Анника Тор - Пруд Белых Лилий
Мы сами вместе с тетей Эмилией и ее мужем подали новое заявление в консульство США. Тете Эмилии посчастливилось связаться с дальним родственником из Нью-Джерси, он обещал попытаться нам помочь. Может, на этот раз повезет больше. В любом случае мы не теряем надежды, пока знаем, что вы, девочки, ждете нас. Но если не повезет и если письма станут доходить до вас редко, ты должна помнить, мы думаем о вас с Нелли каждый день, да что там, каждый час.
С любовью, твой папе,".
Радость, которую Штеффи только что чувствовала, мгновенно исчезла.
Вот бы приехать домой и рассказать родителям, что она сегодня сделала. Они бы, конечно, гордились своей дочерью.
Почему же над ней словно нависла мрачная тень? Почему она не может, как другие девочки, огорчаться только из-за неважных отметок или что нос недостаточно прямой?
Почему родители отправили ее в Швецию?
Для ее же блага, конечно, но все же…
Штеффи чувствовала себя совершенно одинокой и покинутой.
За стеной в комнате Свена послышалась музыка. Она осторожно постучалась к нему.
— Входи.
Штеффи открыла дверь.
— Это ты? Заходи и садись.
Свен убрал со стула несколько книг и стопку бумаги, а сам сел на кровать. Штеффи осталась стоять посреди комнаты.
— Что такое? — спросил Свен. — Что-нибудь случилось?
Штеффи заплакала. Тихо, только слезы бежали по щекам.
— Стефания, — сказал Свен, — милый мой друг. Иди сюда и садись.
Штеффи не двинулась с места. Тогда Свен поднялся, взял ее за руку и подвел к кровати. Они сели рядом, и Свен обнял ее за плечи. Штеффи положила голову ему на грудь, чувствуя тепло его тела. От Свена едва уловимо пахло лосьоном для бритья. Никогда еще она не была так близко к нему.
Они сидели тихо-тихо. Вот бы сидеть так целую вечность, не двигаясь. Он обнял ее за плечи, она склонила голову ему на грудь. Штеффи слышала, как бьется его сердце.
Наконец Свен слегка отстранился и приподнял ее лицо за подбородок.
"Сейчас, — подумала Штеффи и закрыла глаза. — Сейчас, сейчас он меня поцелует".
В ожидании она чуть раскрыла губы, как это делала героиня фильма.
Но Свен ее не поцеловал. Он достал чистый носовой платок из кармана брюк и вытер ей слезы. Затем поднялся и подошел к граммофону. Только сейчас Штеффи заметила, что музыка закончилась, а игла царапает пластинку.
— Что случилось?
Он выдвинул стул и сел напротив нее.
— Я получила от папы письмо.
— Что он пишет?
— Все так ужасно. Маме приходится работать на фабрике, и у них не хватает еды, а папе запрещено ездить на работу на трамвае. Эви уехала в Бразилию, и мы, наверное, никогда больше не встретимся.
Все ее мысли и мечты, вся тоска и беспокойство выплеснулись наружу, словно поток, прорвавший плотину.
Свен слушал.
— Как бы я хотел тебе помочь, — сказал он, когда Штеффи замолчала. — Я бы сделал все, что в моих силах, лишь бы твоим родителям позволили приехать сюда.
Штеффи молча кивнула. Она знала, ничего больше не поделаешь. Тетя Марта и дядя Эверт, даже жена доктора уже испробовали все, чтобы мама с папой получили разрешение на въезд в Швецию.
— Друзья должны рассказывать друг другу обо всем, — сказал Свен. — Так ведь?
Штеффи снова кивнула. Но ей стало интересно, так ли откровенен с ней Свен или все-таки что-то скрывает. Что-то, что связано с районом Майорна и пивной.
Глава 19
Прошла неделя с тех пор, как Штеффи ходила в кино, но никто ее не наказал, ни Бог, ни тетя Марта. Однако она все-таки боялась ехать на остров.
Первое полугодие подходило к концу, и занятия в школе занимали все больше времени. По нескольку раз в неделю проводились опросы и письменные работы.
Штеффи не особенно волновалась за свои отметки. Она знала, что принадлежит к числу лучших учениц в классе — она сама, Алиса и еще одна девочка по имени Гуннель. Конечно, ее шведский был не безупречен, но после недавнего сочинения фрекен Альберг сказала: у Штеффи большой запас слов, что удивительно, а ее правописание заметно улучшилось по сравнению с началом учебного года.
— И у тебя, Стефания, такая живая фантазия, — добавила она.
Штеффи была уверена, что по математике и биологии получит самую высокую отметку. Хедвиг Бьёрк не из тех учителей, которые имели любимчиков и баловней, но она высоко ценила учениц, интересовавшихся ее предметами.
Фрекен Крантц продолжала придираться к немецкому произношению Штеффи. На опросе по грамматике она с удовольствием спрашивала ее, а та часто не могла ответить. Штеффи знала, как это называется, но фрекен Крантц требовала привести пример и сказать, из какого параграфа немецкой грамматики он взят. Штеффи не понимала, зачем это нужно. Она ведь слышала, что правильно, а что — нет. Зачем еще эти параграфы?
С письменные работами по немецкому языку она справлялась хорошо, это были отрывки, которые следовало перевести с немецкого языка на шведский и наоборот, хотя фрекен Крантц вычитала очки за ошибки в шведском. Но в переводах на немецкий язык не было ни единой орфографической ошибки.
— Несправедливо, что она вычитает у тебя очки, — однажды сказала Май, когда класс только что получил свои письменные работы. — Она ведь учительница немецкого языка. Как ты говоришь по-шведски, ее не касается.
"Май права, — думала Штеффи, — но что тут поделаешь?"
В конце ноября у них намечалась проверочная работа по математике, последняя в полугодии, она станет решающей для отметки. За день до работы Штеффи забыла в парте свой учебник по математике. Она вспомнила о нем, когда они с Май уже вышли из школьного двора и свернули за угол к Городскому театру.
— Иди без меня, — сказала Штеффи подруге.
— Я могу подождать тебя, — предложила Май.
— Нет, не нужно.
— Тогда увидимся завтра.
Штеффи побежала назад, через школьный двор и вверх по лестнице. Она надеялась, что Хедвиг Бьёрк еще не успела запереть кабинет и не ушла.
Дверь класса была раскрыта настежь, а Хедвиг Бьёрк вытирала доску.
— Извините, я забыла учебник, — задыхаясь, выпалила Штеффи.
Хедвиг Бьёрк улыбнулась:
— Похоже, ты бежала со всех ног.
Штеффи достала учебник из парты и собралась уходить.
— Раз уж ты все равно здесь, — сказала Хедвиг Бьёрк, — может, сделаешь мне одолжение?
— Конечно.
— Возьми вот эти книги и отнеси их фрекен Хамберг. Думаю, она все еще в учительской. А если нет — положи книги на ее стол, в углу слева, рядом с моим. Ты найдешь учительскую?
— Конечно!
— Спасибо за помощь, — сказала Хедвиг Бьёрк.
В школе было тихо и пусто. Шаги Штеффи эхом разносились в безлюдном коридоре.
Штеффи постучала в учительскую, но никто не открыл. Она попробовала толкнуть дверь. Дверь оказалась не заперта.
Ей было неловко входить в пустую учительскую, но она все же открыла дверь.
В потоке света, падающего из окна, вырисовывался силуэт. Это не был кто-то из учителей.
Это была Алиса.
Она стояла у рабочего стола Хедвиг Бьёрк, склонившись, словно что-то искала в бумагах, лежавших в беспорядке на небольшой подставке. Алиса выпрямилась и посмотрела на Штеффи:
— Что ты здесь делаешь?
— Я принесла книги для фрекен Хамберг.
— Фрекен Бьёрк попросила меня принести ее бумаги, — ответила Алиса. — Но я их не нахожу. Положи книги туда, вон стол фрекен Хамберг.
Что-то не сходилось.
Если Хедвиг Бьёрк послала Алису за бумагами, отчего бы тогда ей не попросить прихватить книги?
Но если она ни о чем не просила Алису, что тогда та делала в учительской? Что искала на столе фрекен Бьёрк?
— Не беспокойся, — сказала Штеффи. — Я не собираюсь ябедничать.
Алиса не отвела взгляд.
— О чем ты говоришь? Ябедничать? Ты что, больная? Навыдумывала тут себе невесть что. Ты шпионишь за мной еще с начала учебного года. Сидишь там, у пруда, после обеда и глазеешь, когда я прохожу мимо. Я ведь уже просила тебя оставить меня в покое, ты что, не поняла?
Штеффи услышала свой собственный голос, четкий, но словно издалека, словно он принадлежал другому человеку:
— За что ты меня ненавидишь?
— За то, что ты позоришь меня.
— Позорю? Чем же?
— Моя семья живет здесь уже в четвертом поколении, — сказала Алиса. — Нам никогда не приходилось стыдиться того, что мы — евреи. Мои родители, даже бабушка с дедушкой, говорят по-шведски без акцента. У моего отца крупное предприятие. Мы общаемся со всеми, с кем считаются в городе. Но вот приезжают беженцы, у которых ничего нет, которые даже не могут говорить по-шведски. Нам это не все равно. Люди могут подумать, что мы такие же.
Штеффи онемела. Но уже через полминуты она знала, что сказать:
