плечами Клавдия.
— Так.
— Наверное, погода действует. Надоела эта серая хмарь. В универе тоска. А у тебя что нового?
— Я сегодня на занятия забил. Зарабатывал презренный металл.
— Значит, девушка, которую я встретила, твоя клиентка? — нарочито безразличным тоном поинтересовалась Клавдия.
— Ну... в общем, да.
Заминка в его ответе не осталась незамеченной. Ревность снова выпустила коготки.
— Эффектная. Хозяйка жизни. Такие всего добиваются. Это ты ей создал имидж?
— О нет! — улыбнулся Савва. — Умение идти напролом всегда было при ней.
— Чего не скажешь обо мне, — с горечью произнесла Клавдия.
— Дурочка, тебе это и не нужно. Алка по жизни главнокомандующий. Её напористость — её враг. Мужчины не любят властных женщин.
Сердце у Клавдии радостно подпрыгнуло. Значит, Алка простая клиентка и для Саввы ничего не значит.
— А мне показалось, что за такой девушкой парни табуном пойдут. У неё броская внешность...
— Глупенькая. Ты в сто раз красивее.
Савва взял её руки в свои ладони. Пальцы у Клавдии были холодными, как ледышки. От волос пахло фиалками. Ему отчаянно хотелось её поцеловать, но он боялся разрушить с таким трудом возведённый между ними мостик.
Клавдия неосознанно почувствовала его желание и замерла в ожидании поцелуя, не зная, как реагировать. С одной стороны, если оттолкнуть Савву, он обидится. А с другой, дружба — это совсем не то, что влюблённость. Она предпочитала оставить всё, как есть.
Дилемма решилась сама собой. Оба одновременно почувствовали запах гари. Оставленная на плите яичница подгорела и обуглилась. По квартире распространился едкий дым.
— Тьфу ты! Яичница! — спохватился Савва и бросился на кухню.
Клавдия вздохнула с облегчением: не стоит ничего менять.
— Эх ты, кулинар! Накормил, называется.
— Спокойно. Яйца в холодильнике ещё не закончились, — сказал Савва, сбрасывая подгоревшую яичницу в мусорное ведро.
Вторая попытка оказалась более удачной. Пока они ели яичницу, Клавдия мысленно возвращалась к Алке.
Если все клиентки Саввы выглядят так стильно, то ничего удивительного, что при виде неё девица скорчила мину. Никудышная реклама стилисту. Зачем упираться, если из тебя хотят сделать человека? Ей-богу, как в пещере росла. Что случится, если на ресницы нанести немного туши? Все красятся.
— А ты можешь сделать мне макияж? — неожиданно попросила она.
— Запросто, — согласился Савва, как будто в её просьбе не было ничего необычного.
Он усадил Клавдию в крутящееся кресло спиной к трюмо. Впервые она не сопротивлялась, предоставив ему свободу творчества. Она начала усваивать урок: доверься партнёру и следуй ведению...
Клавдия помнила, как в день знакомства Савва превратил Золушку в принцессу. Она с замиранием сердца ждала перевоплощения, но где-то глубоко в душе затаился страх, что чудесного превращения не произойдёт.
Он довольно быстро закончил колдовать над её лицом и развернул кресло. Клавдия молча изучала своё отражение. Девушка в зеркале была она и не она.
— Ты — добрый фей. Взмах волшебной палочкой, и замарашка стала красавицей, — произнесла она.
— Какая же ты замарашка? Кстати, у меня для тебя сюрприз.
Савва достал из-за прислонённой к стене картины фирменный пакет и протянул Клавдии.
— Что это?
Она с любопытством заглянула в пакет и вытащила оттуда белоснежное платье из мягкой, струящейся ткани.
— Это мне? — прошептала Клавдия. Она и впрямь ощутила себя Золушкой перед балом. — Ты с ума сошёл. Зачем ты его купил?
— Я с первого взгляда понял, что оно создано для тебя.
В голове у Клавдии всплыло мамино наставление, что нельзя принимать подарки от чужих людей, но она отмахнулась от докучливой мысли. Савва был не чужой. И всё же, повинуясь задолбленному правилу, помотала головой:
— Я не могу его взять. Мама меня убьёт.
— А ты ей не говори. Нравится?
— Ты в самом деле добрый фей. Осталось превратить тыкву в карету.
— И отправиться в клуб. Нельзя же всю жизнь возле закопчённого очага сковородки чистить, — улыбнулся Савва.
— О нет, на такой подвиг я не готова, — со смехом отказалась Клавдия.
Она разложила платье на спинке дивана, чтобы как следует полюбоваться.
— Так не пойдёт. Платья шьют для того, чтобы их носили, — сказал Савва.
— Что же, мне дома наряжаться?
— А почему нет? Не могу же я создавать тебе имидж, когда ты вечно напяливаешь на себя что-то бесформенно серое. Ты — моя дипломная работа, забыла?
— Сумасшедший, — покачала головой Клавдия.
— Нет, серьёзно. Переодевайся. Да не бойся ты сбросить свою лягушачью шкурку. Тут её никто не тронет. Примеряй, а я пока пойду посуду уберу.
Савва удалился на кухню. Клавдия медлила. Чтобы сбросить «лягушачью шкурку», требовалась смелость. В чудесном платье серая мышка превратится в принцессу и откроется дверь в иной мир, как перед героями фэнтезийных книжек. Впрочем, настоящее не стоило того, чтобы за него держаться. Унылые лица и серые будни. Савва не в счёт. Он — провожатый в волшебный мир мечты.
Клавдия решительно сбросила свитер и джинсы и нырнула в платье. Оно сидело так, словно было сшито на заказ. Мягкая ткань приятно ласкала кожу и струилась по фигуре. Клавдия смотрела в зеркало и не узнавала себя.
— Это я, — прошептала она, словно ей требовалось подтверждение, что это не сон.
Она поспешно сменила разношенные тапки на танцевальные босоножки. Савва всё ещё гремел посудой на кухне. Клавдия застыла в дверном проёме.
— Я готова.
Савва обернулся и остолбенел. Результат превзошёл все ожидания. Блюдце выскользнуло у него из рук, ударилось о пол и разлетелось на осколки, но ни он, ни Клавдия не обратили на это внимания.
В белоснежном платье, с распущенными волосами Клавдия выглядела удивительно женственной.
— Белый — твой цвет. Ты всегда должна ходить в белом, — заявил Савва, не в силах отвести от неё взгляд.
Клавдия чувствовала себя такой счастливой, словно только что выиграла конкурс красоты и стала Мисс Вселенной.
— Зимой и летом одним цветом? — поддразнила она Савву.
— В любое время года. В любую погоду. Теперь я точно чувствую твой образ. Ты — классическая Бунинская девушка. Нежная, романтичная.
— Каждый день в белом я буду выглядеть нелепо.
— Это сейчас ты выглядишь нелепо в мешковатых робах. Просто ты привыкла к этой нелепости и воспринимаешь её как данность. Стиль — это индивидуальность, непохожесть. Вся фишка в том, что каждая девчонка стремится выделиться из толпы, а в результате носит то же, что и другие. А ты будешь не такая, как все.
— И в меня будут тыкать пальцем, — завершила Клавдия.
— Тобой будут восхищаться. Но, если тебя так волнует общественное мнение, могу успокоить: всем на всех наплевать.
— Ты так думаешь?
— Не думаю, а знаю. Люди обращают внимание только на себя. Хочешь докажу?
— Каким образом?
— Пошли, — сказал Савва и направился к вешалке в прихожей.
— Куда?
— В толпу. На улицу, — театрально произнёс Савва.
— Тогда мне надо переодеться. Не могу же я надевать куртку прямо на это платье, — сказала Клавдия.
— Хорошо, но это временная мера, пока не подберём тебе новый гардероб.
Клавдия не без сожаления сняла платье и натянула привычные джинсы. Впервые «лягушачья шкурка» не казалась ей родной. Повинуясь мимолётному порыву, девушка на мгновение зарылась лицом в мягкую белоснежную ткань, словно хотела сказать, что не прощается, и только после этого повесила платье на спинку кресла и побежала в прихожую.
Они уже выходили из квартиры, когда Клавдия заметила, что на одну ногу Савва надел чёрный ботинок, а на другую — кроссовку.
— Ты что, так пойдёшь на улицу? — опешила она.
— А что такого? Вот увидишь, никто внимания не обратит.
— Ты шутишь!
— Нисколько. Но, если стесняешься идти рядом, можешь наблюдать со стороны, — предложил Савва.
— Ну ты оригинал, — протянула Клавдия.
Они вышли из арки на оживлённую Тверскую. Стоило Клавдии взглянуть на ноги Саввы, как её начал душить смех. Они вдвоём стояли посреди улицы и хохотали. Наконец, отсмеявшись, Савва спросил:
— Ну что, ты со мной или поодаль?
— С тобой, — кивнула Клавдия. — Куда идём?
— В гастроном.
Рука в руке они зашагали по улице. Клавдия, которая робела перед людьми и предпочитала вести себя как можно незаметнее, удивлялась сама себе. С Саввой она ощущала необычайную свободу. Ей ничего не стоило вести себя чудаковато.
