Всеволод Нестайко - Приключения Робинзона Кукурузо
— Что же будем делать? Завтра он снова поставит сети и если… — Кукурузо не договорил. Вдруг с плёса донеслась звонкая песня:
Пусть всегда будет солнце,
Пусть всегда будет небо,
Пусть всегда будет мама,
Пусть всегда буду я!
Голоса были мальчишечьи и девчоночьи — бодрые пионерские голоса. Казалось, что прямо по воде и болоту шагает сквозь камыши весёлый пионерский отряд. Мы удивлённо переглянулись. Что такое? Потом схватились и побежали на берег — туда, откуда виден был плёс. Но ничего не увидели — мешали камыши.
— А ну айда на дерево! — крикнул Кукурузо.
Мы быстро вскарабкались на старую иву, под которой стоял шалаш, — это было самое высокое дерево на острове. И тогда увидали: из стружки на плёс выплывали, будто лебеди, шлюпки. В шлюпках сидели пионеры в белых майках, в белых панамках, с красными галстуками. В первой шлюпке стоял во весь рост стройный высокий парень в белых брюках, без майки, но тоже с пионерским галстуком. Это был, наверное, вожатый. Под бронзовой кожей его выделялись могучие мускулы. Казалось, этот парень сошёл прямо с физкультурного плаката: «Готовься к сдаче на значок ГТО!»
Но вот песня кончилась, и вожатый громко сказал:
— Друзья, предлагаю на этом острове сделать остановку. Как вы считаете, товарищ штурман? — склонился он к маленькому скуластому пареньку с нахмуренными бровями, который сидел на корме.
— Только так! — очень серьёзно ответил хлопец. Все почему-то засмеялись.
— Тогда держите курс на остров, штурман! — в тон ему сказал вожатый.
— Только так! — повторил хлопец.
И снова все засмеялись. Но на штурмана это не произвело никакого впечатления. Он даже бровью своей нахмуренной не повёл.
Одна за другой шлюпки пристали к берегу. И остров вмиг превратился в пионерский лагерь: смех, крики, беготня. Кто-то играл в мяч, кто-то уже плескался в воде, кто-то ловил сачком бабочек.
Мы сидели на дереве, не зная, что нам делать — показываться или нет. Впрочем, долго колебаться нам не пришлось. Какая-то высокая голенастая девочка наткнулась на шалаш и воскликнула:
— О! Смотрите! Здесь кто-то живёт!
Все сбежались. Подошёл и вожатый… Смуглый ловкий мальчишка с фотоаппаратом через плечо юркнул в шалаш и сразу же выскочил, держа в руках электрический фонарик, который я привёз Кукурузо из Киева.
— Фонарик, — пояснил он, — механический. С магнето. Даёт ток только тогда, когда нажимаешь на эту ручку.
И начал жикать, показывая. Кукурузо беспокойно заёрзал на ветке.
Голенастая девчонка тоже юркнула в шалаш и вытащила оттуда ружьё.
— Смотрите, настоящее, охотничье…
— Ой, осторожно: может, оно заряжено. Ещё выстрелит случайно! — взвизгнул кто-то из девочек.
Кукурузо не выдержал:
— А ну не троньте!
Все сразу подняли головы. Прятаться больше не было смысла. Мы слезли с дерева. И сразу нас обступили пионеры.
— А кто вы такие?
— Что вы тут делаете?
— Это ваш шалаш?
— И ружьё ваше?
— Вы охотники?
— Вы тут живёте?
Я растерянно посмотрел на Кукурузо. Он нахмурился и молчал.
— Да, они, наверно, просто рыбачат тут…
— Или из дому сбежали.
— Или в индейцев играют. Как «Маленькие дикари» Сетона-Томпсона. Помните?
— Или в робинзонов… Правда ж?
Я совсем беспомощно взглянул на Кукурузо. Мой друг густо-густо покраснел. И вдруг сказал:
— Ни во что мы не играем… У нас ответственное задание. Мы браконьера ловим.
— Ну-у?
— Вот это здорово!
— А кто же вам поручил?
— Почему это нам кто-то должен поручать? — пренебрежительно хмыкнул Кукурузо. — Мы его сами выследили и сами ловим.
Заметив, с каким серьёзным интересом смотрят на него пионеры, Кукурузо совсем осмелел:
— А ну положь ружьё. И фонарик отдай.
Фонарик и ружьё немедленно были положены на место.
— А всё-таки, как вы выследили браконьера? И как вы его будете ловить? — спросил смуглый паренёк с фотоаппаратом.
— И ружьё у вас тоже для этого? Чтоб ловить? — спросила голенастая девчонка.
Я решил, что надо перевести разговор на что-то другое.
— А у вас что — поход? — поспешно спросил я. — Или просто так — прогулка? И вы вообще откуда прибыли?
— Мы из Киева. Юные следопыты. У нас поход по местам партизанских боёв, — охотно объяснил парень с фотоаппаратом.
— Только так! — подтвердил штурман.
— Мы уже домой возвращаемся. Три недели в походе — прибавила голенастая девчонка.
— Не преувеличивай, Валька! Не три недели, а девятнадцать дней. Сегодня двадцатый, — вмешалась в разговор остроносенькая девочка в очках.
— А вы не боитесь заблудиться в наших плавнях? Они ж знаете какие!
— Да у нас же и карта и компас. Чего же бояться!
— Послушай, Игорь! — обратился к пареньку с фотоаппаратом вожатый. — Надо вот что выяснить. Если ребята в самом деле ловят браконьера, может, мы им тут помешаем. Нас много, мы шумим — ещё спугнём его. Вы не стесняйтесь, скажите — если так, мы можем переехать в другое место. Нам же всё равно.
Мы с Кукурузо переглянулись.
— Да чего там, оставайтесь, — сказал Кукурузо. — Он приедет только ночью, да и то не сегодня, а завтра. Так что до завтрашнего вечера вы нам не помешаете.
— Ну смотрите, — сказал вожатый и обратился к пионерам: — Раз так, вынимайте продукты, разжигайте костёр — будем завтрак готовить.
— Только так! — авторитетно подтвердил маленький скуластый штурман.
Пионеры сразу опять загалдели и побежали к шлюпкам.
— Ты, Игорь, займись костром, — сказал вожатый. — Ты у нас мастер.
— Пойдём, я покажу, где хворост, — по-хозяйски предложил Кукурузо.
И мы втроём пошли в глубь острова. Шли и, как всегда бывает в начале знакомства, смущённо молчали — не знали, о чём говорить.
И вдруг Игорь, не раскрывая рта (мы это хорошо видели), громко не то рявкнул, не то гавкнул. И сразу где-то в середине у него заиграла музыка. Настоящая музыка. Джаз. Такое, знаете: бз-вз, дудль-будль, бум-бем, бу-га-га… И потом что-то запело женским голосом по-ненашему… Мы остановились и вытаращили глаза на Игоря: что за чертовщина!
Он засмеялся и передвинул из-за спины вперёд то, что мы всё время считали фотоаппаратом.
— Приёмник. Портативный. На транзисторах… на полупроводниках. Это я только в футляре от фотоаппарата его собрал. Потому что другого корпуса не было. Да и удобно. Через плечо носить можно.
Вот оно что! Так это переносный маленький радиоприёмник. Как мы сразу не догадались! О том, что такие есть на свете, мы знали. Я в Киеве видел, да и у нас в сельмаге продавались когда-то, «Турист» называются.
— Хорошая штука, — опомнившись, снисходительно сказал Кукурузо. — Сколько дал?
— Что — дал?
— Ну заплатил сколько?
— Нисколько. Сам сделал.
— Что-что? — Кукурузо скривился и приставил ладонь к уху, будто недослышал.
Я хихикнул.
— Сам, говорю, сделал, — серьёзно повторил Игорь.
Я ещё раз хихикнул.
— Ага, — криво усмехнулся Кукурузо. — Ну да. Я же и спрашиваю: сколько дал? У нас в сельмаге «Турист» продавался. Тридцать пять рублей. Красивый, под перламутр. Ну, а этот сколько?
— Вот чудак, не верит… Ну, как хочешь…
Из кустов вышел вожатый:
— О чём это вы, ребята, спорите?
— Да ничего, просто так…— махнул было рукой Кукурузо, но потом, глянув снизу на вожатого, неожиданно ехидно спросил: — Дядя, а у вас все пионеры такие во… или только этот?
— А что такое?
— Да ничего… Просто он говорит, что этот приёмничек сам сделал… Может, вон та девочка настоящий автомобиль сама сделала, а тот штурман — «только так» в космос летал?
— Насчёт космоса и автомобиля не скажу, а вот приёмник он действительно сам сделал. Это точно. Он у нас молодец! В радиокружке уже третий год. Академиком будет.
Вожатый говорил серьёзно, без всяких шуток. Не верить ему было невозможно. Кукурузо сразу скис и сморщился, как футбольный мяч, из которого выпустили воздух. Насмешливые огоньки в глазах погасли, концы губ опустились. Я тоже был удивлён. Мне почему-то всегда казалось, что все эти умненькие образцово-показательные ученички, которые мастерят действующие модели кораблей и самолётов, выпиливают из фанеры лобзиком разные кружевные полочки и сотворяют прочие выставочные штуки, от которых ахают учителя и родители, — все эти «гении» обязательно должны быть хилые, длинноносые и в очках. И обязательно чудаковатые. Так я был уверен. А тут перед нами стоял нормальный курносый хлопец — мускулистый, загорелый, по всему видать, физкультурник. Как-то больше представлялся он на спортплощадке, среди шумной ватаги спортсменов, чем в тихой лаборатории, углублённым в перепутанные внутренности какого-нибудь радиоприёмника.
