Любовь Воронкова - Рожок зовет Богатыря
Которая по небу
Бродит одна,
Обзаведется сестрою:
Ей люди сестренку
Построят, —
с улыбкой прочел Толя.
...Ты вырастешь, мальчик,
И верится мне:
Каникулы ты проведешь
на Луне!
Все засмеялись:
— Ох, Тольян! — Антон вздохнул. — Это ты сам сочинил?
— Ну, вот еще, — усмехнулся Толя, — непременно сам! Родари сочинил.
— Ты бы полетела? — спросила Катя у Светланы.
— Не знаю... — сказала Светлана, хотя у самой уже вспыхнули глаза. — Наверно, полетела бы!.. Интересно же... Я Уэллса читала... Толя, а ты полетел бы?
— Я-то полечу. Пока вырасту — уже спутники будут вокруг Земли летать. И ракета будет готова. Почему же мне не полететь?
— А я бы не полетел, — покачивая головой, негромко сказал Сережа. — Страшно это... Я когда долго гляжу на небо, на звезды и думаю: а ведь это все разные планеты, разные миры... и Земля наша среди них такая маленькая, — то мне так страшно делается... Лучше не глядеть...
— Смешно! — Толя слегка пожал плечами. — А по-моему, ничего страшного нет. А шуму будет с этим делом — на весь мир шуму! Наверно, тех, кто полетит, во всех газетах портреты на первой странице напечатают — и во всех странах. Вот слава-то! Пожалуй, я бы лучше и Смысловым не хотел бы... А вот на Луну! Ух ты! Обязательно полечу! Я не я буду! Ну, а кто трусоват немного, — добавил он, взглянув на Сережу, — тому, конечно, лучше дома сидеть. Надежнее.
Тьма все гуще становилась в тайге. Шорохи пошли по лесу — где-то шелестела листва, где-то потрескивали сучья... В наступившем молчании отчетливо прозвучал глухой голос ночной птицы.
— А вот, как говорят... эта... раньше людей в тайге убивали, — прошептал Антон.
— Ну! — Сережа махнул рукой. — Это когда было-то! Тогда хунхузы по тайге лазили. Охотников грабили, искателей... А теперь кто?
— Теперь? — Толя усмехнулся. — Ха! А что, у нас граница очень далеко? Что, думаете, диверсанты к нам дорогу забыли? Вот недавно рассказывали...
— Какие там диверсанты! — прервал его Сережа, покосившись на девочек. — И что про них на ночь вспоминать! Да и откуда они здесь возьмутся?
Сережа зевнул. Зазевали, глядя на него, и ребята.
— Однако спать пора, — сказал Сережа.
— Ага, спать, — охотно согласился Антон.
— Ох, и уснем же сегодня! Ох, и выс... — начала было Светлана и вдруг, не договорив, испуганно раскрыла глаза и, схватив Толю за плечо, молча указала куда-то во тьму.
Все оглянулись. Там на высоте человеческого роста бесшумно двигался огонек. Он то пропадал, то возникал снова, понемножку приближаясь.
— Папироса... — прошептал замирающим голосом Антон.
— Диверсант... — прошептала Светлана. — Толя, видишь?
Толя пристально глядел на мерцающий огонек и ничего не отвечал. В глазах его была тревога.
— Вы что? — ничего не понимая, спросил Сергей. — Чего вы?
— Кто-то идет к нам... — прошептала Катя. — Папироска...
Но в это время случилось какое-то чудо. Папироска взлетела вверх, а вместе с ней сразу несколько огоньков взвилось в бархатную тьму.
— Тьфу ты! — плюнул Антон. — Пугают только...
А Катя рассмеялась до того, что повалилась на землю.
— Что это? Ну что это? — Светлана нервничала, взглядывая то на ребят, то на бесшумно вьющиеся огоньки.
— Чудаки, — сказал Сережа и пошевелил костер. Пламя заиграло, широко осветив лес.
Толя посмотрел на Светлану через плечо:
— Неужели ты светляков никогда не видела? Толя произнес это небрежно и уверенно, но Светлане показалось, что он сам еле перевел дух. Наверно, неправду говорят они все, чтобы не пугать Светлану.
— Светляки не летают, — недоверчиво ответила она. — Светляки сидят на траве и чуть-чуть светятся. А эти — вон что!
Но Катя успокоила ее.
— Так это где-то не летают, — сказала Катя, — а у нас в тайге сколько хочешь!
А в тайге уже было полно бесшумных, призрачных огоньков. Они реяли в черноте ночи, они вились всюду — от земли до вершин деревьев и выше вершин. Они кружили и в траве и среди спутанных черных ветвей. И уже не разобрать было, где звезды, где светляки. Не то светляки улетели вверх и там мерцают, не то звезды спустились в тайгу и бродят, и летают, и вьются среди черных деревьев.
Катя, все еще смеясь над своим испугом, вскочила на ноги, сняла с Антона кепку и пошла ловить светлячков. Скоро она вернулась к костру и показала Светлане, кто их так напугал. Это был маленький серенький жучок с жесткими крылышками.
— Видишь? — усмехнулся Толя. — Гораздо меньше тебя, так что бояться их не стоит. Не съедят.
— И как это мы сразу не догадались, что это светляк? — сказала Катя. — Как будто мы их сроду не видели! Вот чудно получилось!
— Почему не догадались? — лениво ответил Толя. — Я сразу догадался... Я только на вас удивился. Гляжу — всполошились, задрожали. Умора!
Понемногу ребята успокоились. Они улеглись было прямо на земле, но Сережа, этот упрямый приставала, заставил всех встать и натаскать еловых веток. Еловые ветки — лучшая постель в лесу: они пружинят, не мнутся, не сбиваются в комья и не держат в себе сырости, как листва.
Растянувшись на этой колкой постели, Сережа почувствовал, что он шибко устал и что сейчас заснет, как камень. Но в это время Светлана заохала и заныла:
— Ой, колется до чего! Никак я не могу... Ну никак... Сквозь платье... Колючки железные... Я лучше на земле.
— Нельзя на земле, — сказал Сережа, превозмогая сон, — воспаление легких получишь.
Он нехотя встал, стащил с себя свой испытанный, сшитый из чертовой кожи пиджачок и молча кинул его девочкам. Ребята кто как приютились у костра.
— Не заснуть бы всем, — сказал Сережа, — дежурного надо.
— Спите. Я — часовой! — ответил Толя. Он сидел, обхватив руками плечи, и смотрел в огонь.
— Мама, наверно, не спит... И отец... — прошептала Катя, засыпая.
— Попадет от матери... — пробормотал Антон.
«А мне тоже от тети Надежды...» — уже не в силах что-либо сказать, подумала Светлана.
Толю мучила дремота, одолевала усталость.
«Не смей спать! Не смей спать! — приказывал он себе. — Еще не хватало! Часовой не смеет спать на посту!»
Он вставал, похаживал, поправлял костер, опять садился. Но как только садился, сон охватывал все его тело. Глаза были открыты, но сонные виденья заволакивали их. Томила тоска по дому, по теплой постели. Мама даже занавески наплотно закрывает, чтобы солнце не разбудило, она ведь и сама очень любит поспать утром. А здесь — колючие ветки, дым от костра, с одного бока горячо, с другого холодно... Да еще звери бродят кругом. Зачем, зачем он побежал за этим оленем!.. За каким оленем? Ах да, у которого золотые рога. Из литого золота. Надо же срезать ему эти рога, он сломает их, потеряет...
Толя встряхнул головой. Мысли начинали путаться.
«Хватит! — сказал он сам себе. — Всю ночь, что ли, я один буду дежурить?» Он растормошил Антона:
— Вставай. Твоя очередь.
И улегся на его место, укрывшись Антоновой тужуркой.
12
В совхозе было много хлопот с оленями. Загоняли, считали. Недосчитались многих, и опять партия рабочих ушла в тайгу.
— Как заиграю завтра на кормежку, придут! — сказал Иван Васильич Крылатов. — Хлебушек поманит!
— Посмотрим, — согласился директор Роман Николаич. — А завтра с утра опять облаву устроим. Интересно, Богатырь пришел?
— Нет, не пришел, — покачал головой Иван Васильич. — Ребята теперь расстраиваться будут. На выставку же его хотели...
— А ребята с вами пришли?
У Ивана Васильича была привычка, разговаривая с человеком, глядеть не в глаза ему, а куда-то вдаль. Словно он говорит так, между прочим, а сам думает о чем-то своем или видит вдали что-то очень милое и приятное, от чего ему и отрываться не хочется.
Так же вот раздумчиво, устремив в неведомо какую даль свои голубые глаза, Иван Васильич разговаривал и с директором. Но когда Роман Николаич спросил о ребятах, Крылатов вскинул брови и взглянул на него:
— Ребята? Нет... Со мной их не было. Сначала шли сзади, а потом уметнулись куда-то. Хотел пробрать... Тут облава нужна, а их след простыл! Покричал, покричал...
— Не видать их что-то, — сказал директор, скрывая беспокойство. — Ну-ка, пошлите кого-нибудь домой. Пусть узнают.
Ребят не было. Тревога пошла по совхозу. Расспрашивали друг у друга — кто их видел в последний раз, где их видели... Разговоры, шепоты, догадки, ожидание. Толина мать, Евдокия Ивановна, в слезах ходила от дома к дому и у всех спрашивала, пришел ли кто из ребят. Директор послал за Андреем Михалычем. Но Андрей Михалыч, проводив стадо, остался в тайге искать оставшихся там оленей.
— Выйдут! Попозже придут! — успокаивали друг друга люди. — Не маленькие. В тайге выросли.
