Анатолий Рыбаков - Приключения Кроша
Ехать в открытом кузове, между прочим, гораздо удобнее, чем в кабине. В кабине смотришь только вперед. Появится на дороге что-нибудь интересное, мелькнет и пропадет. А из кузова видишь все еще очень долго.
Так что сзади гораздо лучше! Тем более, что день был жаркий, в кузове дул ветерок, и ехать было довольно приятно, если бы не сознание, что нас лишили удовольствия буксировать машину.
По двухъярусному мосту мы пересекли Москву-реку, проехали мимо стадиона в Лужниках, мимо новой эстакады у Крымского моста, свернули на Садовую, потом у высотного здания на Красную Пресню, два раза пересекли железную дорогу и, наконец, выехали на окраину Москвы. Машина въехала в ворота склада, а мы остались дожидаться на улице.
Это была даже не улица, а сплошные заборы. Я ненавижу заборы. Они наводят на меня тоску. А в детстве наводили даже страх — мне казалось, что кто-то притаился за ними. И для чего они нужны?! Разве при социализме должны быть заборы?
Я поделился этой мыслью с ребятами. Но они со мной не согласились, сказали — нельзя без заборов! А Игорь менторским голосом добавил:
— Не умничай, Крош.
У Игоря было надутое, обиженное лицо. Уж кому-кому, а такому первоклассному водителю, как он, могли доверить буксировку машины. А тут послали Зуева… Все раздражало Игоря. Даже то, что Ивашкин заставляет нас так долго ждать.
По этому поводу Шмаков заметил:
— Нагрузить машину железа не так просто. Его не только взвешивают, но и считают количество листов.
— Неужели? — удивился я.
— А ты думаешь! Ведь оно оцинкованное, дорогое!
Я позавидовал глубоким практическим познаниям Шмакова Петра.
Наконец появилась машина Ивашкина. Мы влезли в кузов и легли на железо. Из-за этого мы не могли глазеть по сторонам. Но дорога в Липки нам хорошо знакома. Сколько раз ездили по ней в лагерь, когда были пионерами. Машины, поля, деревни, мачты электропередач, лески и перелески — все это было нам хорошо знакомо.
Ивашкин гнал машину вовсю. Обгонял другие машины, хотя на шоссе стояли знаки, запрещающие обгон. Один раз обогнал даже машину, которая сама в это время кого то обгоняла. Двойной обгон — грубое нарушение! Но зато как приятно мчаться так быстро. Бесспорно, Ивашкин — лихач. Но машину ведет классно, ничего не скажешь. Если бы за рулем сидел апатичный Зуев, ни рыба ни мясо, мы ползли бы как черепахи.
Солнце палило. Железо нагрелось, нам стало жарко. Даже прекрасная езда Ивашкина не улучшила нашего настроения. Мы никак не могли примириться с Зуевым. И зачем его послали! Особенно возмущался Игорь. Кривил губы и возмущался:
— «Приучайтесь к труду», «Будьте самостоятельны»… Красивые слова!
— Липа! — мрачно вставил Шмаков Петр.
— Глушат инициативу, — с серьезной миной добавил Вадим.
На этот раз я был согласен с Игорем. Действительно, машину потащат на буксире со скоростью самое большее пятнадцать километров в час. Неужели мы не могли бы сидеть за рулем!
— За нас думает дядя, — продолжал Игорь, — а нам думать не дают. Мы для них деточки. Это в шестнадцать лет! Когда Александр Македонский разгромил фиванцев при Херонее, ему не было восемнадцати. Наполеон в двадцать три года уже был генералом… Росли люди!
Он сделал паузу и мрачно добавил:
— Ничего не поделаешь. Двадцатый век — век стариков.
Машина продолжала мчаться по шоссе. Один раз Ивашкин даже проскочил на красный свет. Счастье его, что это был светофор-автомат и рядом не было милиционера.
— Где-то я читал, — начал вдруг Шмаков Петр, — про парнишку одного, не то казах, не то кореец. В шахматы играет, как первокатегорник. А ему всего пять лет.
Игорь снисходительно улыбнулся:
— Вундеркинд.
— А сколько мастеров спорта в шестнадцать лет? — настаивал Шмаков.
Игорь презрительно прищурился:
— Не видишь разницы между физическим развитием и интеллектуальным?
Но Петр гнул свое:
— А музыканты?
— Музыка — узкое дарование, — изрек Игорь.
— Олег Кошевой в шестнадцать лет был начальником штаба «Молодой гвардии»! — сказал Вадим.
— Исключительный случай, — возразил Игорь.
— На тебя не угодишь! — сказал Вадим. — «Исключительный случай, узкое дарование, чисто физическое развитие»!.. Ты не знаешь, чего хочешь.
Было ясно, что после эпизода с запасными частями Вадим начинает выходить из-под влияния Игоря. Я был этим очень доволен.
— И техника растет, — брякнул Шмаков.
Шмаков выражался иногда очень непонятно. Не все его понимали. Но я понимал. И, когда я видел, что он говорит не совсем ясно, я развивал его мысль.
— При Александре Македонском, — пояснил я мысль Петра, — был очень низкий уровень техники: слоны, мечи, копья, щиты. Разве можно сравнить с современной армией: ракеты, авиация, танки. И, чтобы овладеть современной техникой, надо гораздо больше образования.
— Эх, ты, — засмеялся Игорь, — слоны были не у Македонского, а у Кира!
— Македонский воевал не с Киром, а с Дарием, — ответил я.
— Дело не в царях, а в слонах, — сказал Игорь.
— Дело не в слонах, а в царях, — сказал я.
Игорь насмешливо кивнул на кабину:
— Я вижу, тебе очень нравится Зуев.
— Зуев — одно, Александр Македонский — другое, — ответил я. — Лев Толстой был глубокий старик, но это не значит, что его век — это век стариков. Примеры: Лермонтов, Добролюбов…
Потом пошла такая медленная, ленивая перебранка, что я ее даже не запомнил.
Было жарко, было лень, и мы уже доехали до поворота на Липки.
11
Липки — дачный поселок. В нем полно заборов. Над некоторыми даже натянута колючая проволока. Живут здесь частники и дачники. Дачники снимают у частников дачи. Частники здорово дерут с дачников.
Машина остановилась. Зуев высунулся из кабины:
— Ребята, топайте в лагерь. Мы разгрузимся и приедем.
Мы слезли с машины и пошли на строительство лагеря. Мы увидели несколько больших деревянных дач, опоясанных длинными верандами. Кругом лежали доски, бревна, тес, кирпичи и другие строительные материалы.
Мы зашли в одну дачу — пусто. В другую — тоже пусто. Ни живой души, ни мебели.
Только на третьей даче мы услышали голоса. Они доносились со второго этажа. Мы поднялись туда и увидели ребят из класса «Б». В ленивых позах они развалились на полу и вели ленивый разговор.
Когда мы вошли, они замолчали и уставились на нас. Мы воззрились на них. Нам стало ясно, что у них за практика.
— Трудитесь? — насмешливо спросил Игорь.
Они как истинные лодыри ответили:
— А что?!
— Завидую, — сказал Игорь.
Из дальнейшего разговора выяснилось, что у них простой из-за отсутствия строительных материалов. Здесь сидела только часть ребят, другая ушла купаться. Однако было видно, что простой для них только одно удовольствие.
— Кормят вас, не отказывают? — заметил Шмаков Петр.
Они опять вызывающе ответили:
— А что?!
— Ряшки у вас гладкие, вот что, — сказал Шмаков.
Они радостно загоготали, будто Петр сказал им нечто очень лестное. Даже обижаться им лень.
Мы объяснили цель своего приезда и спросили, где находится списанная машина.
— У кладовщика, — ответили они.
— Может быть, оторвете свои седалища от пола и покажете нам кладовщика? — спросил я.
Никто из них даже не двинулся с места. Они опять загоготали и начали всячески издеваться над нашим намерением восстановить машину. Они были, в общем, неплохие ребята. Но сейчас на них напало такое настроение. Бывают моменты массового психоза, когда весь класс начинает ни с того ни с сего смеяться, орать, вытворять всякие штуки. Такой момент наступил и у них.
— Довольно ржать! — сказал я.
Но они гоготали как сумасшедшие. И все по поводу машины. Таким смешным и диким казалось им наше намерение ее восстановить. Они ведь ничего не понимали в автомобильном деле. Глупости они пороли невероятные. Но каждая глупость казалась им верхом остроумия. Результат чрезмерного питания плюс безделье.
— Веселитесь! — сказали мы и пошли искать кладовщика.
…Мы думали, что быстро приготовим машину к буксировке, подцепим ее и поедем. Это оказалось не так просто. Я понял, что без Зуева мы бы ничего не сделали. Ивашкин никакого участия в работе не принимал, посидел немного и ушел.
Зуев велел нам накачать баллоны, а сам стал налаживать свет и сигнал. Без света и сигнала запрещается буксировать машину.
Надевать покрышки на диски, заправлять в них камеры очень тяжелое дело. Мы вертели колесо туда и сюда, наверно, вертели бы до утра. Игорь кричал на Вадима, я тоже стал кричать на Вадима, — Вадим хватался то за одно, то за другое. В конце концов мне стало его жаль. Он ни в чем не был виноват, мы вымещали на нем свое раздражение. Я перестал кричать на него и сказал Игорю, чтобы он тоже не кричал. Игорь ответил: «Не учи!» — но орать на Вадима перестал.
