Юрий Сотник - Рассказы
– Знаю. Карантин, – сказал Лодя.
– Его вся деревня боится, – снова вполголоса заговорила Маша. – На прошлой неделе, когда его вели в стойло, он лошадь забодал, а во вторник счетовод на велосипеде ехал, так он на него... Счетовод прямо с велосипеда через забор прыгнул и поэтому остался живой.
Все это Лодя уже знал. Знал он также, что Берендей не подпускает к себе ни одного из работников фермы и что ладит с ним лишь колхозный зоотехник, который и привез Берендея откуда-то из-под Ярославля. Берендей перестал щипать траву, приподнял голову и, стоя боком к ребятам, следил За ними блестящим немигающим глазом.
– Идем, – сказала Маша. – Он чего-то смотрит на нас... Лодя побаивался коров, а о быках и говорить нечего. Именно поэтому он не двинулся с места.
– Лодя, идем! Видишь, он смотрит на нас.
– Не бойся. Не с такими дело имел.
Какое он имел дело с быками, Лодя еще не придумал, но Маша его и не спрашивала. Она только смотрела то на щуплого Лодю в широких и длинных, не по росту, трусах, то на здоровенного быка, у которого черная лоснящаяся шкура туго обтягивала каждый мускул.
Бык, по-видимому, был надежно привязан к березе. Лодю так и подмывало удивить Машу своим невероятным самообладанием. Он озабоченно сдвинул брови и сказал:
– Похоже, что веревка возле рогов перетерлась.
– Ой!.. Лодька, правда?
– Да. Я сейчас проверю. Отойди подальше на всякий случай.
– Лодька, вернись! Нет, это прямо сумасшедший какой-то! – закричала Маша, пятясь назад по дороге.
Лодя не обратил на этот крик никакого внимания. Размеренной поступью он приближался к быку. Берендей повернулся рогами к Лоде и с шумом выдохнул воздух: "Хух!" От этого "хух" у Лоди сразу ослабели ноги. Он уголком глаза посмотрел на Машу.
Та стояла уже возле самого леса и кричала:
– Лодя, не надо! Лодя, что ты делаешь?!
Это подбодрило Лодю. Он сделал еще несколько, на этот раз очень неровных, шагов и остановился в полутора метрах от быка.
Берендей опустил рога, сильно ударил себя хвостом по боку, и снова послышалось: "Хух!"
– Но-но у меня!.. Ты не очень-то! – слабеньким голоском сказал Лодя и сделал бочком еще один шаг.
Берендей крутнул головой, словно желая стряхнуть веревку, двойной восьмеркой оплетавшую рога, и двинулся к Лоде. Однако веревка натянулась и вывернула ему голову так, что один глаз стал смотреть в землю, а другой – в небо. Бык замычал протяжно и раскатисто. Маша завизжала. У Лоди что-то сжалось в животе. Он было собрался удрать, но увидел, что бык стоит в прежнем положении и веревка крепко держит его. "Дотронусь до морды и уйду!"
Лодя снова бочком приблизился к Берендею, сильно вытянул левую руку и, заискивающе приговаривая: "Быченька, быченька...", ткнул "быченьку" указательным пальцем в мягкий теплый нос. Берендей не шевельнулся. Лодя разом осмелел.
– Но-но! Не на того напал, – сказал он громко, чтобы Маша могла услышать, и снова ткнул быка в нос, на этот раз кулаком.
Берендей неуклюже попятился. Теперь можно было с достоинством уйти. Лодя повернулся и направился к Маше, стараясь не спешить и не оглядываться назад. Не оглядываться было очень трудно, потому что сзади слышалась какая-то тяжелая возня. Однако Лодя не повернул головы. Он даже изобразил на своем лице беспечную улыбку. Так он прошел примерно половину пути. И вдруг он увидел, как Машино лицо перекосилось, услышал, как она взвизгнула не своим голосом, увидел, как ее словно ветром сдуло и понесло по дороге к лагерю. Лодина голова сама собой повернулась.
Берендей, опустив рога, ровной рысцой бежал к нему. "Человек без нервов" не пискнул, не издал ни звука. В голове его мелькнуло: "Бежать!", а ноги уже пронесли его метров десять по направлению к лесу... Потом он подумал:
"Спрятаться!", а сам уже секунду лежал под ветками огромной, разлапистой ели, росшими почти у самой земли. Больше Лодя ни о чем не думал, только ждал, что бык сейчас доберется до него и забодает...
Но Берендей не появлялся. Долго, очень долго Лодя лежал пластом на сухих еловых иглах, потом приподнял голову и прислушался. Кругом было тихо. Трудно сказать, сколько времени длилась эта тишина: то ли пять минут, то ли полчаса. Наконец где-то совсем близко прозвучал тихий, прерывающийся голос:
– Лодя!.. Лодя, где ты? Лодя!
"Человек без нервов" выполз из-под ели, с трудом продрался сквозь густые заросли молодняка, которых он не заметил, спасаясь от Берендея, и очутился на дороге.
Маша стояла в трех шагах от него. Круглое лицо ее раскраснелось, ресницы слиплись от слез, от гладкой прически отделилось множество тонких прядок, которые слегка шевелились и поблескивали золотыми искорками. Лодя, наоборот, был бледен. Через нос и правую щеку его тянулась большая ссадина. Трусы, рубашка и всклокоченные пепельные волосы были унизаны сухими еловыми иглами.
Маша долго рассматривала его, потом глубоко вздохнула:
– Я уж думала, ты погиб. Лодя постарался улыбнуться.
– З-занятное приключение! – выдавил он, чуть заикаясь.
Оба помолчали, рассеянно оглядываясь по сторонам. Ни на дороге, ни в деревне, ни на лугу не было видно ни души. Вдруг на лице у Маши снова появилось испуганное выражение.
– Лодька! А Берендей! Где Берендей?
Лодя равнодушно махнул рукой в сторону леса:
– Там где-то.
Маша подошла поближе и посмотрела ему в глаза.
– Лодька, ты понимаешь, что ты наделал? Понимаешь? – сказала она. Лодя молчал,
– Он же в лес ушел! Он же пропадет! – почти крикнула Маша.
Только теперь Лодя увидел другую сторону всей этой истории. Из-за него сорвался с привязи племенной колхозный бык. Бык может уйти далеко в лес, может заблудиться, погибнуть... Плечи у Лоди опустились, лицо вытянулось.
– Вот что ты наделал!
Маша постояла в раздумье, зажав зубами кончик пионерского галстука, искоса, уже без всякого восхищения поглядывая на "человека без нервов". Потом она круто повернулась и скрылась среди молодых елочек. Лодя пошел за ней.
Лес был неровный. Плотные заросли елей походили на материки и острова. Между ними бухтами и проливами зеленели лужайки с пушистыми шариками одуванчиков. Маша как будто забыла свой страх перед Берендеем, забыла и о том, что в этом лесу можно заблудиться. То ей слышался треск сухой ветки, и она бежала на этот звук. То ей казалось, что за деревьями что-то шевелится, и она шла в противоположном направлении, продираясь сквозь колючий ельник.
Лодя всюду следовал за ней и думал: что они будут делать с Берендеем, если даже найдут его? Ведь ни он, ни Маша не решатся подойти к быку и на двадцать шагов. Не лучше ли пойти в правление колхоза и рассказать обо всем? Но как рассказать? Неужели так прямо и заявить: "Дорогие товарищи! Я выпустил вашего быка, и он ушел в лес. Пойдите поищите его". Нот! Уж лучше продолжать поиски, а там видно будет.
Постепенно Лодя ободрился и стал разглядывать траву, надеясь обнаружить следы Берендея. Но трава была невысокая и такая упругая, что Лодя даже собственные следы различал с большим трудом.
Так они петляли по лесу, пока не заметили, что одуванчики на больших лужайках стали красными от лучей заходящего солнца, а на маленьких лужайках, окруженных елями, сделалось тускло и серо.
– Лодька!.. Что ты наделал! Ты понимаешь, что ты наделал? – десятый раз повторяла Маша.
– В колхоз нужно идти. Заявить, – упавшим голосом ответил "человек без нервов".
Усталые, унылые, они побрели обратно. Маша неуверенно говорила, что им нужно идти правей. Лодя так же неуверенно предлагал забрать немного влево. На душе у каждого становилось все тревожней и тревожней.
Скоро, однако, в деревьях показался просвет, и ребята вышли к прямой, широкой просеке, на которой то здесь, то там росли приземистые кустики можжевельника. Маша сразу повеселела:
– Ой! Это же та самая! Она к лагерю ведет!
Маша раздвинула ветки, вышла на просеку, посмотрела влево, повернулась, посмотрела вправо... и попятилась.
Лодя подошел к ней и тоже взглянул направо: на просеке, шагах в пятидесяти от ребят, пасся Берендей.
Маша вцепилась в Лодину руку чуть повыше локтя и, не спуская глаз с Берендея, прошептала:
– Лодька, никому в колхозе не говорить, что это он из-за тебя сорвался!
– Вот еще! Буду я прятаться! – прошептал Лодя, тоже внимательно следя за быком...
– Лодька, тебе ничего не будет, потому что ты мальчишка, а для вожатых – неприятности.
Лодя помолчал. Маша еще крепче впилась в его руку:
– Лодька, дай мне честное слово, что не будешь близко к нему подходить!
– Л что?
– Я сейчас побегу в лагерь, а оттуда в колхоз... А ты оставайся здесь и никуда его не пускай, пока люди не придут. Только близко не подходи. Ладно?
– Л-ладно, – вяло ответил Лодя, тоскливо глядя на быка, на темные стены елей, сходившиеся вдали, на большое красное солнце, которое садилось в конце просеки.
![Юрий Сотник - «Архимед» Вовки Грушина [Издание 1947 г.]](/uploads/posts/books/208755/208755.jpg)