Алексей Югов - Черный дракон
Посетителей было несколько, все больже женщины. Под портретом Ворошилова в морской форме, за большим дубовым столом, сидел, склонив голову, бритоголовый пожилой человек, грузный, в гимнастерке защитного цвета.
Он перешевеливал одну за другой бумаги и книги, лежавшие на столе, заглядывал под них и тихо поругивался. По-видимому, он что-то потерял, какой-то мелкий предмет, и не мог найти. Это, должно быть, и задерживало его посетителей, томившихся в ожидании.
«Да уж не печать ли он потерял?» — подумал Ершов.
Однако нет: вот только что она мелькнула под тем журналом, который как раз и приподнимал управдом. А между тем он все продолжал искать что-то, выдвигая поочередно ящики стола и ощупывая карманы.
— Товарищ управдом, может быть, вы печать ищете? — спросил Ершов.
— Ее, ее, чертовку, — проворчал управдом, продолжая искать.
— Так вот же она! — и Ершов приподнял журнал.
— Ишь ведь! Обеспамятел совсем, старый! — с досадой сказал управдом и рассмеялся. — Вот спасибо, брат! Давай-ка, садись у меня за секретаря, а то наш-то в райсовет ушел, а без него, как без рук, — пошутил он.
Ершов смущенно молчал.
Управдом с ожесточением принялся ставить печати, и скоро посетители были отпущены. Остались Коля Ершов и Миша Бутылкин.
Тогда управдом взял одну из лежавших перед ним на столе недокуренных папирос и повернулся к ребятам.
Тут Ершов заметил на его гимнастерке значок ворошиловского стрелка.
«Ого! — подумал он. — Это хорошо!»
Небрежным движением, словно бы так, между прочим, он распахнул пальто, чтобы можно было увидеть на его груди такой же точно значок. Легкая усмешка мелькнула на лице управдома. Ершов заметил зто.
«Не верит, наверно, что это мой собственный значок, подумал, наверно, что у отца взял или, дескать, так просто нацепил».
И ему захотелось объяснить этому человеку, что значок получен им за отличную стрельбу в тире ЦДКА, куда он часто ходил со своим отцом, тоже ворошиловским стрелком. Но он прекрасно понимал, что ни с того ни с сего не будешь же заговаривать об этом. Он молчал.
— Ну, товарищи дорогие, а вы зачем ко мне пожаловали? — спросил управдом. — Ты ведь, кажется, Бутылкин? — добавил он, посмотрев на Мишу.
— Бутылкин.
— Так. Ну что же вам угодно, товарищи?
— Пускай он говорит, — кивнул на Ершова Чемпион, — мы с ним по общему делу.
— Ну, ворошиловский стрелок?
Ершову пришлось начать:
— Мы, товарищ управдом, работаем в химическом школьном кружке вместе с вашими ребятами... Нас пока пятеро... И вот мы завели для занятий по химии свою маленькую лабораторию, общую, а поместить нам ее негде... Мы вот и пришли от кружка просить вас, не дадите ли вы нам хоть маленькое помещение... опыты делать...
Управдом неожиданно быстро согласился:
— Что же, можно, ребята. Красный уголок вам подойдет?
Ершов с Бутылкиным переглянулись.
— Нет, — сказал Ершов. — Нам так, чтобы на все время... до осени...
— Можно даже и на дворе... какой- нибудь чердак, все равно, — добавил Бутылкин.
Управдом только руками развел:
— Да, братцы вы мои, откуда же я для вас чердаков наберусь?!
Он задумался и застучал тяжелыми пальцами по столу.
— Чердак... чердак... чердак... — постукивая, повторял он.
Бутылкин смотрел на него и улыбался.
— Стоп, — сказал управдом и перестал стучать пальцами. — Будет вам, химики, помещение, есть!.. Есть помещение, — повторил управдом. — Ну, а кто мне поручится, дорогие товарищи, что это действительно на пользу будет, для учебы? А вдруг у вас там озорники заведутся?
Он откинулся немного в сторону и таким взглядом посмотрел на Ершова и Бутылкина, как будто эти озорники уже стояли перед ним.
— В конце концов мы пионеры, товарищ управдом! — спокойно сказал Ершов, поднимая голову.
Управдому это понравилось. Он с явным расположением посматривал на Ершова.
— Да это, впрочем, я так, — сказал он, добродушно рассмеявшись. — У меня ведь из вашей школы была уже здесь вожатая ваша, товарищ Дзен... Дзен... А, и не выговоришь сразу!..
— Дзендзелло, — подсказал Ершов.
— Вот, вот. Ну и она мне прямо-таки поручилась за вас. Да еще и то обещала, что вы у меня здесь всех неорганизованных хлопцев подберете... в кружок свой... Этим меня и взяла... Так что помещение я вам предоставлю в два счета!
С этими словами он тяжело оперся ладонями о стол, встал и запер печать в ящик стола.
Официальная часть разговора была закончена. Взяв со стола свой белый картуз, управдом подошел к Ершову и, бережно потрогав его ворошиловский значок, спросил:
— Давно ли?
И Ершов, обрадованный этим долгожданным вопросом, рассказал, как получил он звание ворошиловского стрелка, сообщив попутно и об отце.
— Добре, добре, — сказал, выслушав его, управдом. — Ну ладно, прощайте покудова.
Он протянул было им руку, но Ершов, а следом за ним и Миша Бутылкин быстро отсалютовали ему по-пионерски, так что рука управдома осталась висеть в воздухе.
Этот большой человек даже растерялся от неожиданности и, не решив сразу, как должен он ответить на их салют, неопределенно помахал приподнятой правой рукой.
— Ну-ну, всего хорошего!..— пробормотал он, глядя им вслед.
4Вася Крапивин стоял на крыше сарая, позади голубятни, и, опираясь на шест, следил за игрой стаи.
Засмотрелся и проходивший по двору управдом. Ему пришлось даже немного сдвинуть с затылка свою тюбетейку, а то бы упала наверное.
Белая наглаженная рубаха управдома сияла и лоснилась на солнце, словно крыло чистого белопоясого.
Голуби то летели просто и торопливо, словно уходя от опасности, то вдруг шарахались и вслед за этим плавно перестраивались в одну линию; то вдруг снова весь их строгий порядок волнообразно изгибался и перекручивался, как бы выворачиваясь наизнанку.
Вася Крапивин уже давно и с большим удовлетворением заметил, что управдом смотрит на его голубей, но не показывал и виду, что заметил, и даже ни разу не поглядел вниз.
А сам в это время он был как бы со своей стаей и как бы нашептывал ей: «Ну, теперь вот так, вот так, ребята, вот этак развернитесь».
Одна из соседок, проходя мимо управдома, поздоровалась с ним и сказала:
— Любуетесь, Федосей Маркович?
— Да-а... Эскадрилья... — пробурчал управдом, как бы застигнутый врасплох и недовольный этим. — Вот что, друг, сойди-ка сюда на минутку, — позвал он Васю Крапивина.
Тот положил шест и быстро, словно обезьянка, спустился по углу сарая на землю.
—Да... Так-то, видишь ли, товарищ Крапивин... — начал управдом, не глядя на стоявшего перед ним Васю. — Придется, братец ты мой... — тут управдом вынул папиросу, зажег спичку и, раскуривая и попыхивая дымком, от чего голос его сделался глухим и невнятным, продолжал так: — Придется, братец ты мой, тебя побеспокоить...
Сказав эти слова, управдом отшвырнул погасшую спичку и, уже глядя в лицо Крапивину, продолжал деловито и строго:
— Помещение это, — показал на голубятню, — нам понадобилось. Тут уж ничего не поделаешь, придется освободить.
У Васи остановилось дыхание, и сердце сделало два таких сильных удара, что он покачнулся. Потом в лицо кинулся жар, и губы сразу пересохли.
— А как же?.. А куда же я голубей дену? — проговорил он охрипшим голосом.
— Ну... сделаешь клетку, что ли...
— Клетку?! — ужаснувшись, воскликнул голубятник. — Что вы, товарищ управдом! Да разве их можно в клетках держать?! У меня вот черный дракон есть, сто пятьдесят рублей стоит, так он и от этих условий чуть не сдох... А если в клетку его, тогда что же будет?!
Управдом развел руками:
— Ну уж как-нибудь, брат ты мой!.. Что же делать?! А по совести сказать, так я бы уж и давно ликвидировал их на твоем месте... Продал там, что ли... Ведь хорошую, стало быть, цену можно взять, а?
Вася ничего не ответил. Лицо управдома как-то потемнело.
— Я так считаю, — продолжал он более жестко, — не вечно же тебе, брат ты мой, по крышам лазать да шестом размахивать. Годочков тебе уж порядочно... учишься... Пора бы чем-нибудь и другим заняться... Да... так вот так-то. Ты давай уж сделай это, не откладывай в долгий ящик, — закончил он решительным распоряжением и отошел от Крапивина.
Вечером Вася пожаловался своему отцу. Отец Васи был вдов, и они жили только вдвоем. Обеды брали в столовой, а дома у них был электрический чайник.
— И ничего ему не нужна моя голубятня, а просто Колька Ершов да здешняя наша одна — Чугунова Маруська — хотят в моей голубятне опыты делать... вот они его и упросили, — закончил Вася Крапи-вин свою жалобу.
Отец хмурился и так крепко тер ладонью вправо и влево свою раздвоенную рыжеватую бороду, что слышно было, как борода трещала. Такая привычка у него была, когда он сердился на кого-нибудь, а ругаться не хотел.
— Да-а... Неладно это он... Ну погоди, не плачь: сам сегодня схож-, переговорю с Федосеем Марковичем... Не должны они так делать, — заявил отец и погладил его по голове.
